Ослокрады. Говорящий сверток - Джеральд Даррелл

И пласт скручивался в рулон, становился все меньше и меньше и наконец с тихим звуком, словно лопался крошечный воздушный шарик, исчезал.

— Невероятно, — проговорил Саймон.

— Значит, вы просто приказываете им? — спросил Питер.

— Да. — Попугай вытер лоб крылом. — Однако для этого необходимо очень сосредоточиться. Затем остается выдумать их во что угодно — что угодно неодушевленное, разумеется. Глядите.

Он подошел к одной из пластин желе и вытянул вперед крыло.

— Дай мне два куска пятьдесят сантиметров на сорок, — приказал он, и пластина послушно оторвала от себя два куска требуемого размера.

Попугай взлетел Пенелопе на плечо.

— А теперь, — сказал он, — стойте тихо, я их во что-нибудь выдумаю.

— Во что? — не утерпел Саймон.

— Ведра! — приказал Попугай, не спуская пристального взгляда с кусков желе.

И дети увидели, как куски из бледно-зеленых стали темно-зелеными. Потом вдруг принялись дергаться, и корчиться, и извиваться, и подпрыгивать, и скручиваться, и всячески кривляться. Потом еще разок как-то особенно замысловато искривились, послышалось тихое «щелк» — и перед ними очутились два красивых ведерка.

— Слушайте, это просто чудо! — Питер был совершенно потрясен.

— Теперь понятно, почему ты утверждал, будто желе такое полезное, — заметил Саймон.

— Самая полезная вещь на свете, — убежденно сказала Пенелопа.

Попугай наполнил одно ведро холодным молоком, а другое сливками из раковины одного из тельцов. Потом они поблагодарили стадо, которое хором откликнулось вежливым «му-у», и, захватив пластины желе, отправились обратно на реку.

— Наконец-то явились, — встретила их Дульчибелла. — Не слишком вы торопитесь. Я уже хотела снаряжать за вами спасательную экспедицию.

— Ну, откуда бы ты ее взяла, эгоистка ты этакая, — сказал Попугай. — Вечно ты все преувеличиваешь.

— Мы принесли тебе сливок, — поспешно вставила Пенелопа.

— Сливок? — повторила паучиха. — Как мило. А тлю на закуску, конечно, не принесли?

— Ты знаешь, нет, — серьезно ответила Пенелопа.

— Что делать, — вздохнула Дульчибелла. — Этого следовало ожидать.

Попугай, очень сильно сосредоточившись, выдумал желе в великолепную новую надувную лодку, и они, погрузив в нее все свои пожитки и клетку, спустили ее на мирную гладь реки.

— Йо-хо-хо и прочая чепуха, — весело проговорил Попугай. — Еще немного — и мы доберемся до Единорожьих лугов, а оттуда до Кристальных пещер полчаса подъема.

— Прямо мечтаю увидеть единорогов. — Пенелопа, сидевшая на корме, опустила руку в золотистую сверкающую воду. Питер и Саймон гребли дружно, и лодка шла хорошим ходом.

— Звери очень живописные, нельзя не признать, — рассудительным тоном произнес Попугай, — но очень, очень заносчивы. Держатся особняком. Снобы! Всегда отвечают: «Это нас не касается». Хотя в Мифландии, разумеется, все касается всех. Ведь мы непременно должны верить друг в друга, иначе мы все исчезнем, не так ли?

— Может, они просто застенчивы? — предположила Пенелопа.

— Застенчивы? Ну нет, о них этого не скажешь, — проговорил Попугай. — Нет, им просто лень. Любят поважничать. Когда я навещал их по поводу василисков, знаете, что они сказали? Я прямо взбесился. Они сказали: «Нам какое дело? Это уж ваша с Ха-Ха забота обуздывать буйные элементы». А? Я им покажу «буйные элементы».

— Лес кончается, — заметил Питер. — Мы, кажется, выплываем на открытую местность.

