Взгляд за линию фронта - Валерий Прокофьевич Волошин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот какие красавицы к нам прибыли! Ну, здравствуйте, дорогие наши, добро пожаловать!
Девчата заулыбались. Военврач скомандовала им:
— Девушки, напра-во! В баню шагом марш!..
Веденеев уже упаковал все имущество, уселся за руль «летучки», поджидая начальника мастерской, чтобы отправиться с ним на «дозор», когда девичий строй, поднимая пыль, снова появился на аллее. Смешными они ему показались в военной форме. А может, жалкими?
Гимнастерки девушкам были явно велики, если бы не ремни, так они бы и подолы юбок скрыли. Худые ноги с выпуклыми чашечками опухших коленок белели из голенищ сапог, будто очиненные карандаши. Они опять выстроились перед штабом, и подполковник Бондаренко, приложив руку к козырьку фуражки, на этот раз торжественно объявил:
— Дорогие товарищи бойцы! Поздравляю вас с прибытием в наш радиобатальон!
Он вкратце объяснил, что их ожидает, чему будут учиться…
Строй распустили. Веденеев вылез из машины, подошел к девушке, совсем еще птахе, которая стояла у стены, растирая слезы.
— Чего ревешь-то? — кашлянув, спросил ее.
— Я же из дружинниц МПВО едва вырвалась, чтобы на фронт попасть. А получается?.. Опять придется о налетах оповещать!
— Ишь ты какая, — покачал головой Николай, — зря губы надула. Зовут-то как?
— Люда… Некрасова. А что?
— Ты, Людок, не огорчайся. Полюбишь наше дело, уверен! — Смущаясь, добавил: — А я тебя в обиду не дам…
— Гляди, каков рыцарь. — У нее сразу высохли слезы. — Да я все равно сбегу отсюда. Хоть санитаркой, а на передовую! — заявила она с вызовом.
— Ну и отправят в штрафную роту.
— А штрафная, я слышала, всегда в самом пекле. Мне это и надо!..
…Веденеев крутил баранку, а перед глазами стояло маленькое курносое и заплаканное лицо Некрасовой. «Решительная девушка, даже зауважать можно такую, — думал он, непроизвольно отмечая: — И симпатичная. Приеду на «точку» — позвоню, узнаю, как она там. Не сбежит, наверняка хорохорится…»
На «дозоре» он тут же связался с приемным центром батальона, чтобы доложить о прибытии. Ответила какая-то женщина.
«Во дела, — удивился Веденеев, — может, неправильно соединили?» И переспросил:
— Это точно «Радист»? Я туда попал?
— «Радист» слушает, — снова проворковал голосок.
— Хм… Докладывает «Техник». Передайте «Четвертому», — позывной Осинина, — что до места добрался, приступаю к работе…
«Как же у нее спросить о Некрасовой? — засомневался Николай. — Дежурил бы свой парень — никаких вопросов не было бы. А тут?.. Быстро же девчат к эфиру приобщают!» В растерянности он положил трубку.
Друзья встречаются вновь
Сержант Горевой горевал: сгорела его награда, можно сказать, без дыма. А ведь как радовался он, когда узнал, что пришел приказ его и еще двух операторов за успешное оповещание о вражеских налетах представить к наградам. Гоголем ходил! Еще бы, сколько он «ворон» проклятых за это время обнаружил и сколько их насшибали по его донесениям — разве не приятно это сознавать! А приехать домой после войны с медалью — кому не снится такая жизнь!.. Но теперь все пропало, и ему было обидно до слез.
Началось все с червячного редуктора, который от мотора антенну крутит. Червяк бронзовый, а шестерня стальная, «подъела» со временем она его. Появилась у «Редута» болезнь. Антенна при вращении изрядно дергаться начала. А шестерня жует червяк медленно, но верно. Сообщили инженеру Осинину. Вскоре умельцы в мастерской новую бронзовую завитушку выточили и прислали на «дозор» для замены. Обещали сами приехать! А на «дозоре» как выкроишь время? Расчет работал круглосуточно. Антенна — на последнем издыхании вращалась. Все труднее ждать ремонтников. Наконец старший лейтенант Ульчев сам договорился с начальством на главном посту, и дежурной смене «Редута» разрешили в 24.00 выключиться из наблюдения на два часа, поменять редуктор.
Воздушная обстановка была спокойной. В полночь Ульчев еще раз запросил КП: как, не отменяется перерыв? Ответили — валяйте! Порядочек, выключились, Горевому Ульчев скомандовал:
— Давай, Гриша, полезай на крышу!
Забрался Григорий наверх. Напарник ему помогает. Всего минут сорок прошло, а у них почти все готово. Предполагалось на замену червяка полтора часа, запросили с запасом — два, а тут!.. А тут команда по телефону: «Срочное включение!» Ульчев отвечает: «Не можем, еще минут десять надо». — «Ничего не знаем. Что вы там возитесь! Кто на крыше?» Ульчеву ничего не оставалось, как назвать его, Горевого. Григорий это услышал, разволновался и крикнул скороговоркой с крыши: «Все готово, товарищ командир, можно врубать высокое!»
Включились… Казалось, что лампы накаливаются слишком медленно. Антенну крутил новый редуктор. Вроде порядок. А что в воздухе? Горевой увидел на экране уходящие от Ладоги одиночные и парные цели. Не менее пятнадцати-двадцати самолетов. Это немцы улетали, отбомбившись. Горько. Прозевала дежурная смена налет. Кто же был виноват? Но командование уже метало громы и молнии на них. Конечно, ему виднее… Так и сгорел наградной лист Горевого, даже не попахнув дымком…
И вот теперь Григорий хмурился, недобро поглядывая на белый фургончик, который пылил по косогору, взбираясь от трассы к «дозору». Его высыпал встречать весь расчет. «И чего радуются? — досадовал на товарищей Горевой. — Подумаешь, технари катят. Им бы раньше приехать, а не тогда, когда дело уже сделано!»
Но каково было удивление Григория, когда дверцы кабины распахнулись и вместе с инженером из машины вылез Коля Веденеев! В синем комбинезоне, такой же долговязый и белобрысый, он широко улыбался, помахивая в приветствии рукой. К гостям подошел Ульчев, за ним гурьбой весь расчет, кроме опешившего Горевого.
— Добро пожаловать в наши пенаты. Перво-наперво приглашаю к столу, по русскому обычаю хлеб-соль отведать! — обменялся крепкими рукопожатиями с представителями мастерской командир.
Горевой мигом забыл об обиде на радиомастеровых, которые тянули резину с заменой червяка, и бросился к Веденееву, расталкивая локтями товарищей:
— Коля, друг, какими судьбами?! Я уже думал, что мы больше и не встретимся!
— Малыш?! Вот ты, оказывается, где! Ну, здоро́во! — раскрыл объятия Николай…
В это время из фургончика, громыхая велосипедом, кряхтя и чертыхаясь, выбрался старший лейтенант Юрьев. У Горевого и других «редутчиков» вытянулись в недоумении лица: «Для чего это еще штабной дознаватель приехал?» Юрьева всегда встречали настороженно. А Горевой в сердцах сплюнул:
— Ясно. По мою душу. И зачем, Коля, ты его привез?
Николай, по-прежнему радушно улыбаясь, хотел было что-то объяснить Григорию, но Юрьев перебил:
— Все, Веденеев, больше я в вашу карету ни за какие деньги не сяду, — вытирал он потный лоб. —
