Моя герцогиня - Элоиза Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Герцог не слушал.
— Кажется, я понимаю, о чем ты. Потребуется легкое дерево или кожа. Непременно подумаю. — Он наконец-то осознал, что именно хочет узнать жена. — Софисба живет у нас только в то время, когда ее муж сидит в тюрьме. А когда его выпускают, он заставляет ее торговать собой на улицах. Миссис Ниббл — ее мать.
— Не может быть!
— У мисс Софисбы есть своя комната. Не думаю, впрочем, что она оказывает персональные услуги нашим мужчинам. Но жизнь скрашивает — это точно.
— Потому что она молода?
— Она флиртует с ними. — Герцог взял жену за руку. — Без перчаток твои ручки еще милее. А идея насчет шлема гениальна. Думаю, действительно стоит попробовать.
— Ты можешь разработать и испытать защиту, а потом добиться, чтобы все стекольные заводы ее применили. — Глаза Джеммы сияли надеждой.
— Согласен. Но признаюсь, больше всего на свете мне хочется поухаживать за самой восхитительной герцогиней во всем Лондоне. — Он поднес к губам узкую ладонь жены и поцеловал каждый пальчик.
— Предпочитаю ухаживание за шахматной доской.
— В таком случае — пусть будут шахматы. Ты когда-нибудь играла на улице?
— Имеешь в виду шахматы на пикнике? Звучит заманчиво.
— Утром мне необходимо явиться на работу, а вот во второй половине дня можно было бы устроить прогулку. — Герцог не скрывал серьезности намерений.
— Нет. — Джемма решительно покачала головой. — Вторая половина дня у меня занята, но ты вполне можешь присоединиться. Парслоу проводит открытое заседание шахматного клуба, и я намерена принять участие.
— Они решили допустить женщин? Какой прогресс!
Лакей открыл дверь кареты.
— Ничего подобного, — возразила Джемма. — Полагаю, произошло недоразумение. Просто никто никогда не думал, что женщина вообще способна освоить древнюю игру — до тех пор, пока не появилась отважная миссис Пэттон. Может быть, помнишь ее по моему балу в честь Двенадцатой ночи?
— Помню. Эксцентричная и чрезвычайно умная особа, — подтвердил Элайджа. — И к тому же весьма остра на язык. Заявила мне, что парламент должен сгореть от стыда за то, что не поддержал законопроект о запрете работорговли. Кстати, она абсолютно права.
— Так вот, миссис Пэттон решила, что ничто не может помешать ей, принять участие в открытой сессии и обыграть всех до одного участников.
— Что она и сделала, — рассмеялся Элайджа.
— Она стала членом Лондонского шахматного клуба в прошлом году. Никто не может в него вступить, не выиграв все предложенные партии этого турнира. Завтра моя очередь, — с невозмутимым спокойствием заключила Джемма. — Ты тоже имеешь шанс попробовать.
— Насколько можно понять, открытая сессия объявляется только в том случае, если кто-то из действительных членов клуба умирает? Всем известно, что Парслоу строго ограничивает число своих членов: сто и ни одного больше. Если так, то завтра удача улыбнется только одному из нас.
Джемма оперлась на руку мужа и спустилась на тротуар.
Элайджа на миг остановился и обратился к дворецкому:
— На кого ты поставишь, Фаул? Только не пытайся уверять, что если мы с ее светлостью решим бороться за место в шахматном клубе, никто из домашних даже не подумает заключить пари:
Положение обязывало. Фаул невозмутимо поднял брови, сохраняя незыблемое достоинство.
— Не могу позволить себе делать ставки против кого- либо из уважаемых господ, — с поклоном сообщил он.
— Ну а все-таки?
— Я бы поставил на герцога Вильерса.
— Но он ведь уже состоит в клубе.
— Именно так.
— Хочешь сказать, что если один из нас не обыграет Леопольда, то не войдет в число избранных?
— Боюсь, его светлость несет ответственность за провал многих соискателей. Насколько мне известно, в настоящее время в клубе всего лишь семьдесят три резидента.
— О Господи! — Элайджа не смог скрыть ужаса. — Может быть, скажешь, кому все-таки удалось обыграть Вильерса и вступить в клуб мистера Парслоу?
— Миссис Пэттон крупно повезло: его светлость серьезно болел и не пришел на открытую сессию, — поведал всезнающий Фаул. — Но позже она все-таки его обыграла. Да, многие любители благородных интеллектуальных сражений проклинают тот день, когда его светлости пришла в голову мысль осчастливить Лондонский шахматный клуб своим присутствием.
— Право, Фаул, ты настоящий кладезь информации.
Старик сдержанно поклонился. Истинный дворецкий счел бы позором не предвидеть всех вопросов, которые; возможно, когда-нибудь задаст хозяин. Но вот последующего выпада он никак не ожидал.
— Считаешь ли ты, что мне следует проиграть?
Последовало растерянное молчание. Наконец самообладание одержало верх.
— Проиграть, ваша светлость?
— Именно. Проиграть герцогине.
Господин интересовался вполне искренне и серьезно и ожидал столь же искреннего и серьезного ответа. За долгие годы службы преданному дворецкому еще ни разу не приходилось вмешиваться в семейную жизнь хозяев, а потому сейчас он заметно напрягся и вытянулся по струнке.
— Ни в коем случае, ваша светлость. Ее светлость будут оскорблены.
— Благодарю, Фаул.
Слуга продолжал стоять неподвижно, пытаясь вспомнить, когда герцог Бомон улыбался столь безмятежно. Элайджа тем временем начал подниматься по лестнице, но остановился.
— Видишь ли, Фаул…
— Да, ваша светлость?
— На твоем месте я не стал бы рисковать жалованьем и не делал бы ставок в пользу герцога Вильерса. — И он снова светло улыбнулся.
Глава 13
30 марта
Клуб Парслоу, расположенный на Сент-Джеймс-стрит, выглядел достаточно неказисто, особенно если учесть то колоссальное влияние, которое организация оказывала на умы, сердца, души и даже тела английских шахматистов. Как всегда, Элайджа первым вышел из экипажа и подал руку супруге, Вдоль ведущей ко входу дорожки толпилось не меньше полусотни зевак, наступление которых не без труда сдерживали несколько широкоплечих сердитых лакеев.
— Пусть победит сильнейший, — с улыбкой заметила напоследок Джемма.
— Это она, она! — крикнул кто-то. — Сама герцогиня!
Посмотрите на волосы!
Улыбка мгновенно исчезла, и на дорожку ступила не красивая, приветливая молодая женщина, а высокомерная, уверенная в себе аристократка. Элайджа шел следом и удивлялся: казалось, герцогини представляют собой особую породу, не имеющую ничего общего с простыми смертными. Это некие неведомые существа, чьи прически поражают воображение, а ноги почти не касаются земли. Джемма исполняла роль блестяще, а выглядела в высшей степени импозантно и возмутительно дорого.