— Дайте-ка я слетаю на разведку.

И Попугай, захватив подзорную трубу, улетел. Через несколько минут он вернулся, сделал круг над лодкой и с большим искусством приземлился Пенелопе на плечо.

— Путь свободен! — объявил он. — Никого не видно. Держите на ту бухточку, мы там высадимся.

В бухте они вышли на берег. Выпустили воздух из лодки и сложили ее. Затем они зашагали по холмистым лугам, на которых там и сям были разбросаны купы синих кустов, усеянных красными цветами размером с подсолнух. Впереди, километрах в трех от них, виднелись лесистые холмы; там-то, по словам Попугая, находились Кристальные пещеры.

Хотя солнце не поднялось выше, воздух сильно разогрелся, и мальчики, тащившие в придачу к своим пожиткам и провизии дом Попугая со всей обстановкой, изнемогали от жары. Когда они добрались до середины пути, Попугай разрешил им отдохнуть. Они с радостью опустили ношу, легли в тень под большой синий куст и как следует напились молока, что было весьма кстати.

— Я дойду до вершины холма, погляжу, свободен ли путь, а вы хорошенько отдохните, — сказала Пенелопа.

— Смотри будь осторожна, — напутствовал ее Питер.

— Там открытая местность, думаю, ей ничто не угрожает, — заметил Попугай, собравшийся подремать на своей клетке.

— Я далеко не пойду, — пообещала Пенелопа.

— Расскажешь потом, что увидишь, — сонным голосом пробормотал Саймон, — а встретишь василисков — не забудь от них удрать.

— Не беспокойся, не забуду.

И Пенелопа медленно побрела вверх по склону, наслаждаясь душистым воздухом, дивными красками неба и упругой мягкостью травы под ногами.

Взойдя на холм, Пенелопа заглянула в следующую долину и залюбовалась сочетанием лиловой травы, синих кустов и красных цветов. Вдруг она заметила, что какое-то маленькое существо прошмыгнуло из одного куста в другой, но так быстро, что она не успела разобрать, кто это был. Она живо забралась в синий куст и притаилась, выжидая, чтобы животное появилось снова. Оно тут же и выскочило, и Пенелопа тихонько ахнула от удивления и восторга: это был бледно-голубой крошка единорог с огромными синими глазами, грива и хвост у него были словно из золотой пряжи, а витой рог как будто сделан из прозрачного золотистого ячменного сахара. Маленький единорог застыл в напряженной позе, навострив уши, раздув ноздри, повернув голову назад.

И тут вдруг Пенелопа похолодела от страха: на гребень холма важной поступью вышел василиск, похожий на гигантского разноцветного петуха. Он остановился, огляделся вокруг, жестокие зеленовато-золотистые глаза его сверкали, чешуя отливала зеленым, золотым и красным. Когда он повернул голову, Пенелопа услыхала, как зашуршали и заскрипели тершиеся друг об друга чешуйки, увидела, как из ноздрей показались струйки голубоватого дыма, а из клюва вместе с дыханием вырвались крошечные язычки оранжевого пламени. Единорог, вероятно, тоже заметил василиска, он повернулся и бросился бежать по долине, то заскакивая в кусты, то выскакивая наружу, и наконец остановился совсем недалеко от того места, где пряталась Пенелопа. Ей было видно, как раздуваются его ноздри и бока, слышно, как со свистом вырывается дыхание.

Василиск внимательно оглядел долину, дернул, как кошка, направо-налево раздвоенным хвостом, нагнул свою большую петушью башку и принялся обнюхивать землю, тихо, но злобно рыча. Ничего страшнее этих звуков Пенелопа в жизни не слыхала. Единорог тоже заслышал это рычание, но, очевидно, так обессилел, что не побежал, а лег комочком на землю и прижал назад уши; в широко раскрытых глазах его стоял ужас. Внезапно василиск, видимо почуяв его