Время Шамбалы - Александр Андреев

Реакция наркома на сообщение А. В. Барченко была двойственной — поездку в Афганистан он тут же решительно отклонил по политическим соображениям, но в то же время высказался довольно положительно относительно посещения Тибета. Свой отзыв об экспедиционном проекте А. В. Барченко Г. И. Чичерин направил в Политбюро ЦК. Однако уже на следующий день из телефонного разговора с начальником ИНО ОГПУ М. А. Трилиссером Г. В. Чичерин узнал, что тот совершенно не в курсе относительно похода в НКИД А. В. Барченко и чекистов. Кроме того, Г. И. Чичерину доложили, что его визитеры самовольно обратились через наркоминдельский отдел виз в афганское посольство, заявив, что они «составляют экспедицию, едущую от ВСНХ». Разгневанный нарком тут же направил новую докладную в Политбюро с просьбой «не давать хода» его предыдущему письму. Ссылаясь на свой разговор с Трилиссером и Ягодой, он отмечал в ней, что «руководители ОГПУ теперь сомневаются в том, следует ли вообще отправлять экспедицию Барченко, ибо для проникновения в Тибет имеются в виду более надежные способы». В этой записке Г. И. Чичерин, помимо прочего, высказал свое отношение к исследованиям ученого и его проекту:

«Некто Барченко уже 19 лет изучает вопрос о нахождении остатков доисторической культуры. Его теория заключается в том, что в доисторические времена человечество развило необыкновенно богатую культуру, далеко превосходившую в своих научных достижениях переживаемый нами исторический период. Далее он считает, что в среднеазиатских центрах умственной культуры, в Лхасе, в тайных братствах, существующих в Афганистане и тому под., сохранились остатки научных познаний этой богатой доисторической культуры. С этой теорией тов. Барченко обратился к тов. Бокию, который ею необыкновенно заинтересовался и решил использовать аппарат своего Спец. Отдела для нахождения остатков доисторической культуры. Доклад об этом был сделан в Коллегии Президиума ОГПУ, которое точно также чрезвычайно заинтересовалось задачей нахождения остатков доисторической культуры и решило даже употребить для этого некоторые финансовые средства, которые, по-видимому, у него имеются. Ко мне пришли два товарища из ОГПУ и сам Барченко, для того, чтобы заручиться моим содействием для поездки в Афганистан с целью связаться там с тайными братствами.

Я ответил, что о поездке в Афганистан и речи быть не может, ибо не только афганские власти не допустят наших чекистов ни к каким секретным братствам, но самый факт их появления может повести к большим осложнениям и даже к кампаниям в английской прессе, которая не преминет эту экспедицию представить в совершенно ином свете. Мы наживем себе неприятность без всякой пользы, ибо, конечно, ни к каким секретным братствам наши чекисты не будут допущены.

Совершенно иначе я отнесся к поездке в Лхасу. Если меценаты, поддерживающие Барченко, имеют достаточно денег, чтобы снарядить экспедицию в Лхасу, то я даже приветствовал бы новый шаг по созданию связей с Тибетом при непременном условии, однако, чтобы, во-первых, относительно личности Барченко были собраны более точные сведения, во-вторых, его сопровождали достаточно опытные контролеры из числа серьезных партийных товарищей и, в третьих, чтобы он обязался не разговаривать в Тибете о политике и, в особенности, ничего не говорить об отношениях между СССР и восточными странами. Эта экспедиция предполагает наличие больших средств, которые НКИД на эту цель не имеет.

<…> Я безусловно убежден, что никакой богатейшей культуры в доисторическое время не существовало, но исхожу из того, что лишняя поездка в Лхасу может в небольшой степени укрепить связи, создающиеся у нас с Тибетом»[222].

Отповедь Г. И. Чичерина, в которой чувствуется скрытое соперничество НКИД и ОГПУ, не обескуражила Г. И. Бокия, поскольку нарком в принципе не возражал против экспедиции А. В. Барченко в Тибет, хотя и считал необходимым прикрепление к ней партийного «контролера», т. е. политкомиссара. Именно таким образом Политбюро поступило в 1923 г. с П. К. Козловым, навязав его Тибето-Монгольской экспедиции дополнительного сотрудника, бывшего коминтерновца Д. М. Убугунова. Точно также поступили и с А. В. Барченко, назначив в его отряд политкомиссара Я. Г. Блюмкина. Одиозная личность бывшего левого эссера-террориста — убийцы германского посла графа В. Мирбаха, однако, встретила решительный отпор со стороны А. В. Барченко. Такому человеку как Блюмкин не могло быть места среди участников его отряда, отправлявшегося в святую землю Шамбалы. Но была, как кажется, и другая, более веская причина, окончательно разрушившая надежды А. В. Барченко. Уже в начале августа 1925 г. Г. В. Чичерин приступает к разработке планов новой советской дипломатической экспедиции в Тибет, что делало практически невозможным какое-либо постороннее проникновение в эту страну.

