Хоккейная сделка - Кристен Граната
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Готова ли я к этому?
Александр смотрит на меня проницательными темными глазами.
— Готова, крошка?
— Готова, — лгу я.
Сэм обходит пикап спереди и открывает дверь. Александр выскальзывает первым, и тут же раздается сумасшедший треск затворов и вспышек, когда на нас набрасываются папарацци. Я сжимаю руку Александра, а он притягивает меня к себе, ведя вверх по ступеням музея.
— Крум, кто она?
— Это твоя девушка?
— Как давно вы встречаетесь?
— Поцелуй ее!
Вспышки вспыхивают, из-за чего трудно что-либо разглядеть. Я крепко держу Александра за руку, молясь, чтобы не пропустить ступеньку и не упасть перед всеми этими людьми.
— Я не помню, чтобы здесь было так много ступенек, — бормочу я.
Александр смеется.
— Мы почти пришли.
Наконец, поднявшись наверх, мы проходим через стеклянные двери, и как только они закрываются, нас снова окутывает тишина.
Охранник встречает нас с улыбкой.
— Добрый вечер, мистер Крум. Приятного вам вечера.
Александр пожимает ему руку.
— Спасибо, Билли.
— Вау, — мои глаза бегают по вестибюлю. — Никогда раньше не видела его таким пустым.
— Сегодня он весь в твоем распоряжении, — Александр сжимает мою руку, и не знаю, понимает ли он, что все еще держит ее, хотя папарацци не могут нас видеть. — С чего хочешь начать или нам просто побродить?
— Побродить. Определенно побродить.
Он улыбается, уводя меня дальше в музей.
— Я раньше здесь никогда не был.
— Я раньше приходила сюда постоянно. Мама встречалась с каким-то неудачником, а я хотела выбраться из крошечной квартиры. Поэтому приходила сюда и часами смотрела на произведения искусства, в своем собственном маленьком мире.
Алекс хмурится, как будто это его расстраивает.
— Хотя здесь уже целую вечность не была. Я была так занята работой, что не находила времени, чтобы вернуться. Я слышала о многих новых выставках.
— Почему тебе нравится искусство?
Легкая улыбка растягивает губы, когда я смотрю на картины.
— Художник испытывает столько эмоций — будь то гнев, печаль, горе, радость, любовь — ему нужно выплеснуть это и выразить в невероятных формах искусства. Картины говорят гораздо больше, чем любые слова. Как будто смотришь на частичку чьей-то души.
Мы останавливаемся, и Александр обращает на меня внимание.
— Ты создавала какое-нибудь искусство?
— Раньше рисовала, — я пожимаю плечами. — Ничего особенного.
— Я бы хотел это увидеть.
Я закатываю глаза.
— По словам матери, это просто дерьмовое детское искусство.
— Я люблю детское искусство, — Алекс наклоняет голову, чтобы убедиться — я смотрю ему в глаза. — И ничто из того, что ты делаешь, не дерьмовое, Ария.
Тепло разливается по всему телу, но я прочищаю горло и отвожу взгляд.
— Пошли, Большой Парень.
Следующий час мы проводим, гуляя по музею, а Александр внимательно слушает, как я рассказываю о каждой из выставок. Задает вопросы, как будто ему действительно не все равно, и стоит отдать должное, он отличный актер. Наверное, все это время слушал бесконечную болтовню Джулианы.
Я указываю на комнату, к которой мы приближаемся.
— Это мое любимое место во всем музее. Оно называется…
Мои ноги останавливаются, а сердце замирает.
Американское крыло — это красивый двор со стеклянным потолком, с балконами и несколькими уровнями, заполненными скульптурами и картинами. Я видела его бесчисленное количество раз днем, но никогда ночью — и уж тем более никогда таким, каким выглядит сейчас.
Небольшой круглый стол, покрытый белой льняной скатертью, стоит в центре. Светодиодные свечи разных размеров мерцают, отбрасывая на стол романтический отблеск. Огромный букет красных роз лежит на одном из двух стульев, а металлические крышки накрывают тарелки у каждого сидящего места.
— Что это? — шепчу я, чувствуя, как сердце колотится в груди.
— Ужин, — раздается глубокий голос Александра. — Я не смог насладиться ужином с тобой, когда Джулиана сломала руку, поэтому хотел устроить еще один. Это место показалось идеальным.
Ужин… в музее.
В музее, который он арендовал для нашего свидания.
— Вау, — я подхожу ближе к столу, пораженная тем, как прекрасно все выглядит. — Но папарацци не смогут все это увидеть.
— Это не для них, — он поднимает мою руку и нежно целует тыльную сторону. — Фотографии снаружи могут быть для них, но этот вечер для тебя.
В горле пересохло, и мне трудно сглотнуть.
— Это слишком.
— Ты не права, — Александр ведет меня к месту. — Это именно то, чего ты заслуживаешь.
Он отодвигает стул, прежде чем успеваю подойти, а я поднимаю букет со стула и подношу к носу.
— Они прекрасны.
— Я не был уверен, какие цветы тебе нравятся, но этот цвет напомнил о твоих губах.
Я ухмыляюсь, опускаясь на стул.
— Частенько смотришь на мои губы?
Он забирает у меня цветы, тоже ухмыляясь.
— Примерно так же часто, как ты смотришь на мои.
Значит, постоянно. Поняла.
Я наблюдаю, как Александр открывает пробку на бутылке красного вина и наливает в мой пустой бокал. Затем лезет в карман и достает телефон, постукивая по экрану, прежде чем где-то на заднем плане зазвучит тихая музыка.
— Когда ты успел все это сделать?
Он пожимает плечами, как будто это не имеет значения.
— Прежде чем пришел за тобой. Ужин доставили около пяти минут назад, так что он горячий.
Он снимает крышку с тарелки, и у меня текут слюнки при виде идеально приготовленного стейка в сопровождении картофеля и овощей.
— Ты делаешь это на всех первых свиданиях? — спрашиваю я, глядя на него, пока тот садится напротив.
— Я был не на многих первых свиданиях с тех пор, как присоединился к «Щеглам», но думаю, что все первые
