Забирая жизни. Трилогия (СИ) - Бец Вячеслав

«А, походу, уже догадались», – осенила Андрея внезапная догадка.

Сандрин поняла, что нужно делать и, сбросив бронежилет, полезла в отверстие, не без труда выбравшись наружу.

– Давай! – крикнула она Андрею и прошла немного по коридору, чтобы удостовериться, что их не застанут врасплох сектанты.

– Ну, что ты возишься!? – снова крикнула она и повернулась, чтобы посмотреть на него.

Но парня она не увидела. Сандрин подбежала к лифту и заглянула в отверстие – Андрей стоял на коленях посреди кабины и внимательно, но совершенно спокойно смотрел на неё.

– Давай вылезай, баран! Всё вот‑вот взорвётся!

– Я не пролезу здесь! – со злостью крикнул Андрей в ответ. – Слишком узко.

Во взгляде, которым она одарила Андрея, не было жалости. Впрочем, несмотря на слова, которые она дальше сказала, не было там и злорадства.

– Ты сам в этом виноват.

И она побежала по коридору. Отблеск фонаря быстро исчез, оставив Андрея в темноте.

Романов ещё немного подождал в бессмысленной надежде, что она вернётся и сможет как‑то ему помочь, а потом бессильно упал на пол. При этом он забыл о спине, и та ответила ему острой, пронзительной болью. Однако от этого слабого толчка кабина немного, почти незаметно дёрнулась. Прежде чем Андрей подумал о том, что можно попытаться расшатать её, в кабину или рядом с ней попало что‑то разрывное, вероятно, граната из подствольника. Из‑за взрыва лифт заметно просел, но не свалился в шахту окончательно.

Андрей, в очередной раз оглушённый взрывом, почти не понимал, что делал дальше – работали инстинкты. Он мотнул головой, восстанавливая ориентацию в пространстве и, пожалуй, подумал бы, что мёртв, но всё тело ужасно болело, а покойный Сева любил говорить, что раз просыпаешься и у тебя что‑то болит, значит, ты ещё жив. Звон в голове превратился в перманентный и уже даже почти не раздражал.

Нащупав одной рукой проём, который ещё недавно расширял и который почему‑то не захлопнулся при взрыве, другой рукой Андрей нащупал на разгрузке фонарь, вытащил и включил его. Затем, тоже сбросив бронежилет и прилагая небольшие усилия, он сумел протиснуться через проём и оказался в коридоре. Пошарив лучом фонаря по стенам, Андрей, опираясь одной рукой о стену, неуверенной походкой двинулся вперёд.

Она ведь попала сюда же? Если да – где она теперь? Куда пошла? Тело болело и не позволяло бежать, но он всё же надеялся, что сможет догнать её. Он полминуты шёл по коридору, пробуя все попадавшиеся ему двери, но все они оказались заперты. На каждой двери висели таблички, и Андрей с удивлением отметил, что названия на них были написаны на русском. Впрочем, секта была интернациональной организацией и, наверное, нет ничего странного, что на просторах СНГ на её объекте работали русскоговорящие сотрудники.

Однако, гораздо больше удивления вызывали названия, которые были написаны на этих табличках. На ходу читая их, Андрей обнаружил здесь морг, две операционных, манипуляционную и две лаборатории. Ещё нашлись кабинет главного врача и несколько дверей с такими названиями, которые не говорили Андрею вообще ничего. Перепробовав все двери и так и не открыв ни одной, он озадачился.

«Невозможно. Куда‑то же она отсюда вышла?», – подумал он и заново, но прилагая больше усилий, стал пробовать открыть двери.

И на этот раз одна из них поддалась, а именно – дверь вообще без какой‑либо таблички.

За ней оказалось какое‑то большое, вероятно, техническое помещение. Здесь находилось скрытое в металлических кожухах громоздкое оборудование, обесточенный пульт и экран. В углу разместилась этажерка с инструментами, в другом – верстак, но ничего из этого ему сейчас было не нужно.

Сюда она пошла или нет? Времени оставалось всё меньше, а нервы распалялись всё больше. Хаотично освещая помещение, Андрей заметил, что в одном месте под потолком болталась широкая решётка, а за ней находилось какое‑то прямоугольное отверстие, вероятно, вентиляционное. Оно имело пропорции примерно сорок на пятьдесят сантиметров или около того, так что Андрей, по идее, смог бы туда протиснуться. Пока что это был единственный доступный ему путь.