Не попав в Шамбалу, А. В. Барченко осенью того же года отправился вместе со своей женской «свитой» в другое заповедное место, на Алтай. Цель этой поездки, организованной все тем же Г. И. Бокием, состояла в том, чтобы установить связь с представителями «русской ветви традиции Дюнхор», искателями Беловодья. Э. М. Кондиайн сообщает нам маршрут путешественников — через Семипалатинск, Усть-Каменогорск, пароходом по Оби и Иртышу, а затем на лошадях в горы. Конечный пункт — селение Катон-Карагай, расположенное в живописной Бухтарминской долине. Там рассчитывали встретить тех, кто некогда ходил в Беловодье-Шамбалу. В Катон-Карагае А. В. Барченко познакомился со 115-летним старцем Филоновым («старик с пасеки»), у которого был сын и множество внуков. Оттуда, судя по краткой записи Э. М. Кондиайн, А. В. Барченко и его спутницы двинулись в Котово, где находилась заимка Филонова — избушка и пасека. Запись заканчивается сообщением, что «старик вылечил Олю от простуды горячим медом»[223].

15. ОГПУ овладевает «Древней Наукой»

Несмотря на неуспех новой попытки пройти в заветную Страну Махатм, А. В. Барченко не пал духом. Осенью 1925 г., по возвращении с Алтая, ему удалось наконец-то приступить к практической реализации давно уже созревшего плана, которому он придавал значение «исторической миссии» — к передаче руководителям «идейного коммунизма в России», «Большим большевикам», ключа к универсальным знаниям древних («Универсального ключа»). В письме Г. Ц. Цыбикову А. В. Барченко мотивировал свое решение так. Русская социальная революция, хотя и оказывает «идейную поддержку Востоку», еще «совершенно далека от понимания той величайшей общечеловеческой ценности, коей скрыто владеет Восток». Ломая традиционные бытовые устои народов восточных окраин России — «коренные основы их самобытности», она тем самым уничтожает элементы древнейшей научной традиции. Ту же губительную политику большевики проводят и в отношении зарубежных восточных стран. Единственно возможный выход из такого положения — «скорейшее ознакомление крупнейших идейных руководителей Советской власти с истинным положением вещей, с истинной ценностью тех древнейших бытовых особенностей Востока, к разрушению которых Советская власть подходит так примитивно и грубо не из злостных побуждений, но по неведению, действуя с глазами, завязанными ей авторитетом западно-европейской академической науки. Самым сильным, самым неоспоримым и убедительным орудием в этом может послужить подтверждение, что Восток до сих пор владеет в неприкосновенности не только случайно уцелевшими практическими формулами тантрической науки, но и всей разумно обосновывающей ее теорией „Дюнхор“»[224]. По существу это была попытка просветить новых властителей России, тех, кто не ведает, что творит. При этом А. В. Барченко явно следовал примеру своего учителя Сент-Ива, который в свое время апеллировал к главам западных держав, призывая их к «коллективной охране очага древней науки», т. е. Шамбалы, поскольку он мог бы пострадать в случае военного столкновения Англии, Афганистана и России[225]. (Англия и Россия действительно едва не начали войну из-за Афганистана в середине 1880-х. Ситуация удивительным образом повторилась полвека спустя, в результате резкого обострения англо-советского соперничества в Центральной Азии.) Тот же Сент-Ив, между прочим, побуждал французского премьера Жоржа Клемансо установить контакт с мудрыми правителями Агарты-Шамбалы.

Для передачи эзотерического знания наиболее достойным представителям большевистской партии А. В. Барченко организовал в недрах ОГПУ в конце 1925 г. — при содействии Г. И. Бокия — небольшой кружок по изучению Древней науки. В этот кружок вошли ведущие сотрудники Спецотдела — Гусев, Цибизов, Клеменко, Филиппов, Леонов, Гопиус, Плужницов, а также его начальник Бокий[226]. А. А. Кондиайн в своих показаниях, однако, говорит о двух кружках: одним руководил А. В. Барченко, другим — он сам, при этом в его кружке занималось 15 человек, в том числе Г. И. Бокий и Е. Гопиус[227]. И все же, какого-то отдельного «кружка Кондиайна» скорее всего не существовало, а просто А. А. Кондиайн, по просьбе А. В. Барченко, вероятно, читал собственные доклады в кружке (о чем свидетельствует и Г. И. Бокий). Как бы то ни было, но занятия с сотрудниками Спецотдела продолжались недолго, поскольку, по словам Г. И. Бокия, ученики оказались «неподготовленными к восприятию тайн Древней науки». Кружок А. В. Барченко распался, но энергичному Г. И. Бокию вскоре удалось подыскать новых, более способных учеников «из числа своих старых товарищей по Горному институту». В состав этой второй группы входили М. Л. Кострыкин, А. В. Миронов (оба инженеры), Б. С. Стомоняков (зам. наркоминдела в 1934–1938), И. М. Москвин (член Оргбюро и секретариата ЦК, заведующий орграспредом ЦК), А. Я. Сосовский[228]. Несколько раз занятия кружка, согласно Г. И. Бокию, посещали С. М. Диманштейн и инженер Ю. Н. Флаксерман, а также, по свидетельству Ф. К. Шварца, Г. Г. Ягода — в будущем шеф НКВД[229]. О том, что конкретно изучали «ученики» А. В. Барченко на этих занятиях мы узнаем из уже упоминавшегося письма А. В. Цыбикову, в котором говорится, что созданная им группа в течение двух лет «занималась изучением теории Дюнхор в основных ее пунктах и сравнением с теоретическими основами западной науки»[230].