Города Беларуси в некоторых интересных исторических сведениях. Гомельщина - Юрий Татаринов

И тогда еврейская община обратилась за помощью к местному помещику, владельцу Турова, дворянину Людвигу Даниловичу Нарейко. Неизвестно, что было обещано тому, но 17 апреля 1903 г. Л.Д. Нарейко выдал Туровскому еврейскому обществу разрешение на постройку каменной синагоги. Местом строительства был выбран плац, где располагалась деревянная синагога, построенная в 1884 г.

Чертежник Е. Дрейзин составил план. Три года при участии инженера А. Нектаревского и архитектора Л. Добролюбова шло строительство. 30 октября 1907 г. минский вице-губернатор подписал разрешение на открытие каменной синагоги с выдачей свидетельства на право совершения молитвенных собраний.

В 1908 г. было избрано духовное правление синагоги из пяти членов во главе со старостой Шмуйлой Ароновичем Чечиком. Синагогу освятили в том же году.

Пристань. Впадающие в Припять в районе Турова реки Горынь, Лань, Случ, Ствига, Птичь вызывали разлив, который простирался в этих местах на много километров и напоминал море. Островками в нем виделись деревни, неделями отрезанные от внешнего мира. Единственным средством передвижения в такой период становились лодки. Леонид Смиловицкий сообщает, что Туровская пристань была устроена на высоком берегу, поэтому никогда не затапливалась. С ее причала отправляли строительный лес, шпалы, уголь, деготь, овес, муку, лен, мясо, шкуры, спирт, яблоки, рыбу, гончарную посуду. Завозили в Туров соль, керосин, спички, сахар, бакалею, кирпич, железо. Рекой Туров соединялся с Пинском, Мозырем.

Средства передвижения. На частных (домашних) верфях Турова строили средства передвижения по воде: челноки — небольшие лодки, выдолбленные из цельного ствола дерева, барки — суда, грузоподъемностью до семи тонн, берлины — суда, ходившие под парусом и бравшие на борт до 16 тонн. Для небольших перевозок строили шугалеи — длинные лодки из цельного дубового ствола, края которых обшивали сосновыми досками.

Плейтухи. Речным извозом в Турове занимались Шустерманы. Их было четыре брата — Гершл, Абе, Мотл и Лэпе. Они имели в Турове прозвище плейтухи. В других местах Беларуси плотогонов и речников называли плитниками. Шустерманы гоняли до Днепра. Максимальная грузоподъемность управляемых с помощью шеста лодок их составляла 40 пудов.

(По воспоминаниям туровчан)

В 2000 г. мне выпало целый месяц жить в Турове. Я снимал дом с большим садом в этом городе и писал свою книгу «Ятвяги» (2004). Воспоминания о том месяце у меня самые светлые.

Занятие литературным искусством требует постоянной хорошей физической формы. Поэтому в тот памятный август утром и днем я занимался повестью, а вечером отправлялся рубить дрова местным или играл в футбол с туровскими мальчишками. Потом купался в Припяти. Вода в этой реке, как в той сказке — живая, она силы дает, освежает, еще и сны хорошие дарит.

Общаясь с туровчанами, я слушал их истории, записывал. И теперь, когда выпало делать книгу об этом городе, решаюсь воспроизвести одну из тех записей. Молодежь должна знать о старинной и по-своему романтичной профессии, которая нынче, кажется, канула в лету. Тем более история эта касается реального человека, местного жителя, которого все здесь так и звали — бакенщик.

Человек этот имел не только необычную работу, но и колоритную фигуру — был два с лишком метра ростом. Каждое утро, задолго до рассвета богатырь отправлялся на весельной лодке в 15-километровый путь по Припяти. Грести приходилось против течения, а у Припяти, поверьте мне, течение не из слабых. Он наведывался к маяку, свет на котором он обязан был потушить с первыми лучами рассвета. Пробыв день на берегу, где стоял тот маяк, бакенщик на заходе солнца опять зажигал маяк и отправлялся в обратный путь. Такая у него была служба. Причем, не знал он ни выходных, ни праздников. Только представьте себе, каково было этому человеку холодной весной или дождливой осенью. Надо было плыть и в грозу, и в туман. Никто, кроме него, тот ненавистный маяк не погасит и не зажжет. Даже заболеть было нельзя, ибо некем было заменить этого богатыря, не находилось таких, героев в хорошем смысле этого слова. Надо было плыть и зажигать маяк, потому что если не сделать этого, то курсирующие по Припяти суда могли удариться о берег и затонуть. А ведь эти суда тянули тяжеленные баржи — с углем, песком, доломитом, лесом…

