Украденная роза - Патриция Филлипс

Померещилось ей? Или он и в самом деле отвел глаза?

– А что именно ты хочешь узнать? Ее только что привезли из французского монастыря. Вот, пожалуй, и все, что могу о ней сказать.

Его ответ показался ей чересчур уклончивым. У Бланш заныло в груди и сперло дыхание.

– Она хороша собой и кроткая нравом?

Он молча кивнул, почему-то не отводя глаз от огня. Тогда она спросила напрямую:

– И ты спал с ней?

Он поднял голову, но синие глаза были затенены капюшоном и в них ничего нельзя было прочесть.

– Ты что же, мнишь, что я монах? Конечно спал. Иначе как же она родит мне наследника?

– Ради этого ты на ней и женился?

– Все, у кого есть земли, женятся ради этого.

– А если твоя французская малолетка окажется бесплодной?

По рождению она англичанка, а плодовита она или нет, судить рано.

– Зато я чересчур плодовита, сам знаешь, – не удержалась она, усаживаясь рядом с ним на скамью.

Невольно улыбнувшись ее ревнивым словам, он коротко спросил:

– Неужели ты думала, что я не приеду?

– Ты опоздал на несколько часов. Но теперь это неважно. Ты ведь здесь, со мной, мой любимый, – прошептала она, взяв у него пустое блюдо и кружку и ставя их на пол. – Я не держу на тебя обиды. Но все равно – ты должен был позволить мне прийти на венчание. Она же не знает, кто я.

– Зато знаю я. С меня и этого хватит, – строго сказал он, незаметно от нее отстранившись. – Ну да ладно, венчание позади, свадебный пир тоже. Так что хватит об этом.

Она прижалась к нему грудью, досадуя, что сквозь толстый дублет он вряд ли что чувствует.

– А вот Мид Аэртон дозволил любовнице прислуживать своей супруге, – ввернула она, поглаживая его руку.

– Да попробовал бы я тебе предложить такое… твои разъяренные крики были б слышны на самих небесах.

– Речь не о том, что я хочу быть прислужницей, а о чувствах этого дворянина: он так ее любит, что, не стыдясь, держит ее в замке, а не прячет в глухом углу.

– Я не таков, как Мид Аэртон, – сказал Генри, тоже наслышанный про причуды своего соседа. – К тому же Эндерли не глухой угол, а лучшее мое имение. Если оно тебе прискучило, можешь переселиться в другое. Норткот еще свободен, дожидается Уолтера, ты можешь вернуться туда с ним вместе, ежели тебе будет угодно.

Бланш прикусила губу. Генри был не в духе. Эта монастырская невеста, наверное, совсем нехороша в постели.

– Уолтер не вернется. Он умер, – сказала она с подозрительной поспешностью.

– Про то нам ничего неизвестно – разве не так? – Он пристально на нее посмотрел. – Ты всегда так уверенна в своих речах, будто ты по меньшей мере папский посланник или король. Доселе говорили, что он попал в плен в Святой Земле, верно?

– Говорю, что мне было многими говорено, – пожала плечами Бланш. – От него уж несколько лет нет вестей. Мы могли бы объявить его мертвым и повенчаться, Гарри Рэвенскрэг.

Этому не бывать, пока он жив, неважно, что он в плену у сарацинов. И потом – теперь все иначе. Теперь у меня уже есть жена, запомни это.

– Но она ведь не станет помехой в наших отношениях, верно?

И снова ей показалось, что он слишком медлит с ответом.

– Не станет, хотя, само собой, я не смогу наезжать к тебе так же часто, как раньше.

Ледяной ужас сжал сердце Бланш. Неужто он бросит ее?..

– Но отчего?

– Женитьба налагает определенные обязательства. К тому же повсюду неспокойно, и поговаривают о близкой войне. Мне надо вооружать войско и следить за тем, чтобы люди мои не утратили ратной выучки. На прошлой неделе посыльный от Перси привез весть – все северные лорды того и гляди возьмутся за мечи. Король опасается заговора со стороны Йорков.

– Разве это может помешать нашей любви? – проворковала она, призывно поглаживая его мускулистое бедро. Как хорош его синий с серебром дублет! Бланш кольнула ревность: а на венчании с этой желторотой француженкой ее Гарри тоже был в нем? – Ты ведь любишь меня? А твоя жена нам не помеха.

И снова он чуть помедлил с ответом… ее тревога росла. Она заметила, что зелье, подмешанное ею в эль, начинает действовать: он вроде отмяк, стал спокойнее. Если он реже будет ее навещать, значит, реже будет пить ее снадобья, как же ей тогда укрощать его буйный нрав? Ах как бы ей хотелось найти способы управлять им и на расстоянии!..

Генри обнял ее. Аромат рыжих надушенных кудрей дурманил его. Тепло очага и незатейливое угощение навеяли покой, а поначалу он все никак не мог забыть про ту, что осталась в замке… А что он мог поделать? Он обещал Бланш приехать в ночь свадьбы – в ответ на ее обещание не приезжать на празднества и не учинять никаких свар по этому поводу. Не просто обещал – поклялся. Однако еще немного – и он нарушил бы клятву.

Бланш млела в его объятиях, чувствуя что становится ему все желаннее..

Голова его странно кружилась, и лицо Бланш словно бы затуманилось, отчего черты ее стали еще прелестнее, а полуобнаженная грудь еще соблазнительней… Глаза Генри вспыхнули, и он точно завороженный смотрел на серебряные блестки, украшавшие фиолетовый бархатный лиф: в них отражалось пламя, оно слепило… постепенно ему стало казаться, что Бланш вся охвачена огненным блеском. На лице ее появилась манящая улыбка, она просунула руку под его рубашку и принялась гладить мощную грудь и плечи.

Наконец-то! Она почувствовала, как тело его напряглось от желания. Снадобье действовало, как положено. А она-то уже засомневалась в его волшебной силе.

– Докажи мне свою любовь, – попросила Бланш, обнажая груди и так изогнув стан, чтобы эти белоснежные сокровища упали в его ждущие ладони. Награда за дорогой подарок последовала незамедлительно: он ласкал их губами, гладил, сжимал… вскоре она ощутила, как твердеет его гульфик. Значит, Генри вожделеет ее… сам того не желая.

От непрошеной предательской мысли холодок пробежал по ее сердцу… «Сам того не желая», – снова промелькнуло в ее голове, и сразу стало казаться, что каждое его лобзание, каждая ласка, каждое словечко даны ей по принуждению.

А может, он переусердствовал на нетронутых пажитях девственницы-невесты, и ей, Бланш, сегодня не на что рассчитывать?

Она потянулась придирчивыми пальцами к его паху и с облегчением вздохнула:

– Ага, наш живчик еще хоть куда. А я-то думала, что ему, бедолаге, больше сегодня не подняться.

Генри, расхохотавшись, опрокинул ее на скамью, вполне удобную, ибо верх ее был набивной, обтянутый кожей.

– Все насмешничаешь, бесстыдница. Сейчас я покажу тебе, каков этот бедолага в деле. – Он грубо притиснул к себе ее бедра и зарылся лицом в пышные груди. – Уж я-то в твоих ведьминских зельях не нуждаюсь, – приглушенным голосом пробормотал он, – убедилась, женщина?