Русские на Восточном океане - А. Марков

— Где ж вы раздобылись?

— Еще бы не раздобыться! Нам так давали деньги, только лишь бери. Когда мы приехали на пристань, народу столько собралось смотреть на нас, как будто на какое чудо. Во второй наш приезд капитан был у коменданта. Мы остались одни. Тут какой-то барин с двумя барынями подошел к нам, и они что-то долго меж собой толковали; потом барин дал одному из береговых денег, и тот принес две бутылки рому с большим стаканом. Барин взял стаканналил его полнехонек и дал выпить первому мне. — Что за клад, подумал я, да и смекнул, верно, он хочет показать барыням, как Русские пьют. Я снял фуражку, сделал ему почтение и выпил залпом, даже не поморщившись. Барыня так и ахнула. Потом он угостил другого, третьего, купил еще бутылок пять и подал всем. Барыни, глядя на нас, только пожимали плечами. Тут еще какой-то принес нам джину, и мы так подпили ловко….

— Что даже не могли и ехать, — подхватил боцман.

— Как не могли! — сказали человека три почти в один голос. — Мы были уж на половине дороги, да капитан приказал поворотить назад. Вишь, будто нас утащит в море, если будем так грести.

— Оно и значит, что была очень пьяны, — заметил боцман.

— На брасы! — раздалась команда вахтенного штурмана.

— Есть! — был ответ боцмана, и матросы рассеялись по палубе. Ветер отошел к SSO и сделался полным фордевиндом. Струя зашипела под кораблем и мы, при самой малой качке, плыли по семи узлов.

Расстояние, которое надлежало нам переплыть от Массатлана до Лоретто, простиралось на 280 миль. К вечеру на другой день нашего выхода показался вторично мыс Лукас с левой стороны. Мы шли в параллель берегу восточной стороны Калифорнии, не теряя его из виду. Он казался то высоким, то низменным, то исчезал из глаз, вероятно, от больших заливов, далеко простиравшихся внутрь калифорнского полуострова. Погода стояла самая благоприятная. С берегов доносился до нашего корабля запах душистых дерев и полевых цветов.

На третий день мы увидели вход в залив Эскандито. Высокие утесы разделялись в разных направлениях проливали, и издала трудно было распознать, где находится настоящий проход в Эскандитскую бухту. Ветер был тих, и мы почти одним течением приближались к месту своего назначения; наконец вступили в неширокий пролив, окруженный высокими берегами. Здесь мы встретили совершенный штиль. К 8-ми часам течение переменилось, сделавшись противным, и постепенно усиливалось. Бросаемые лоты не доставали грунту; бросили лотлинь; глубина оказалась 49 сажень, и так, по невозможности отдать якорь, нам оставалось или идти вперед в бухту, или поворотить в море. Последний выбор, сопряженный с удалением от берегов, конечно никакому моряку не может нравиться. И так, не разбирая чинов, мы стали всеми силами буксироваться до якорного места, спустили катер и шлюпки; вся команда перешла на гребные суда. Капитан стал править рулем, а мы пошли на реи убирать паруса, которые, от безветрия, хлопали о стеньги. Луна освещала перед нами дикие утесы, и окружающая нас тишина нарушалась только взмахами весел, дружно ударявшихся о сонные воды. К полуночи мы достигли мыса, у которого можно было бросить якорь. Отсюда нам уже недалеко оставалось до Эскандитской бухты, где предстояла нам продолжительная стоянка. Капитан, чтоб дождаться попутного течения и между тем временем дать отдохнуть команде, заблагоразсудил стать на якорь, в глубине восемнадцати саженей. Мы простояли тут пять часов; наконец дождались попутного течения, и с рассветом, выкатив якорь, потянулись в бухту, подобную Камчатской. Она отовсюду защищена от ветров, берег её с обеих сторон сливается с долиною, покрытой мелким кустарником и не представляющей никакого заметного строения, кроме одного развалившегося от времени каменного дома. В прежние годы, когда свирепствовала в Лоретто повальная болезнь, Испанцы, боясь заразиться, привозили в этот дом больных и оставляли в нем на-произвол судьбы. Некоторые из страдальцев исцелялись от болезни и возвращались в свои семейства, большая же часть умирали и предавались земле с потребными обрядами религии. Ошвартовав судно, командир и я подъехали в шлюпке к самым развалинам и вышли на берег; возле него лежала огромная куча жемчужных раковин, собранных для пережигания из них извести. Далее расстилалась равнина, поросшая кустарником. Множество столетника, толщиною обхвата в два, возвышалось на ней. На большом числе деревьев видны были ягоды алого цвета; мне удалось сорвать несколько из них, и они показались мне очень приятного вкуса.

