Нелимитированная орбита - Пол Андерсон

— Позвольте нам самим делать выводы, — сказал Свобода.

Киви взмахнул рукой в воздухе, словно пытаясь его ударить.

— Джудит, — сказал он, — вы не понимаете, что это значит.

Джудит вскинула голову:

— Зато я понимаю и помню свой брачный обет.

Киви как-то весь осел.

— Но ведь я же не чудовище, — жалобно сказал он. — Я просто хочу избавить свою команду от бед, возможно, даже от убийства. Вот почему я не могу принять спасательных планов, рассчитанных на продолжительный период времени.

«Но это только одна из причин», — подумал Свобода.

— Я с большим удовольствием доставлю ваших людей домой, — сказал Киви. — И, кроме того, у меня есть деньги. Я помогу вам и вашей семье, Джудит, начать заново жизнь на Земле. Для чего деньги холостяку?

— Нет, — твердо сказал Свобода. — Прения закончены. Вы не имеете права заставить нас покинуть Растум. Если вы попытаетесь отдать нас под арест, то тогда уж конфликт между нашими группами наверняка выльется во что-то серьезное!

— Не говори таким тоном, Ян, — в глазах Джудит стояли слезы. Но вот они покатились по ее лицу, упали и поплыли к вентиляционной решетке, как маленькие звездочки. — Нильс желает нам добра.

Свобода сказал с намеренной жестокостью:

— Без сомнения. Итак, храните верность своей статистике, Киви.

Избегайте подвергать свою команду какой бы то ни было опасности. Пусть на Растуме не состоится никакой колонии. В худшем случае это будет стоить жизни всего двоим.

Увидев, как исказилось лицо Киви, как задрожали его губы, Свобода понял, что победил. Итак, его план удался! Он поставил капитана, влюбленного в его жену, в безвыходное положение. Киви понял, что ему не удастся заставить Джудит вернуться на Землю, где астронавт рассчитывал добиться ее взаимности. Но оставить ее на Растуме вдвоем со Свободой и тем самым обречь ее на смерть он тоже не мог.

Все, что затем последовало, подтвердило безошибочность расчета Свободы.

Капитана бил озноб. Он повернулся к Джудит, потом отвернулся от нее, потом повернулся вновь.

— Вы знаете, что я не могу этого допустить, — сказал он. — Хорошо, мы спасем «Скитальца». А теперь, пожалуйста, оставьте меня одного.

Сейчас Свобода многое отдал бы за то, чтобы не произносить тех последних своих слов, которые были абсолютно не нужны.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

МЕЛЬНИЦА БОГОВ

Глава 1

— Ня-а-а, ня-а-а!

— Пошел прочь от меня, говнюк, отвали от меня. Ты воняешь!

— Точняк, он воняет. А знаешь, почему? Потому что его вырастили в резервуаре с жидким удобрением.

— Эй, Дэнни, которая твоя сестра? Эта что ли, вон та корова, твоя сестра, а, Дэнни?

Ян Свобода хлопнул ладонью по контрольной панели.

— О'кей, — прикрикнул он. — Успокойтесь! Сядьте.

— Уберите этого навозника Дэнни к чертям собачьим, — сказал Пэт О'Малли. — Я не желаю, чтобы рядом со мной торчала эта жирная скотина, которую вырастили в резервуаре.

— Ня-а-а! — сказал Фрэнк Де Смет, влепив бедняге подзатыльник.

Дэнни Коффин свалился на четвереньки в боковой проход. Фрэнк и Пэт соскочили со своих мест и начали его тузить.

— Я сказал, хватит! — Свобода снова стукнул по панели, с такой силой, что она затрещала. — В следующий раз я стукну уже по чьей-то заднице.

Он привстал и оглянулся. Мальчишки стихли и вернулись на свои места.

Свободе уже несколько раз приходилось пилотировать школьный автобус согласно установленной очереди, и вскоре он завоевал у детей репутацию зануды. Но это служило ему защитой.

Дети, в общем-то, не были такие уж плохие, но Свобода вез их из школы, где им приходилось немало работать, домой, где приходилось работать еще больше. Конечно, им нужно было где-то выпустить пар, а где же еще, как не по дороге домой? Но Свобода предпочитал не допускать этого, пока старая мышеловка была в воздухе.

— Это очень низко — дразнить бедного Дэнни, — сказала Мэри Локейбер, девочка в накрахмаленной кофточке и с длинными локонами, похожими на темный шелк. — Он ведь не виноват, что его пришлось выращивать в резервуаре.

— Вы тоже не больно задавайтесь, — мрачно сказал Свобода. — Вас самих вырастили в резервуаре. Он, правда, называется материнским чревом, а не экзогенетическим аппаратом. Но на днях ваши родители возьмут своего собственного экзогенетического ребенка, и он будет ничем не хуже, чем вы, — он немного помедлил. — Разве что не такой везучий, как вы. О'кей, пристегнитесь.

Дэнни Коффин сел на свое место рядом с Фрэнком де Смет, высморкался и вытер нос. Это был приземистый темноволосый мальчик с широким лицом и прямыми волосами: его хромосомы несли в себе наследство Востока. После начала учебного года он повел себя очень спокойно. Когда другие приставали к нему, он предпочитал не давать сдачи, а защищаться.

«Надо будет сказать о нем Сабуро», — подумал Коффин. Хирояма, его коллега по работе, преподавал в старших классах дзюдо. — «Небольшой специальный инструктаж мог бы дать бедному парню шанс завоевать уважение… А, может быть, и нет. При гравитации, которая на четверть больше земной, Растум — неподходящее место для безответственного применения таких приемов».

Свобода почувствовал озноб. Не так давно он видел, как с крыши упал человек. Ребра его пронзили легкие, а таз был разбит вдребезги. На Земле бедняга отделался бы, самое большее, сломанной ногой.

Свобода нажал на кнопки контроля. Роторы стали перемалывать воздух, и аэробус тяжело двинулся вверх. Вскоре оставшаяся внизу школа превратилась в скопление покрытых дерном крыш с грязным пятном игрового поля посередине. Несколько дюжин деревянных домов — поселок Анкер — тоже уменьшился на глазах, превращаясь в пятно на пересечении трех ярких линий.

В этом месте реки Свифт и Смоки, сбегавшие с гор Кентавра на западе, сливались и образовывали Эмперор. Весь остальной пейзаж занимала сплошная зелень со слабым отблеском металлической голубизны. То тут, то там мелькали клочки лесов и светлые пятна полей, где фермеры пытались вырастить пшеницу и рожь. К северу пейзаж становился все более мрачным, занятый сплошными лесами; к югу он переходил в возвышенность, которая становилась все круче и каменистее, пока, наконец, не превращалась в цепь Геркулесовых гор, стеной закрывавших горизонт.

Приближался день осеннего равноденствия, когда Растум почти поровну делил свой шестидесятидвухчасовой период обращения между днем и ночью. К концу полдня солнце поднималось над Кентавром, окрашивая в розовый цвет его снежные вершины, прятавшие свои плечи в благодатной тьме. На землю ложились гигантские тени. Оно было слишком большим, это солнце, и слишком ярким, но в то же время чрезмерно оранжевым. Оно непомерно медленно двигалось по чересчур тусклому небу.