Ломаные линии судьбы - Татьяна Александровна Алюшина

– Дверь была открыта, – устало ответила Глаша, как-то в один момент растеряв весь свой запал. – И кот орал совершенно ненормально. Явно же что-то нехорошее случилось.

Она потёрла с силой лоб ладошкой, справляясь с навалившейся как-то в один момент усталостью, посмотрела прямо в глаза мужчине и объяснила:

– Этот Виктор, конечно, козёл редкостный и ужасно неприятный тип, бандюган, страдающий вспышками немотивированной агрессии, и наверняка насовершал в своей жизни много всякого гадкого и криминального, но… Он же всё-таки человек, – пожала она плечами, – может, ему совсем плохо и требуется помощь… И что, бросать? – спросила она, всматриваясь в лицо Шагина. – Вы бы бросили? Не зашли?

– Я бы зашёл, – устало ответил мужчина. – Но в данном вопросе я не показатель, а, скорее, наоборот. А вот вам было бы лучше не заходить.

– Да, – согласилась, кивнув, Аглая, – лучше. Но я зашла, и теперь назад это не провернёшь и другое решение уже не примешь.

– Ну ладно, в общих чертах картину происшествия я увидел и понял, – вроде как со всей очевидностью вёл к завершению их беседы Шагин. Но вдруг неожиданно спросил, ошеломив своим вопросом Глашу: – Осталось прояснить лишь один вопрос. А именно: что вы скрываете и о чём старательно недоговариваете, Аглая?

«Зависнув» на пару мгновений, пристально всматриваясь в Шагина, Глаша придала своему лицу нарочито-вопросительное выражение, даже ладони в стороны развела жестом типа «О чём вы?», предлагая гостю объяснить столь сильное заявление.

Вздохнув от необходимости что-то растолковывать, совершенно уставшим взглядом Шагин посмотрел на девушку и вынужденно пояснил, что натолкнуло его на такие выводы:

– Я юрист. Свою трудовую деятельность начинал как следователь по уголовным делам в том самом Следственном комитете. Через несколько лет сменил профиль на иную юридическую специализацию, но не суть. Кроме углублённого и специального курсов по психологии в университете я прошёл обучение профессиональному профайлингу и некоторым дополнительным программам по изучению психосоматического поведения и реакций человека. И если я утверждаю, что вы что-то скрываете и недоговариваете, Аглая, значит, вы стопудово что-то скрываете и недоговариваете.

И посмотрел в глаза девушке очень твёрдым, изучающим взглядом. А она смотрела в ответ, не пытаясь увести свой взгляд в сторону – так же изучая его и что-то решая про себя. Так и сидели друг напротив друга, глядя в глаза, несколько растянувшихся и, казалось, потерявшихся где-то во времени мгновений.

Аглая первой прервала их зависшие «гляделки», что-то там явно про себя решив. Молча поднялась со стула и вышла из комнаты, а Шагин прикрыл и с силой потёр пальцами уставшие глаза.

Больше всего ему сейчас хотелось спать – тупо завалиться в кровать и проспать часов хотя бы восемь подряд. Но от состояния «поспать» Игоря отделяло многое: важный разговор по телефону, назначенный практически на ночь, обратная дорога в подмосковный город, где теперь он проживал и работал, и стопка важных и срочных невычитанных документов.

– Вот, – прервав невесёлые, тягучие думы Шагина о предстоящих сегодня делах и поездках, произнесла девушка, очень тихо вернувшись в кухню. А может, он просто задремал, выключился на мгновение и не услышал её возвращения. Всё-таки он сильно устал за последние дни. Сильно.

Игорь открыл глаза и увидел перед собой девичью ладошку, на которой лежал интересный, необычный брелок. Большая капля размером с грецкий орех, из светло-голубого прозрачного камня, но не с гладкой поверхностью, как у натуральной капли жидкости, а состоящая как бы из граней и углов, в которых, причудливо преломляясь, отражались лучи света. С одного бока в камень была словно впаяна серебряная узорная вязь замысловатого, тонкого, как паутинка, рисунка, добавлявшая камню поразительной изысканности. К верху она плавно перетекала в небольшое серебряное колечко, которое и служило креплением брелока.

Вещица была необыкновенной и явно не предназначалась для ношения ключей. Не какая-нибудь дешёвая сувенирная пластмассовая приблуда и не пустая бирюлька, а затейливая поделка, пусть и не произведение искусства, но где-то очень близко к нему.

– И-и-и? – спросил Шагин, взяв с её ладошки, рассматривая и покручивая в пальцах удивительный брелок.

– Это было зажато в ладони Чащина, – пояснила Аглая.

– А вы его забрали… – не то спросил, не то утвердил Игорь.

– Да, забрала, – твёрдо произнесла она и кивнула, как бы закрепляя своё признание.

– Зачем? – посмотрел на неё Игорь.

Он как-то вдруг в один момент, резко и достаточно сильно расстроился от откровения девушки, мгновенно определив для себя мотивы её поступка. Да, расстроился – потому что уже сложил в голове её психологический портрет, сформировав чёткое мнение о личности и характере Аглаи. Ему невероятно нравилось всё, что он уже понимал, знал и чувствовал про неё. И от этого понимания и удивительно сильного притяжения к ней, которое Шагин испытывал с того самого момента, как она распахнула перед ним дверь, что-то тихонько и невероятно приятно теплело и плавилось у него внутри, преодолевая всю эмоциональную отстранённость, вызванную скопившейся, застарелой махровой усталостью, окончательно притушившей все его чувства. А вот нет, оказалось, что с его реакцией на эту девушку никакая усталость и опустошённость не в состоянии справиться – так она на него действовала и такое мужское, мощное будила и раззадорила в нём.

И тут такое… Как ушатом воды ледяной облили, он словно душевно сдулся в один миг, почувствовав, как навалилось и придавило его бессильное разочарование, опустошающее что-то внутри.

«Вот так», – подумал Шагин, испытывая захватывающую сознание и чувства отрезвляющую холодную пустоту. Ему уже не требовались объяснения её поступка: для себя он понял всё однозначно и очень чётко и конкретно. И мысленно уже двигался дальше, перекраивая и перестраивая всё то, что задумывал предпринять, чтобы помочь барышне, понимая, что всё равно поможет, в любом случае, вот только теперь…

И совершенно обалдел, когда услышал ответ Аглаи.

– Потому что это мой брелок. Мой талисман, – пояснила она твёрдым, спокойным тоном, глядя прямо ему в глаза.

– Почему вы решили, что ваш? – опешил Шагин, никак не ожидавший ничего подобного. Даже резко взбодрился.

А он-то подумал и заподозрил её… Ладно, не важно, что он там подумал, честно говоря. Кажется, знатно протупил, видимо, всё же от предательской усталости дав слабину. Позволил эмоциям управлять его мыслями и реакциями вместо нормальной работы логики и аналитики, всегда доминировавших в рассуждениях, поступках и делах Шагина.

– Потому что он существует в единственном экземпляре, – всё тем же ровным тоном пояснила девушка, – я сама его сделала.

– Сама? – переспросил окончательно обескураженный Шагин.

– Да, сама, – кивнула