Извилистые тропинки далеко тянулись кустарниками, между которыми пробирались мы, в надежде увидеть какое-либо селение; но отойдя более полумили от берега, ничего подобного не встретили. Твердый грунт земли местами был покрыт пробелинами: это выступала от солнечного зноя на поверхность земли соль. Вдруг послышался конский топот.

Чрез непродолжительное время показался из-за кустов всадник, в синей куртке с красными обшлагами, в парусинных белых брюках и в соломенной шляпе. Это был комендант из Лоретто. Поздоровавшись с нами, он почтительно спросил о причине вашего прибытия.

— Нам нужно соли, — отвечал капитан.

— Сколько тонн в вашем корабле? — продолжал комендант. — Я должен донести об этом своему правительству в Ваймос; там назначат цену за тонну, и тогда вы можете брать соль с Кармена.

Капитан сказал меньшее число тонн, чем действительно подымал наш корабль, ибо никому не было нужды мерить наше судно; притом же, судя по самому коменданту, как лицу, долженствующему занимать первое место в Лоретто, вероятно, не нашлось бы в целом городе такого человека, который умел бы вычислить кубически пространство нашего корабля.

Мы все трое продолжали путь. По дороге встретилось нам очень красивое растение, подобное вьющемуся перлиню. Я хотел отломить частичку растения, чтоб посмотреть его сердцевину, но едва дотронулся до него, как почувствовал в руке колотье и пальцы начали у меня пухнуть. По счастью, что комендант был с нами. Как жителю здешних мест, ему знакомо было свойство этого растения, и он научил меня, чтоб я потер ладонь и пальцы об волоса моей головы. Я воспользовался этим простым средством, и действительно, опухоль и колотье у меня исчезли.

Вот, показалась загородка довольно большего огорода или сала. Там росли разные огородные овощи и садовые плоды; посреди их увидел я перец, виноград и множество деревьев хлопчатой бумаги. Далее была площадка; и посреди её стояла хижина, с небольшой пристройкой. Вот вам и все селение Эскандито. Тут живет один Испанец (дон-Хуан). Внутренность дома его показывает пустоту; кроме одного стола, с скамейками вокруг, а в другой комнате кровати с несколькими сундуками, в доме почтенного дона напрасно бы вы стали искать другой мебели. Все семейство его состоит из жены и четверых детей. По правую сторону дома устроен был колодезь, из которого два мула посменно вытаскивали воду в чан для пойла скота. Богатство дон-Хуана заключается в табунах лошадей, в рогатом скоте, в овцах, с которых собирает он шерсть, и в нескольких слугах. Тут мы расстались с комендантом, который спешил в Лоретто, чтоб написать донесение в Ваймос о приходе Русского корабля за солью. Мне кажется, трудно найти жизнь спокойнее и уединеннее дон Хуановой. Осмотрев поместье дон-Хуана, мы отправились на корабль. На другой день командир и я, взяв лошадей у дон-Хуана, отправилась с проводником, в Лоретто. — Эскандито отстоит от Лоретто на 20 миль. Привычные кони быстро понесли нас по высоким каменистым горам. Небольшие озера простирались вдали; их спокойная, зеркальная поверхность манила наша взоры. Дорога была гориста только до половины, потом раскрылись перед нами прелестные долины, покрытые роскошною растительностью. По лесам встречалось нам множество попугаев; они как будто шутили с нами; близко подпускали к себе и потом отлетали далее. — Вдали показался монастырь, обнесенный зубчатою стеной со многими башнями; местами он был разрушен но судя по его величественной наружности, вероятно, отличался великолепием. он стоял один посреди площади; далеко от него виднелись небольшие каменные домики, раскиданные вдоль залива. Посреди города протекал извилистый ручей, по берегам которого росли кокосовые и банановые деревья. Близ ручья стоял дом несколько получше других. Мы въехали на его широкий двор. Дом принадлежал одной вдове, жене бывшего коменданта, но, кажется, и поныне сохранившей власть свою и влияние на весь Лоретто, потому что, как заметил я, жители этого бедного городка с особенным почтением являлись к ней. Она имеет очень зажиточное состояние, а по необыкновенной толщине своей, вероятно, в целом городе не находит никого равного себе. Мы остановились на ночлег в её доме. Поутру нам подали чай, что очень редко можно встретить у других жителей Лоретто. Завтрак также был очень вкусный и изобильный; про Фрукты же и говорить нечего, — они здесь нипочем. Фиги составляют, в Лоретто предмет торговли; их рвут, набивают в кожаные мешки и продают по 3 пиастра за кинтал. В прежние годы здесь много добывали жемчугу, но ныне стало его очень мало. У некоторых из жителей мне случалось видеть добытый в Калифорнском заливе жемчуг превосходной доброты, чистой воды и величиною с каленый орех; только такого очень мало. Я купил у двух канаг золотника три жемчугу; он был величиною с конопляное семя, в том числе находилось несколько жемчужин в горошину; за все заплатил я пять витушек виргинского табаку.