Северное сияние - Филип Пулман

Затаив дыхание, слушала Лира древние легенды Мшистых Болот: о страшном черном псе-призраке, который душит по ночам людей, о болотных огнях и ведьмином масле, что поднимается пузырями на поверхность топей. К концу пути, сама того не замечая, девочка совсем свыклась с мыслью о том, что она цаганского роду-племени. Весь ее лондонский лоск быстро слез, вернулась прежняя оксфордская хрипотца, к которой прибавился цаганский говор. Послушав, как бойко Лира стрекочет на языке жителей Мшистых Болот, матушка Коста невольно попеняла ей:

— Вот что, дочка. Ты слов-то цаганских понахваталась, но цаганкой от этого не стала. То, да не то, как ни крути. Разница-то, она ведь в сердце. Мы народ водный, а ты из огня. Пока что ты сильнее всего на болотный огонек похожа, а у него внутри, сама знаешь, ведьмино масло, потому и горит. Увертливая душа у тебя, вот что я тебе скажу.

— Как это увертливая? — оскорбилась Лира. — Я что, обманываю кого? Да вы кого хочешь спросите!

Кого хочешь спросить не получилось, некого было спрашивать, и мамаша Коста добродушно расхохоталась:

— Ах ты, цыпленок мой, я ж тебя, дурочку, хвалю, а ты не понимаешь! — И Лира немедленно успокоилась, хотя и правда ничего не поняла.

К исходу дня лодка подошла к Бьянплацу. На фоне багрового заката островок и громада Заала (так назывался на местном наречии просторный деревянный дом) казались угольно-черными. Неподалеку темнели крыши лачужек, и над каждой вился дымок. В воздухе вкусно пахло жареной рыбой, табаком и можжевеловой водкой. И всюду — лодки, лодки, лодки.

Они пришвартовались в двух шагах от Заала. Тони с гордостью сказал, что этот причал принадлежит семейству Коста из поколения в поколение. Мамаша Коста мигом достала сковородку, и вскоре на ней скворчала жиром и подрумянивалась парочка угрей, а в котелке пыхтело картофельное пюре. Тони и Керим, поблескивая напомаженными проборами, облачились в свои парадные кожаные куртки, повязали на шеи темно-синие платки в горошек, а на каждую руку нацепили не меньше десятка серебряный перстней. В таком виде, затмевая друг друга, они отправились потолковать с дружками на соседних лодках и промочить горло в ближайшем питейном заведении.

Вернулись они с важными известиями.

— Вовремя мы успели. Сход нынче ночью. В городке поговаривают, что пропавший ребенок прячется на цаганской лодке и на сходе объявится. Вот ведь, языки-то без костей, а?

Тони расхохотался и ласково потрепал Лиру по голове. Еще на подходе к Мшистым Болотам его диковатая угрюмость постепенно начала уступать место природному добродушию, словно с лица мало-помалу сползала уродливая маска. Приплясывающая от нетерпения Лира мигом проглотила еду, вымыла тарелки, сунула веритометр в карман волчьей шубы и через несколько минут уже проталкивалась в толпе цаган к дверям стоявшего на вершине холма Заала.

Поначалу она было приняла слова, сказанные Тони, за шутку, но здесь, на берегу, сообразила, что это не так. Видимо, Лира здорово отличалась от остальных цаган. Люди глазели на нее, а дети, так и вовсе пальцами показывали. Под конец толпа попросту расступилась, и семейство Коста со своим найденышем шло к дверям Заала по коридору из любопытных, которые смотрели на них, о чем-то переговариваясь.

Вот тут Лире стало по-настоящему не по себе. Она жалась поближе к мамаше Коста, а Пантелеймон, желая подбодрить девочку, обернулся леопардом самого внушительного размера, на какой только был способен. Мамаша Коста павой выступала по ступенькам лестницы, и было видно, что никакая сила не может ни остановить ее, ни заставить идти быстрее. Тони и Керим, как принцы крови, держались чуть позади.

