Хаски и его учитель белый кот. Том III - Жоубао Бучи Жоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Своими глазами он увидел, как этот девятый вал смыл Чу Ваньнина.
— Учитель…
Теперь, когда стена рухнула, неудержимый водный поток беспрепятственно устремился к месту слияния двух миров, мгновенно заполнив ущелья и долины, и сравнял с землей горные вершины и строения. В одно мгновение все утонуло в обрушившемся на землю шторме.
Этот мир людей уже никогда не будет таким, как прежде. Безбрежное синее море стало тутовыми полями[307.2].
Именно в этот критический момент давление демонических врат усилилось в разы. Ши Мэй почувствовал, как от перерасхода духовной энергии его мышцы отделяются от костей, а кости с треском ломаются. Выплюнув полный рот крови, он посмотрел вниз и увидел, что чуть больше десятка человек все еще не успели пройти.
И откуда только в его разбитом теле взялись силы… От нечеловеческого напряжения его глаза вылезли из орбит, на шее вздулись вены. Яростно вскрикнув, он из последних сил руками и ногами блокировал закрывающиеся ворота.
— Наставник Хуа!
Пересекшие границу прекрасные костяные бабочки не спешили уходить. Все они собрались на другой стороне и смотрели на него, но Ши Мэй уже не мог ясно разглядеть их лица. Перед глазами сгустился кровавый туман, все закружилось и потемнело.
Осталось восемь… пять… три…
На искаженном болью лице расцвела удовлетворенная улыбка человека, наконец получившего воздаяние[307.3]. Изо рта его капала кровь, от которой его белоснежные зубы стали ярко-красными.
Что мне судьба, законы Неба и Земли, люди и демоны, боги и призраки, которые хотят помешать мне вернуться домой и свести на нет все мои усилия…
Не вернуться… не победить…
Сердце твердо как железо.
И это упрямство не сломить.
Остался… один…
— Беги…
Ши Мэй снисходительно рассмеялся. Не говорите мне, что поденка не может расшатать дерево. Закалив сердце, и муравьи могут прорыть ход в камне и обрушить дамбу.
Разве в конце концов он не смог сделать все это?
Бах!
С гулким грохотом врата в Царство Демонов захлопнулись. Перед глазами смешались красное и черное: красной была кровь, а черным — бездонное небо над головой. Последним звуком, что в этом мире людей услышала застрявшая в щели между створками летучая мышь, был ясно различимый, похожий на хруст щелчок.
Отвратительно до жути.
Это хруст моего раздробленного черепа?
Или эхо того звука, который я слышал в детстве, когда отец сломал шею моей матери…
— Образцовый наставник Хуа! Наставник! — скорбные вопли прекрасных костяных бабочек оборвались, заблокированные в другом мире захлопнувшимися демоническими вратами.
Створки Врат Мученичества обагрились кровью, вниз упали обрубленные конечности Хуа Биньаня… но тут же ударила огромная волна и состоящая из миллионов костей Дорога Мученичества была навеки смыта с лица земли.
Когда волна схлынула, демонические врата исчезли.
В одно мгновение кирпич и черепица Зала Даньсинь были поглощены волнами, Пагода Тунтянь пала, Павильон Алого Лотоса скрылся под водой, и только лишь горные вершины Пика Сышэн все еще возвышались посреди безбрежного океана.
Чу Ваньнин закашлялся, пытаясь вытолкнуть попавшую в легкие воду. Несколько раз он пытался призвать Хуайшу, однако из-за того, что его духовная сила еще не восстановилась, его попытки не увенчались успехом.
Пытаясь удержаться на плаву, Чу Ваньнин вцепился в кусок коряги, но еще одна гигантская волна ударила его в грудь, утянув еще глубже в морскую пучину. Морщась от боли, он опускался все ниже, не в силах сделать даже вдох… Он не мог найти хоть какую-нибудь спасительную соломинку, чтобы ухватиться за нее.
Свободные белые одежды колыхались, похожие на черный шелк волосы разметались. Он все глубже погружался в водную пучину. Свет перед глазами постепенно угасал, Чу Ваньнин не мог дышать, и постепенно у него появилось чувство, что душа его покидает тело.
Сюэ Мэн вместе с остальными выжившими… должны были уже отступить за магический барьер Сюань-У.
После этого может ли что-то пойти не так?
А еще Мо Жань…
Мо Жань…
Он медленно открыл глаза. Небо было слишком далеко, и свет почти не проникал под толщу холодной воды. Из уголков его губ вырвалось несколько струек маленьких пузырьков. Погружаясь все глубже, должно быть, желая быстрее умереть от удушья, он бездумно посмотрел вверх, и неожиданно его помутившийся разум породил что-то похожее на галлюцинацию.
Он увидел чернильно-черный силуэт человека, который, словно русалка, подкрадывался к нему. Когда он подплыл ближе, удалось разглядеть его черты: хорошо знакомые густые брови, темно-фиолетовые зрачки и даже избороздившие лицо мелкие шрамы, оставшиеся после той не увенчавшейся успехом попытки расчленить его тело.
Чу Ваньнин закрыл глаза. По всей видимости, он и правда был к себе слишком жесток, поэтому даже в конце жизни эта порожденная его разумом галлюцинация причиняла ему невыносимую боль.
Он хрипло прошептал:
«Прости меня…»
Губы открывались и закрывались, однако вместо слов с них слетали только мелкие пузырьки воздуха.
Внезапно чья-то сильная рука схватила его и, прежде чем он успел среагировать, его тело оказалось заключено в крепкие объятья. Хотя широкая грудь, к которой его прижали, была невыносимо холодной, без капли живого тепла, но казалось, что неукротимая дерзость и отвага этого мужчины способны испарить всю воду мирового океана.
— Чу Ваньнин.
Он смутно слышал, как кто-то зовет его.
— Ваньнин!
До рассеянного сознания Чу Ваньнина не сразу дошло, что кто-то прижался своими губами к его губам. Похожие на лепестки холодные губы открылись и закрылись, вдыхая в него нить духовной силы.
— Призываю Бугуй!
Внезапно морскую пучину вспорол темно-зеленый луч света. Обнимающий его мужчина ухватился за него, и ярко сияющий длинный меч стремительно понес их вверх. В мгновение ока они с плеском вылетели из воды. Чу Ваньнин промок до нитки. От природы он был слишком чувствителен к холоду и теперь, вырвавшись из объятий ледяной воды, едва заметно дрожал. В его посиневших от холода губах не было даже капли крови, дыхание сбилось и стало слишком тяжелым.
Потребовалось время, чтобы он немного отдышался и наконец осознал, что только что произошло.
Чу Ваньнин резко вскинул голову и встретился взглядом с парой бездонных влажных глаз. Эти блестящие глаза больше не были замутнены безумием: в них не было ни смятения, ни хаоса — лишь кристальная ясность и чистота.
Мо Жань тоже немного задыхался.
