О скитаньях вечных и о Земле - Рэй Брэдбери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она подошла к нам с Ральфом.
– Проведете вашу субботу, как обычно, вместе с ребятами!
– Я думал побыть с тобой, Джен.
– Разве день отдыха для этого существует?
Она живо накормила нас завтраком, поцеловала в щеку и выставила за дверь, в объятия ватаги.
– Давай не пойдем сегодня к Космодрому, ребята.
– Ты что, Крис… Почему?
Их лица отразили целую гамму чувств. Впервые в истории я отказывался идти к Космодрому.
– Ты нарочно, Крис.
– Конечно, дурака валяет.
– Вот и нет, – сказал Прайори. – Он это серьезно. Мне тоже туда не хочется. Каждую субботу ходим. Надоело. Лучше на следующей неделе сходим.
– Да ну…
Они были недовольны, но без нас идти не захотели. Сказали, что без нас неинтересно.
– Ну и ладно… Пойдем на следующей неделе.
– Конечно. А сейчас что будем делать, Крис?
Я сказал им.
В этот день мы играли в «бей банку» и другие, давно оставленные нами игры, потом пошли в небольшой поход вдоль ржавых путей старой, заброшенной железной дороги, побродили по лесу, сфотографировали каких-то птиц, поплавали нагишом, и я все время думал об одном: сегодня последний день.
Все, что мы когда-либо прежде затевали по субботам, все это мы вспомнили. Всякие там штуки и проказы. И, кроме Ральфа, никто не подозревал о моем отъезде, и с каждой минутой все ближе подступали заветные «пять часов».
В четыре я сказал ребятам «до свидания».
– Уже уходишь, Крис? Ну а вечером что?
– Заходите в восемь, – сказал я. – Пойдем посмотрим новую картину с Салли Гибберт!
– Так точно.
– Ключ на старт!
И мы с Ральфом отправились домой.
Мамы дома не было, но на моей кровати лежал ролик аудиофильма, на котором она оставила частицу себя – свою улыбку, свой голос, свои слова. Я вставил ролик в проектор и навел на стену. Мягкие русые волосы, мамино белое лицо, ее негромкий голос:
– Не люблю я прощаться, Крис. Пойду в лабораторию, поработаю там. Счастливо тебе. Крепко-крепко обнимаю. Когда я тебя снова увижу… ты будешь уже мужчиной.
И все.
Прайори ждал за дверью, а я в четвертый раз прокрутил ролик.
– Не люблю я прощаться, Крис. Пойду… поработаю… счастливо. Крепко… обнимаю…
Я тоже еще накануне вечером записал ролик. Теперь я засунул его в проектор и оставил – два-три прощальных слова.
Прайори проводил меня до полдороги. Нельзя же, чтобы он ехал со мной до Космопорта. У станции монорельсовой я крепко пожал ему руку и сказал:
– Отлично мы сегодня день провели.
– Ага. Теперь, что же, до следующей субботы?
– Хотел бы я ответить «да».
– Все равно ответь «да». Следующая суббота – лес, ватага, ракеты, старина Уикард с его верным парапистолетом.
Мы дружно рассмеялись.
– Договорились. В следующую субботу, рано утром. А ты береги… береги нашу маму, ладно, Прайори, обещаешь?
– Что за глупый вопрос, балда ты, – сказал он.
– Точно, балда.
Он глотнул.
– Крис.
– Да?
– Я буду ждать. Так же, как ты ждал, а теперь тебе больше не нужно ждать. Буду ждать.
– Думаю, тебе не придется ждать долго, Ральф. Я надеюсь, что недолго.
Я легонько стукнул его разок по руке. Он ответил тем же.
Закрылась дверь монорельсовой. Кабина ринулась вперед, и Прайори остался позади.
Я вышел на остановке «Космопорт». До здания управления было каких-нибудь пятьсот метров. Я шел этот отрезок десять лет.
«Когда я тебя снова увижу, ты будешь уже мужчиной…»
«Никому ни слова…»
«Я буду ждать, Крис…»
Все это – пробкой в сердце, и никак не хочет уходить, и плавает перед глазами…
Я подумал о своей мечте. Лунная ракета. Теперь она уже не будет частицей моей души, моей мечты. Теперь я стану ее частицей.
Я все шел, и шел, и шел, чувствуя себя совсем ничтожным.
В ту самую минуту, когда я подошел к управлению, стартовала вечерняя Лондонская ракета. Она всколыхнула землю, и всколыхнула и наполнила сладким трепетом мое сердце.
И я сразу начал страшно быстро расти.
Я провожал глазами ракету до тех пор, пока рядом со мной не щелкнули чьи-то приветствующие каблуки.
Я окаменел.
– К. М. Кристофер?
– Так точно, сэр. Явился по вызову, сэр.
– Сюда, Кристофер, В эти ворота.
В эти ворота и внутрь ограды…
Ограды, к которой неделю назад мы приникали лицом, и чувствовали, как ветер становится жарким, и еще сильней прижимались к ней, забывая, кто мы, откуда мы, мечтая только о том, кем мы могли бы быть и куда попасть…
Ограды, у которой неделю назад стояли мальчишки – которым нравилось быть мальчишками, нравилось жить в небольшом флоридском городе, и школа безусловно нравилась, и нравилось играть в футбол, и папы и мамы им тоже нравились…
Мальчишки, которые каждую неделю, каждый день, каждый час хоть минуту непременно думали о пламени, и звездах, и ограде, за которой все это их ожидало…
Мальчишки, которым ракеты нравились больше.Мама, Ральф, мы увидимся. Я вернусь.Мама!Ральф!И я прошел через ворота и вошел внутрь ограды.
Брэдбери Рэй
Конец начальной поры
Рэй Брэдбери
Конец начальной поры
Он почувствовал: вот сейчас, в эту самую минуту, солнце зашло и проглянули звезды – и остановил косилку посреди газона. Свежескошенная трава, обрызгавшая его лицо и одежду, медленно подсыхала. Да, вот уже и звезды – сперва чуть заметные, они все ярче разгораются в ясном пустынном небе. Он услыхал, как затворилась дверь – на веранду вышла жена, и, глядя в вечернее небо, он почувствовал на себе ее внимательный взгляд.
– Уже скоро, – сказала она.
Он кивнул: ему незачем было смотреть на часы. Ощущения его поминутно менялись, он казался сам себе то глубоким стариком, то мальчишкой, его бросало то в жар, то в холод. Вдруг он перенесся за много миль от дома. Это уже не он, это его сын надевает летную форму, проверяет запасы еды, баллоны с кислородом, шлем, скафандр, прикрывая размеренными словами и быстрыми движениями громкий стук сердца, вновь и вновь охватывающий страх – и, как все и каждый в этот вечер, запрокидывает голову и смотрит в небо, где становится все больше звезд.
И вдруг он очутился на прежнем месте, он снова – только отец своего сына, и снова ладони его сжимают рычаг косилки.
– Иди сюда, посидим на веранде, – позвала жена.
– Лучше я буду заниматься делом!
Она спустилась с крыльца и подошла к нему.
– Не тревожься за Роберта, все будет хорошо.
– Уж очень это ново и непривычно, – услышал он собственный голос. Никогда такого не бывало. Подумать только – люди летят в ракете строить первую внеземную станцию. Господи Боже, да это просто невозможно, ничего этого нет ни ракеты, ни испытательной площадки, ни срока отлета, ни строителей. Может, и сына, по имени Боб, у меня никогда не было. Не умещается все это у меня в голове!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});