Взгляд за линию фронта - Валерий Прокофьевич Волошин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но она вернулась. На технической «летучке» сам Веденеев и привез. Тогда Николай признался Григорию: «Люблю я ее, малыш! Будь другом, позаботься о ней, присмотри…»
Но как присмотришь, когда теперь, обосновав «дозор» неподалеку от хозяйства летчиков, отбоя нет от кавалеров. А уберечь девчат от них, как сейчас понял Горевой, очень нелегко.
Только развернули «Редут», разбили «дозор», а летчики тут как тут. Кругами ходят, примериваются, будто посадочная полоса им здесь приготовлена. Сами из себя хороши: хромовые сапоги в гармошку, бриджи светло-синего сукна, куртки кожаные, на фуражках с лакированными козырьками — крабы. Увидит боец-женщина такого — и сама готова в ангела превратиться…
Ну, а Григорий Горевой на что?.. Старшина «дозора» хоть и в обмотках, и штанцы на одном месте залатаны, и шинелька пообтрепана, зато голос — телефонами и микрофонами натренирован. Он им сразу: «Стоп! Вы куда, товарищ? Назад! Объект секретный. Читать умеете? Вот табличка: «Проезд и проход категорически запрещен!»
«Может быть, еще и поэтому пилоты на меня зуб точат? — вздохнул Григорий, направляясь к «Редуту». Он опять заступал на ночное дежурство. — Хотя в основном, конечно, из-за того, что не могут теперь они летать так, как им хочется. Но я при чем?!»
А начались конфликты с первого дня, как только стали они налаживать взаимодействие. Звену истребителей предстояло барражировать вдоль линии фронта в зоне Карельского перешейка. Горевой с помощью «Редута» сопровождал их полет. В случае обнаружения самолетов противника он должен был сообщить на КП штурману полка координаты цели и навести на нее «ястребки».
Включил Григорий высокое напряжение за несколько минут до старта звена, залюбовался разверткой на экране — привычное дело. Потом увидел: полетели истребители. Доложил на КП. Через две минуты снова доложил. Рядом Некрасова аккуратно его доклады в журнал донесений записывала. Видел группу хорошо, в небе по курсу полета больше никого не было — пасмурно. Перед линией фронта истребители вдруг отклонились от намеченного маршрута, повернули влево, к Финскому заливу. Горевой сразу по телефону штурману: наверное, облачность мешает, сбились ваши парни с курса на столько-то градусов, не мешало бы помочь им выправиться.
Штурман тут же связался с ведущим группы, предупредил: так и так, разучились, что ли, ориентироваться?.. А ведущий ему в ответ: дескать, ничего подобного, летим точно по курсу, находимся в квадрате, в каком положено было быть.
Тогда штурман выдал Горевому ответную квитанцию: мол, ври, дорогой, да не завирайся — мои летчики правильно летят, а ты, сержант, протри глаза. Григория даже в жар бросило, он крикнул в трубку, но пока еще по-доброму, с улыбкой: ошибаетесь, друзья-гвардейцы братского авиаполка, не туда летит ваше звено, уже над флотом нашим барражирует, а не над пехотой, как по заданию положено.
Штурмана, видно, заколотило от такой информации. Горевой услышал, как он опять запросил раздраженно по радио борт ведущего истребителя: «Доложите, где находитесь?»
А ведущий — душа его заблудшая — в ответ невозмутимо опять ему соврал: «Летим над линией фронта в Карельской зоне. Какие будут приказания?»
Тут и Григория начало колотить: «Вы что же, мне не верите?! — И напомнил оператору Некрасовой: — Фиксируй в журнале все мои доклады — азимут, расстояние, квадрат, время…» С трудом сдерживаясь, передал штурману полка: мол, не я вас за нос вожу, а ваши горе-летуны!
Это было последней каплей в переполненном море. Началась буря: полет прекратили, летчиков вернули на аэродром и привезли к «Редуту» на разбор. Горевой выбежал навстречу разгоряченный. И вот здесь-то ведущий, молодой лейтенант с блондинистой челкой, нагло бросил ему в лицо:
— Вы что, сержант, тень на плетень наводите?! Мы шли строго по маршруту, а вы нас компрометируете!
Выдержке Григория пришел конец: он ему «врезал». От неожиданности лейтенант отпрянул и даже, кажется, присел, будто и впрямь получил апперкот, а не концентрированную словесную оплеуху. И пошло-поехало: «Как вы разговариваете с командиром? Да вас под арест за такое поведение надо, разжаловать!..»
Выручил Горевого штурман-майор:
— Хватит спорить! Я сам полечу и лично проверю вашу квалификацию, сержант, и вашу шарманку, — строго сказал он, кивнув на установку. — И если вы напутали — пеняйте на себя! Будете перед всем полком ответ держать, вникли?!
— А если я прав, тогда как? — спросил Горевой, подрагивая от холода (выскочил в одной гимнастерке из аппаратной).
— Тогда он извинится, — дружески хлопнул по плечу лейтенанта штурман.
Через два часа Горевой уже был на КП авиаполка. Штурман и лейтенант — ведущий группы, из-за которого весь сыр-бор разгорелся, — сидели за длинным столом, заваленным картами, и о чем-то толковали.
«Мать честная! — охнул про себя Горевой. — Штурман — Герой Советского Союза. А у лейтенанта, которого я считал юнцом желторотым, ордена Ленина и Красного Знамени! Может, и вправду я маху дал? Вдруг «Редут» не так настроен, а я глотку деру?»
— Давай сюда, сержант, — позвал Горевого майор. — Смелее, не тяни время.
Григорий подошел, присел на предложенный стул, боясь глубоко вздохнуть.
— Вникай… О маршруте полета я никому не скажу. Только сам буду знать, куда полечу, — хитровато усмехнулся штурман, щуря узкие глаза. — Но мой полет подробно описан здесь. Пакет опечатан, можешь проверить. Он останется у моего заместителя, — кивнул майор на лейтенанта, — лица заинтересованного, это гарантия, что раньше срока пакет к тебе в руки не по-падет. Взлетаю в четырнадцать тридцать пять. Вылет боевой. Следи за мной своей шарманкой и записывай, как положено, в журнал донесения. После посадки сверяем наши записи. Идет?
— Вопрос, товарищ майор. А если появится цель противника? — спросил Григорий.
— Связываешься с капэ и осуществляешь наведение. За штурмана — мой заместитель. — Майор опять кивнул на лейтенанта и многозначительно добавил: — Вник?
Что тут было непонятного. Помчался Горевой к «Редуту», вместе с техником установки тщательно перепроверили настройку аппаратуры, ориентировку антенны. Ажур. Невольно задумался: «Почему же лейтенант всех за нос водит? Ошибся, а признаться не хочет…»
«Редут» он включил за десять минут до вылета штурмана полка. Спокоен. На экране запульсировала полоска зондирующего импульса. Рядом сидела та же Некрасова.
— Пиши в журнале разборчиво. Экспертиза предстоит, — напомнил ей.
Истребитель взлетел. Сначала донесся снаружи гул его мотора. А через несколько минут с левой стороны экрана выплеснул отраженный от него импульс.
— Ага, курс на восток, к Ладожскому озеру. Пометим…
Майор вдруг резко развернул свою машину и изменил направление