В Заале горели лигроиновые лампы, их свет выхватывал из темноты лица присутствующих, но могучие стропила и потолок тонули во мраке. Народу было так много, что даже за место на полу приходилось изрядно поработать локтями.

Все места на скамейках уже давно были заняты, но, памятуя, что в тесноте, да не в обиде, люди теснились, дети лезли к взрослым на колени, а альмы устраивались либо в ногах, либо по стенам, уцепившись за грубо обтесанные бревна.

В центре Заала возвышался подиум, на котором стояли восемь резных деревянных кресел. Не успели Лира и ее спутники занять места у стены (поскольку сесть уже было некуда), как откуда-то из темноты на подиум шагнули восемь мужчин и застыли каждый перед своим креслом. По залу прокатилась волна нетерпеливого ожидания: люди зашикали на болтунов, опоздавшие торопились втиснуться на переполненные скамейки. Наконец наступила полная тишина. Семеро из стоявших на подиуме сели на свои места, один так и остался стоять.

Это был высокий старик, наделенный, судя по всему, могучей силой. Глядя на его широкие плечи и бычью шею, никто бы и подумать не мог, что ему за семьдесят. Одет он был, как и большинство цаган, в парусиновую куртку и клетчатую рубаху, но весь его облик дышал той властной мощью, что мгновенно выделяет человека из толпы. Лира уже встречала такую силу, поэтому ей на миг показалось, что старик чем-то похож на дядю Азриела или на магистра колледжа Вод Иорданских. На магистра даже еще больше. У него альм — тоже ворона.

— Знаешь, кто это? Джон Фаа, владыка всех западных цаган, — шепнул ей Тони.

Джон Фаа поднял руку и приготовился говорить.

— Братья и сестры, — прогудел его низкий размеренный голос. — Добро пожаловать на сход. Мы пришли сюда, чтобы слушать и потом решить, что же нам делать. Вы знаете, какая у нас беда. Здесь сидят семьи, которые потеряли детей. Кто одного, а кто и поболе. Враг крадет у нас наших малышей. Правда, мы в своем горе не одиноки. Воруют не только цаганских ребятишек, тут мы с оседлым людом квиты. Теперь о пропавшей девочке и награде за ее поимку. Лучший способ прекратить досужие сплетни — это сказать правду. Девочку зовут Лира Белаква, ее ищет вся полиция Англии. За ее выдачу назначено вознаграждение в тысячу золотых. Да, эта девочка не цаганской крови, но она сейчас под защитой цаганского племени, и мы ее не отдадим. Пусть тот, кто решил заработать эту тысячу золотых, знает, что не будет ему покоя ни на земле, ни на воде. Всюду достанем его, собаку.

Лира почувствовала, что лицо ее заливает жаркий румянец. У нее, наверное, даже пятки покраснели. Застенчивый Пантелеймон от смущения обернулся ночным мотыльком. Изнывая под пристальными взглядами присутствующих, девочка умоляюще оглянулась на мамашу Коста, ища у нее защиты и опоры.

Джон Фаа продолжал:

— Сколько бы мы ни говорили, словами горю не поможешь. Если мы хотим чего-то добиться, нужно действовать. Знайте, что мертвяки, похитители наших детей, свозят их на Крайний Север, где лежат земли Тьмы. Что они там с ними делают — не знаю. Люди разное болтают. Кто говорит, дескать, убивают, а кто рассказывает вещи и пострашнее. Мы пока не знаем, что именно они делают с нашими детьми. Но мы твердо знаем другое: они делают это с благословения Святой Церкви и полиции. Ясно одно: все самые могущественные силы помогали, помогают и будут всемерно помогать им творить зло. Запомните это, цагане. Так что же делать нам? Я предлагаю снарядить боевой спасательный отряд, который проберется на Север, отобьет детей у мертвяков и приведет их назад. Приведет живыми. Для этой цели нам понадобится все наше золото, а также все наше умение и мужество. Ты что-то хотел сказать, Раймонд ван Геррет? Говори!