Товарищ "Чума" 6 (СИ) - lanpirot
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я понимаю, о чем ты, Лаврэнтий… — остановившись, произнес вождь. — Вернее, о чём все ви сэйчас подумали. Вспомните, — призвал он, — ведь сверженным царским режимом религия использовалась как проверенный инструмент подавления классовой сознательности и содержания трудящихся масс в покорности!
Люди в кабинете слегка оживились и в их глазах вспыхнуло понимание. Иосиф Виссарионович крепко знал своё дело, и те кнопки, на которые стоило нажимать в нужный момент. Мощно задвинул, молодца! Но на этом вождь не остановился, а продолжал рубить правду-матку.
— А ведь ви, товарищи чекисты, — Иосиф Виссарионович ткнул мундштуком трубки поочерёдно в каждого сотрудника ГБ, — не хуже, а то и лучше моего знаете, что церковный бюрократический аппарат на заре нашей совэтской власти был кузницей контрреволюционной деятельности! Ибо лишились попы реальной власти и благ вполне земных. Не так ли, товарищ Берия?
— Всё так, товарищ Сталин, — поднялся на ноги Лаврентий Павлович. — Благодаря нашим усилиям, церковь так и не сумела стать идейным оплотом российской контрреволюции.
— Вот! — довольно произнес Иосиф Виссарионович. — Но нэ стоит и забывать, товарищи, что всэго этого не произошло бы, если всэ наши начинания нэ поддерживались значительной частью нашэго народа! А срэди низших слоёв насэления Российской Империи церковь задолго до рэволюции утратила свой авторитет. И утратила она его нэ по причине веры или рэлигиозных воззрэний, а потому, что была казённой структурой, служившей нуждам импэриализма — аристократии и буржуазии, и никогда нэ откликавшэйся на нужды простого трудового народа. Вот против чэго была направлена эта борьба! А, отнюдь, нэ против веры… Понимаете, товарищи?
— Понимаем, товарищ Сталин! — ответил за всех так и оставшийся стоять на ногах Лаврентий Павлович. — Выходит, что не стоит отталкивать тех церковных иерархов, что ратуют именно за народ, за страну, за веру?
— Верно, товарищ нарком, — согласно кивнул Иосиф Виссарионович, — точно так же когда-то мы не оттолкнули некоторых генералов царского режима, и они позволили нам сохранить жизненно важный опыт военной науки в молодой Красной армии. Посему нужно разделять личные убеждения человека, его приверженность советскому народу и вопросы веры. Все мы, Лаврэнтий, из прошлого. И это прошлое висит на нас тяжёлым грузом, временами утягивая на самое дно глубокого тёмного омута… Но нам куда важнее настоящее, а особенно — светлое будущее… По сему нужно сбросить этот ненавистный груз и взлететь к самым небесам!
Ого! А товарищ Сталин решил вспомнить свою романтическую юность? Вона, как жжёт глаголом! Глядишь, и стихи вновь писать начнёт. Или на него так моя печать исцеления подействовала?
— Товарищ Сталин, может быть, в свете вновь отрывшихся данных вопросы веры стоит пересмотреть? — быстро сориентировался в происходящем товарищ нарком. Уж в чём, в чём, а в угадывании замыслов вождя товарищ Берия собаку съел.
— Думаю, ты прав, Лаврэнтий Павлович, — ответил Сталин, — в нынешних тяжёлых для всего нашэго народа условиях войны Советская власть и церковь должны осознать необходимость объединения усилий для защиты Отечества. Необходимо в ближайшее время проработать условия нашей встречи и дальнейших переговоров с высшим духовенством для восстановления нашего дальнейшего и плодотворного сотрудничества[1].
— Сделаю, товарищ Сталин! — отрапортовал Берия, возвращаясь на своё место вслед за Иосифом Виссарионовичем.
— Кстати, а что вы скажете по этому поводу, товарищ Чума? — обратился ко мне вождь
— Боюсь вас огорчить, товарищ Сталин, — пожал я плечами, — но ничего. Я, как бы, по другому ведомству прохожу… — Я криво усмехнулся. — И силы мои, отнюдь, не божественного происхождения, а как раз наоборот. Поэтому, я просто прикроюсь политикой невмешательства в дела простаков — вы всё это сами решили.
