Владимир Высоцкий: Эпизоды творческой судьбы - Олег Терентьев

Вообще в спектакле было много песен. Там не только Володя пел, но и другие актеры. Буров, например, пел какую-то хорошую лирическую песню. А вот кто их сочинял — этого я не знаю». (12)

«Песни к «Дневнику женщины» — и ту, которую пел Володя (а затем Привальцев и Стрельников), и которую пою я, и все остальные, написал А. До-духанян. А тексты песен сочинил Марк Лисянский». (6)

«Он играл Сашу, его партнершей была Е. Ерохина. Володя был очень хорош в этой роли (...). Он там даже играл на гитаре и пел песню;

Думы мои, думочки,— дамочки и сумочки,

Я впервые в жизни потерял покой.

Ах, любовь-отрада, ах, любовь-досада,

Что ты, что ты делаешь с людьми порой...

Но это песня не его — она туда специально была написана. Как раз сцена, где он поет, была просто концертной, и ее обычно играли в шефских концертах — она очень подходила для этого (...). Фактически у него это была единственная приличная роль в нашем театре, все остальное — вводы и эпизоды». (15)

«В июне 1962 года, по окончании сезона, театр выехал на гастроли по Уралу — в Свердловск и Челябинск. Мы повезли туда несколько премьер, в том числе «Свиные хвостики» и «Дневник женщины», в которых был занят Володя Высоцкий.

Обычно в других городах по местному телевидению показывали что-то характерное из спектаклей театра. Это была своеобразная реклама, можно сказать, анонс. И вот в Свердловске на телестудии состоялась встреча с актерами нашего театра, которая транслировалась в прямом эфире. Там была сыграна сцена из «Дневника женщины» — вполне приличный большой эпизод, где Володя исполняет песню». (12)

«Наш режиссер Б. И. Равенских очень хорошо относился к Володе, любил его. Но у них постоянно возникали какие-то споры, творческие и нетворческие. Борис Иванович был поборником жесткой дисциплины, Надо сказать, что Володя работал всегда с исключительной самоотдачей, но при условии, что он делал дело, которое понимал и принимал. А у нас в театре тогда он не имел творческой реализации и, как следствие этого, мог порой относиться к службе в театре, скажем, без должного почтения. На этой почве у них с Равенских порой случались конфликты». (10)

«Уступать Высоцкий не любил, да и не умел — тормозов у него в ту пору было мало. Когда у них с главным режиссером возникали разногласия (назовем это так), то нам приходилось Володю отстаивать. Особенно защищала его Фаина Георгиевна Раневская (...). Так что существование Володи у нас в театре не было безоблачным. И те два года (с перерывами), что он у нас работал, Высоцкий, не считая отдельных удач в эпизодах, как актер практически не раскрылся». (13)

«Периодически Равенских отстранял Володю от репетиций и спектаклей, но через несколько дней обычно сам же возвращал его обратно (...). Последний раз Володя ушел от нас, когда театр был на гастролях в Челябинске,— это сразу после Свердловска, в июле 1962 года». (14)

«Я не раз слушал его пение в театральном общежитии на Трифоновской, куда он, живя рядом, частенько заглядывал. Там мы летом 1962 года и познакомились.

Стояла страшная жара, и меня весьма удивило, что Володя был одет во все черное — и рубашку, и костюм. Особенно поразил костюм, чем-то напоминающий форму моряка гражданского флота. Высоцкий сидел на продавленной кровати. Рядом лежала простая гитара с перевязью из электрического шнура (...). Мы, щукинцы, тогда бредили театром «Современник» и, естественно, чаще всего говорили о нем. Но Володя будто избегал театральных разговоров, сыпал анекдотами, шутил. И я почему-то подумал: «Видно, не складывается у него судьба в театре».

В тот день я впервые услышал ставшие потом столь популярными так называемые «уличные песни». Уже тогда в его исполнении довольно отчетливо выступали особенности «СТИЛЯ Высоцкого»: горловое звучание, растянутые согласные и выразительный разудалый темперамент. Помню, кто-то удачно сострил по поводу одной строки из его песни, и Высоцкий, что больше всего меня подкупило, нисколько не обидевшись, от души хохотал вместе с нами».(3)

«На съемки фильма «Живые и мертвые» [«Мосфильм», 1963 год. Режиссер А. Столпер, роль: веселый солдат. Фильм вышел на экран 22 февраля 1964 года] я попал с подачи Володи Высоцкого. Это было в августе 1962 года. Столпера и Кочаряна я тогда не знал, и вдруг они меня вызывают на пробу, дают почитать сценарий... Оказалось, это Володя сказал Кочаряну, что, мол, на роль лейтенанта Хорышева берите Пушкарева — он подойдет, А сам Володя на эту картину даже не пробовался. Его просто Лева взял на съемки. В то время у них с Люсей как раз должен был родиться ребенок, а Володя был без работы. Поэтому актер в таких случаях соглашается на все, на любую работу.

Съемки на натуре проходили в сентябре — октябре под Истрой. Мы — вся съемочная группа — жили там в пионерском лагере практически целый месяц. Володю это устраивало: там и суточные платили, и зарплата шла...» (2)

Фрагмент письма В. Высоцкого Л. Абрамовой. Июнь 1962 г.

«— Значит, совсем оторвались от мира,— рассмеялся шофер.

— Вот это ты точно говоришь, что отстали от мира,— хлопнув по колену шофера из танковой бригады, сказал Золотарев [В фильме эту роль играл Ю. Дубровин,— Авт.],— меня, например, взять — я уже почти три месяца за баранку не держался.

— Мало кто за что по три месяца и боле того не держался,— отозвался в углу кузова чей-то тонкий веселый голос,— и то пока не жалуемся. Едем да терпим. А он за свою баранку слезы льет...

В грузовике засмеялись». (19)

[Это единственная фраза Высоцкого в фильме.— Aвт.)

«В фильме Володя сыграл мало — всего три эпизода. Один из них, наиболее известный, — когда он едет в кузове грузовика. Но это снимали в мое отсутствие. А вот два других эпизода — при мне. Первый — в сцене, где разбирают переправу. Я, помнится, что-то командую, а Володя — в группе солдат. Очень большая массовка, и, конечно, на общем плане разглядеть нас практически невозможно.

Второй эпизод — когда мы с ним тащим по брустверу пулемет «максим». Эта сцена для нас памятна тем, что мы тогда, может быть, по-настоящему ощутили, что такое — быть на войне. Произошло это следующим образом: сцена выходила плохо, ничего у нас не получалось, потому, наверное, что я «наигрывал» с этим пулеметом, как и все обычно делают, изображая войну. И вдруг (для нас это явилось полной неожиданностью) на съемки приехал Константин Симонов. Ему была очень важна эта сцена. Что она у нас не получается, он заметил сразу, приостановил съемку и очень много рассказал нам о войне...

...Мы с Высоцким слушали как завороженные. И во многом эта беседа способствовала последующей удачной съемке нашего эпизода. Думаю, что и для Володи этот разговор имел в дальнейшем очень большое значение при написании военных песен». (2)