Быстро взобравшись по угловатой металлической конструкции непонятного назначения, он без труда дотянулся до отверстия и с некоторым трудом, но смог забраться внутрь. Зажав во рту включенный фонарь, он пролез по узкой трубе до вертикальной шахты, которая была немного шире. Затем, упираясь плечами и ногами и превозмогая боль в спине, вскарабкался на несколько метров вверх. Тут обнаружилась развилка и он выбрал путь наугад.

Но не прополз он и пяти метров, как почувствовал, что под руками ничего нет, и чуть не свалился в полуметровое углубление, на дне которого оказался неработающий вентилятор, а за ним очередная решетка. Перелезая через это углубление, Андрею пришлось встать в него ногами, но как только он вылез, его основательно встряхнуло, да так, что он сильно приложился головой о стенку вентиляционной трубы. Может, даже и не раз.

Одновременно с этим всё вокруг заполнил сплошной грохот.

Очнувшись, Андрей долго не мог понять, где находится. Сознание возвращалось медленно. Очень медленно.

Странно, но в ушах почти не звенело. Какое‑то время он не двигался, по ощущениям пытаясь понять что с ним, но вскоре бросил эту затею: трудно определить состояние, когда болит всё и везде. Всё, что он пока смог понять – он точно не в вентиляции. В горячем воздухе носился какой‑то странный, неприятный запах, будто рядом сгорело что‑то вонючее, типа свиньи. А ещё во рту ощущался привкус железа.

Вскоре он смог разобрать в помещении слабый свет, излучаемый его фонариком, правда, где именно он лежит, Андрей разобрался не сразу. Романов со стоном перевернулся на живот и быстро нашёл фонарь. Осветив помещение, он не заметил жареных свиней, зато увидел расставленные у стен шкафы, два из которых были повалены. У противоположной дверям стены стоял письменный стол и два кресла, а рядом с дверью на полу лежали осколки зеркала.

Подняться на ноги ему удалось, но боль от этого стала только сильнее. Не похоже было, что он что‑то сломал, но сильных ушибов на теле было не счесть, а главное– голова. Её просто хотелось отрезать. Воздух и без вони был очень тяжёлым, кислорода в нём заметно не хватало и отдышаться всё никак не удавалось. Первой мыслью было: он завален, путей для выхода нет, скоро кислород совсем закончится и он задохнётся. Из‑за этого Андрей заметно занервничал и ему пришлось потратить немного времени, чтобы успокоиться.

«Пока я жив – ничего ещё не кончено. Я выберусь», – успокаивал он сам себя.

Сосредоточившись на этой мысли, он оценил обстановку и первым делом пощупал нагрудные карманы форменной куртки, выудив оттуда небольшой тряпичный мешочек, в котором хранил экстренный запас медикаментов. Выбрав болеутоляющее, он положил таблетку в рот, но протолкнуть её дальше было задачей не из лёгких: во рту давно пересохло, а фляги у него с собой не было.

Добрых пару минут он боролся с желатиновой капсулой и в какой‑то момент даже испугался, что она застрянет в пищеводе или попадет в трахею, но его страхи не оправдались и всё закончилось благополучно – хоть и с трудом, но капсула доползла до желудка.

Те пять или десять, а может и все двадцать минут, что понадобились для того, чтобы болеутоляющее сработало, Андрей провёл в прострации, лёжа на столе, закрыв глаза и выключив фонарь. Так ему казалось, что голова болит чуть меньше.

Помимо не отступающей боли на психику давили и другие факторы: одиночество, темнота и отсутствие чёткого плана. Они пугали его, выводили из равновесия, пытались вызвать панику, но Андрей придумал воспользоваться своим излюбленным приёмом – представить эту ситуацию, как очередной тренажёр, постараться обуздать стресс и страх, принять их и сделать так, чтобы они перестали на него влиять.

Гронин как‑то сказал ему, что поражение – это не такая уж плохая штука. Необходимо просто иметь смелость признать его, а затем проанализировать и извлечь пользу. Поражение – всего лишь трамплин, позволяющий человеку взять очередной разгон. Модели оказываются неверными. Планы разрушаются. Ничто и никогда не происходит так, как люди хотят или ожидают. Но гибнут они только из‑за того, что позволяют себе слабость разочарования, нытье и плаксивые жалобы. Поэтому незачем тратить силы на сожаления, им можно найти куда лучшее применение. Например, отыскать выход.