— Хм… — Сталин задумался. — Дэйствитэльно не подумал… А что скажет на это наука?
Бажен Вячеславович нервно покрутил головой, поерзал на стуле, но повинуясь жесту вождя остался сидеть:
— Я считаю, товарищ Сталин, что материалистическое мировоззрение и наука не должны бояться непознанного, но обязаны его изучать с максимальным прилежанием, дабы поставить еще неизвестные законы природы на благо народа.
— Замэчательно сказали, товарищ Профессор! И ваше изобретение является самым прямым тому подтверждением! — Сталин удивленно покосился на незажженную трубку в своей руке, которую не раскурил до сих пор. После магического лечения тяга к табаку у него весьма уменьшилась. — стало быть, нам нужно новое течение в науке, а, следовательно, нужно воспитывать новые кадры. Потому что кадры, товарищи, решают все!
[1] На самом деле эта тайная встреча митрополитов Сергия (Страгородского), Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича) с И. В. Сталиным состоялась в Кремле 4 сентября 1943 года. В результате положение Церкви значительно облегчилось: власти разрешили открыть часть церквей, монастырей и даже семинарий, издавать официальный журнал Московской Патриархии и наконец-то избрать Патриарха.
Глава 17
А вот о кадрах товарищ Сталин вовремя разговор завел, и я тут же воспользовался этим подвернувшимся моментом.
— Товарищ Сталин, — подал я голос, — у меня в Тарасове осталась семья… Как раз эти самые кадры. Никитина Глафира Митрофановна, доцент наук и выдающийся хирург, не раз штопавший меня в полевых условиях, весьма ценный и опытный специалист-теоретик в области магических искусств. Она может весьма поспособствовать нашей работе. Кстати, именно она и разработала ту самую целительскую печать, что смогла перевернуть ваше «мировоззрение» с ног на голову.
— Это ви так завуалированно намекаете, товарищ Чума, на мою сэгодняшнюю хулиганскую выходку? — Весело улыбнулся Иосиф Виссарионович.
— Почему же хулиганскую, товарищ Сталин? — Улыбнулся я ему в ответ.
— А потому, — слегка потупился вождь, — Лаврэнтия Павловича до инсульта довёл. Нэльзя так с верными товарищами поступать! Мнэ давно ужэ нэ было так стыдно… — Горский акцент в голосе Сталина прорезался максимально — Иосиф Виссарионович действительно был весьма взволнован. — Прости, друг Лаврэнтий, старого шутника!
— Да не нужно никаких извинений, товарищ Сталин! Сам виноват! — Вновь подскочил со своего места Берия. От услышанного у него едва опять не пошла кругом голова. Да и все вокруг притихли.
— Надо умэть признавать свои ошибки, товарищи! — со сталью в голосе произнес вождь. — И мэня это касается в первую очэредь! Вэдь чем више чэловек находится в аппарате власти, тэм дороже народу будут обходиться его ошибки… И закончим на этом! Так что с вашей супругой, товарищ Чума? — Иосиф Виссарионович вновь вернулся к прежней теме разговора, чем меня несказанно порадовал.
— Есть у неё «небольшая» проблема…
— Да, говорите уже напрямую, товарищ Чума, — поднял на меня свои тигриные глаза Иосиф Виссарионович.
— Она в свое время отбывала наказание по навету ретроградов от науки за то, что пыталась эти самые магические знания поставить на научную основу…
— Дураков везде хватает, — скрипнул зубами Иосиф Виссарионович, — Лаврентий, немедля займись вопросом эвакуации семьи товарища Чумы. Хорошо бы еще и отца Евлампия вытащить. Думаю, он сослужит хорошую службу для подхода к патриарху Тихону…
— Так точно, товарищ Сталин! — мгновенно отозвался нарком НКВД. — Немало священников и духовенства воюет за народ и советскую власть, несмотря на расхождения в вопросах веры и репрессии со стороны идиотов на местах.
— Необходимо создать правительственную комиссию и пересмотреть дела репрессированных ученых и духовенства, — произнёс вождь. — Если не замечено явной… — он снова скрипнул зубами, — слышишь, Лаврентий, явной контрреволюционной деятельности, а не чьих-то приписок и домыслов, срочно реабилитировать и вернуть на места. Пусть служат отечеству и Богу. По этому вопросу у меня все.