С пустыми руками бакенщик не возвращался. То рыбы привезет, то сена, то дров. Сено он заготавливал там же, на острове, где стоял маяк. Он перевозил его в лодке, а потом от пристани тащил через весь город на спине. Пьянчужки лежали в теньке в скверах и смеялись над ним. Обязанный рубить прибрежные заросли, осенью бакенщик каждый день привозил по вязанке дров. Так и заготавливал на зиму…

И дом в Турове он отстроил себе тоже необыкновенный. Во-первых, высокий, под стать своему росту, гораздо выше других хат. Вдобавок, обладая чувством эстетики, украсил его всякого рода наличниками, ставенками. Дом тот и теперь заметнее других, несмотря на то, что хозяина его давно уже нет в живых…

ПЕТРИКОВ

(июль, 2010)

В Петрикове чувствуется дух старины. Сюда следует наведаться хотя бы ради одного этого.

Как и следовало ожидать, название города не имеет отношения к традиционному, схематическому представлению о том, как оно было образовано. Опять мы должны вспомнить о глубокой древности и аборигенах. И опять об этом расскажет топонимика и ее корифей профессор Гомельского университета Александр Федорович Рогалев.

Археологи называют Петриковское селище VI–VII вв., расположенное на западной окраине города, первым раннеславянским селищем на территории Беларуси. Оно было предшественником местечка XV в. и прообразом современного города.

С помощью суффикса — ов в топонимии в древнерусскую эпоху образовывались названия поселений, которые являлись прилагательными. При этом относительные прилагательные подчеркивали расположение поселения на определенной водной артерии. Петриков расположен на левом берегу Припяти. Когда-то река была более полноводной, подбиралась под самые возвышения Петриковского селища. На различных участках своего течения она имела разные названия. Одно из ее верховьев называлось Пирог и соответствовало гидрониму Перга (у Уборти один из притоков до сих пор сохраняет такое название). В этом слове заключена древняя корневая основа перт-, использовавшаяся на территории Восточной Европы для наименования рек, на которых имелись поселения бобров. Это древнее финно-угорское слово. Оно обозначает «дом», «строение», даже «баня». Так впервые назвали место своего постоянного обитания здешние первопоселенцы. Впоследствии на берега Припяти пришли славяне и на свой лад переиначили это сложное для них и непонятное (финно-угры говорили на своем языке) наименование. Перт сделался Петриковым. Впрочем, произошло сие, по-видимому, уже в христианскую эпоху, потому что до этого имен Петр, Петрик у славян-язычников не существовало.

(По материалам районной книги «Памяць», опубликованной в 1995 г.)

Одним из первых упоминаемых в летописях владельцев Петриковских земель является князь Владимир Ольгердович, двоюродный брат великого князя Витовта Кейстутовича. В 1395 г. он получил от последнего Копыль и Слуцк.

Его преемником был князь Александр, прозванный Алельком.

В 1502 г. хозяином здешних земель упоминается князь Семен Алелька. На реке Узе за Бобруйском он разбил крымских татар и освободил из плена множество соотечественников.

Непосредственно с Петриковым связано имя князя Юрия Семеновича Алельки (1492–1542). Этот человек построил в городе деревянную крепость, которая размещалась в центре Петрикова, на высоком берегу Припяти, в том месте, где теперь находится городской парк. В 1535 г. эта крепость была разрушена русским воеводой Овчиной.

Последний из Алельковичей князь Юрий Юрьевич умер в 1586 г. Умерли его сыновья. Единственной наследницей осталась малолетняя дочь Софья. Опекуном ее был назначен свояк, жемойтский староста Юрий Хадкевич, а потом его брат виленский каштелян Героним Хадкевич. В 1600 г. Софья вышла замуж за Януша Радзивилла, а местечко и имение Петриков перешли в собственность виленского каштеляна и брестского старосты Геронима Хадкевича.

В 1617 г. Героним Хадкевич умирает. Право на собственность Петрикова и окрестных земель переходит к его сыну мозырскому старосте Криштофу Хадкевичу, впоследствии виленскому каштеляну. В этот период в Петрикове действовали две православные церкви. Криштоф Хадкевич строит здесь еще и униатскую церковь. А в 1638 г. со своей женой Зофией Горской фундует еще и костел Благовещения.