Опасная игра - Анита Миллз

— Вы, конечно, этого парня тоже не знаете?

— Какого еще парня?

— Нет, пока туда не смотрите. Я сейчас стану так, чтобы он оказался за моей спиной, и тогда можете глянуть на него через мое плечо.

Он взял ее за руку и помог встать:

— Вы танцуете?

— Не очень хорошо, а что?

— А то, что мы сейчас будем с вами танцевать.

— Еще чего не хватало! Нет, я не буду — я просто не могу, да еще перед всей этой публикой. Кроме вальса, я ничего не умею танцевать, но и тот лишь чуть-чуть, поверьте мне. Я ведь даже…

— Тсс!

— Если вы думаете, что он меня ищет… — с отчаянием в голосе произнесла она, но он не дал ей договорить.

— Вам когда-нибудь приходилось слышать, что можно спрятаться у всех на виду? — прошептал он, близко наклонив к ней голову. — Вот сейчас, например, вы просто будете танцевать в свое удовольствие под скрипку с мужем, вот и все.

Она отпрянула от него, и он стал ее урезонивать:

— Поймите, если вы броситесь бежать, словно перепуганный кролик, вы себя выдадите с головой.

— Чем же это?

— Прошу вас, верьте мне. — И он обнял ее за талию. — Изобразите на лице улыбку, положите руку мне на плечо и следуйте за мной.

Но она стояла как вкопанная, и он продолжал:

— Если вы раз-другой взглянете на меня с обожанием, это тоже делу не помешает. Главное для вас сейчас — играть свою роль так, чтобы ни у кого не возникало подозрений.

— Но я не актриса, мистер Маккриди, — возразила она.

— Не знаю, не знаю: у вас чертовски здорово получилось с обмороком. И, между прочим, я — Мак, на тот случай, если вы уже забыли.

— Мэтью, — уточнила она и, мило улыбнувшись, добавила: — И учтите — если бы я не оказалась в таком безвыходном положении, я бы держалась от вас как можно дальше — говорю это на тот случай, если в голову вам взбредут разные игривые мысли.

— Разве так разговаривают с любимыми? — пожурил он ее, выходя с ней на свободное от танцующих место.

Сжав ее руку своей левой рукой, правую он положил ей на спину и привлек так близко к себе, что она почувствовала на лице его дыхание.

— Воспринимайте все это, как свадебное путешествие, и делайте вид, будто, кроме нас с вами, на этом свете никого больше не существует.

— У меня такое чувство, будто я оказалась в преисподней, — пробормотала она. — К тому же я понятия не имею, что за танец он играет; знаю только, это не вальс.

— А какая вам разница? Делайте все в точности, как я, только наоборот: я делаю шаг вперед, а вы — назад, и так далее.

— То есть, когда вы идете влево, я должна идти вправо?

— Скажите мне одну вещь, — проронил он, поворачивая ее в такт музыке, — вы такая норовистая от рождения или вырабатывали в себе это качество всю жизнь?

— Неужели вы действительно думаете, что я все время буду вам улыбаться? — язвительно спросила она в ответ и, чувствуя, как он прижимает ее к себе все сильнее, так что ее щека чуть ли не касается его щеки, возмущенно воскликнула: — Что это, интересно, вы делаете?

— Танцую, хотя с вами это не так-то просто.

— Я ведь вас предупреждала об этом.

— Ну хорошо. Раз вы ничего, кроме вальса, не танцуете, значит, будем танцевать вальс.

Он убрал со спины Верены руку и другой рукой повлек ее за собой к скрипачу. Затем он извлек из кармана сияющий новенький доллар и швырнул его музыканту. Тот ловко поймал монету и широко улыбнулся.

— Самый медленный вальс из твоего репертуара, — сказал ему Мэтт, — для самой хорошенькой женщины по эту сторону Атлантического океана — моей супруги.

— Да, сэр, конечно, сэр!

— Но вы дали ему целый доллар! — ужаснулась она.

— И к тому же самой бережливой хозяйки, — добавил Мэтт с невозмутимым видом. — Готова, дорогая?

Прежде чем она успела от него отстраниться, он прижался щекой к ее щеке и прошептал ей на ухо:

— Старайтесь не смотреть на меня с таким видом, будто я собираюсь вас задушить, ладно?

На этот раз, когда он вывел ее на площадку для танцев, все расступились и оставили их на ней одних. Его рука обвила ее стан, и толпа поощрительно загудела. Она почувствовала, как кровь прилила к голове и всю ее бросило в жар. От смущения она спрятала голову у него на груди и теснее прижалась к нему.

— Ну вот, так бы и давно, — негромко проговорил он.

Звучала медленная музыка, рука Мэтью Маккриди надежно поддерживала Верену, но она чувствовала себя неловко, и ей не удавалось придать своим движениям нужную плавность. Все ее тело было каким-то напряженным, словно деревянным, и это чувство неловкости еще более усилилось, когда он заговорил снова:

— Думаю, вы бы не блистали в бальных залах Нового Орлеана.

— А я никогда и не стремилась к этому.

— Может быть, если вы станете напевать про себя мелодию, вам легче будет двигаться в такт музыке, — с надеждой предложил он.

— Я полностью лишена музыкального слуха, — проговорила она сквозь стиснутые зубы.

— Такого не бывает — у всех есть хоть немного слуха.

— А у меня ни малейшего. Когда меня пытались обучить игре на фортепиано, преподаватель даже не стал брать у мамы денег, объяснив это тем, что добиться от меня способности чувствовать ритм музыки или слышать разницу между нотами — дело безнадежное.

— Так вы и петь не умеете? А я считал, что для настоящей леди это необходимое достоинство.

— Когда я пою, узнать мелодию невозможно… А теперь прошу вас — поскольку мы с вами установили, что я не могу ни петь, ни танцевать, может, пойдем и присядем?

— Исключено — по крайней мере, пока не оттанцуем мой доллар.

— Но вы же ставите нас в глупое положение; надеюсь, вы понимаете это?

— Извините, но именно вы сказали мне, что можете танцевать вальс, — напомнил он ей.

— Вы меня плохо слушали, — резко возразила она. — Я говорила, что танцую его, но не очень хорошо.

— Знаете, мне начинает казаться, что все в вас сплошное притворство и фальшь.

— Вы это говорите из-за того, что я не умею танцевать? Ничего более нелепого я в жизни не слышала.

— Нет, из-за того, что все сказанное вами оказывается в конце концов неправдой. Я теперь даже не уверен, что вы Верена Хауард.

— Ну, знаете, это уже слишком! Кроме того, абсолютно все, что я вам говорила, — это чистейшая правда, хотите — верьте, хотите — нет. А вот вы — вы о себе такого сказать не можете, Мэтью Маккриди!

— Улыбайтесь, Рена.

— Почему?

— Он по-прежнему на вас смотрит.

— И это должно меня волновать? Хватит, я и так уже выгляжу в их глазах неуклюжей дурочкой.

— Вы его знаете?

— Кого именно?

— Того, что курит сигару — вон там, возле дерева.

Маккриди повел ее по более широкому кругу, и она, изобразив на лице самую ослепительную улыбку, на какую была способна, осмелилась взглянуть в указанном ей направлении.