Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира - Валерио Массимо Манфреди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Их доставил лично один из его шпионов, киликийский грек по имени Евмолп, который посвятил себя некоей коммерческой деятельности в городе Солы. Он приплыл через море, высадившись в Ферме, и царь принял его с глазу на глаз в своем личном кабинете.
– Я принес тебе подарок, государь, – объявил шпион, выставляя на стол перед Филиппом драгоценную статуэтку из ляпис-лазури, изображавшую богиню Астарту. – Это очень древняя и редкая вещь, она изображает хананейскую Афродиту. Этот талисман надолго продлит твою мужскую силу.
– Благодарю тебя, я очень забочусь о своей мужской силе, но надеюсь, ты прибыл не только ради этого.
– Разумеется, – ответил Евмолп. – В персидской столице большие новости: царя Артаксеркса Третьего отравил его собственный лекарь, – ходят слухи, что по приказу придворного евнуха.
Филипп покачал головой:
– Кастраты коварны. Как-то раз мне хотели подарить одного, но я отказался. Они завидуют всем, у кого еще осталась та способность, которой сами они лишены. С другой стороны, их можно понять. Как бы то ни было, твое сообщение подтверждает мою правоту.
– Евнуха зовут Багой. Кажется, тут была замешана ревность.
– Вдобавок кастрат еще и слаб на задницу. Это нормально, – прокомментировал Филипп. – И что происходит сейчас?
– Уже произошло, государь. Этот Багой убедил вельмож предложить корону Арзесу, сыну покойного Артаксеркса от одной из его жен, Атоссы. Вот, – сказал Евмолп, вытащив из кармана монету и через стол протянув ее Филиппу. – Только что отчеканена.
Филипп посмотрел на профиль нового Великого Царя, отмеченный огромным, как клюв хищной птицы, носом.
– У меня не очень ободряющие предчувствия. С виду он еще хуже своего отца, который был большим упрямцем. Думаешь, этот еще упрямее?
Евмолп вздохнул, пожимая плечами:
– Трудно сказать. Однако общее мнение наших обозревателей сходится к тому, что, поскольку Багой, служа Арзесу, хочет править сам, этот царь протянет недолго – лишь пока будет выполнять все, что скажет Багой.
– Похоже на правду. Я пошлю свои поздравления новому монарху и этому мерину Багою, и посмотрим, как они это воспримут. Держи меня в курсе всего, что делается при дворе в Сузах, и у тебя не будет повода пожаловаться. А пока ступай к моему секретарю, он тебе заплатит, как договорились. И скажи ему, пусть явится ко мне.
Евмолп церемонно попрощался и удалился, оставив Филиппа обдумывать план действий. Когда осведомитель скрылся, царь уже принял решение.
– Ты звал меня, государь? – спросил секретарь-грек.
– Сядь и пиши.
Евмен взял табуретку, столик и стилос, и царь начал диктовать:
Филипп, царь македонян – Арзесу, царю персов, Царю Царей, Свету Ариев… и прочее и прочее
Здравствуй!
Царь Артаксеркс, третий по счету с таким именем, твой отец и предшественник, нанес нам великую, ничем не вызванную с нашей стороны обиду. Пока мы были заняты осадой Перинфа и войной против Византия, он набрал наемников, заплатил им и послал в помощь нашим врагам.
Вред от этого для нас был огромен. Поэтому прошу тебя оплатить нанесенный ущерб в размере…
Евмен поднял голову в ожидании цифры.
…пятисот талантов.
Евмен позволил себе издать свист.
Если ты не согласишься с нашим требованием, мы будем вынуждены считать тебя врагом со всеми вытекающими из этого последствиями.
Будь в здравии… и прочее и прочее.
– Перепиши на папирус и пришли мне, чтобы поставить печать. Нужно отправить с быстрым курьером.
– Клянусь Зевсом, государь! – воскликнул Евмен. – Это самое бесцеремонное письмо, какое я только видел. У Арзеса не останется другого выбора, как только ответить тебе в том же духе.
– К иному я и не стремлюсь, – подтвердил царь. – Рассчитываю, что посланию потребуется месяц-два, чтобы дойти до адресата, и еще месяц-два, чтобы вернуться, – как раз чтобы успеть навести порядок в Греции. А потом займусь этим кастратом и его болванчиком. Дай Александру прочесть это письмо и выслушай, что он о нем думает.
– Исполню, государь, – заверил его Евмен, удаляясь со своим табуретом и столиком под мышкой.
Прочтя письмо, Александр понял, что отец уже принял решение вторгнуться в Азию и лишь ищет предлога, чтобы развязать войну.
Царевич вернулся в Миезу, как только освободился от множества забот, навалившихся на него по приезде в Пеллу: участие в заседаниях правительства, приемах иностранных гостей, послов и делегаций, в сборах войск – основы отношений между короной и поддерживающей ее знатью.
Аристотель уже уехал, но остался его племянник Каллисфен, чтобы привести в порядок коллекцию и позаботиться об издании трудов, которые философ недвусмысленно посвятил своему царственному ученику. Это были размышления о монархии и колонизации, где философ теоретизировал насчет распространения в мире модели греческих городов-государств, единственно правильного средства обеспечения свободы, кузницы духовной и материальной цивилизованности.
Александр провел там несколько дней, чтобы отдохнуть и поразмышлять за трапезами с Каллисфеном, юношей чрезвычайно образованным и глубоко осведомленным о политической ситуации в греческих городах.
Страсть к истории заставила его обзавестись не только классическими трудами Гекатея Милетского, Геродота и Фукидида, но также и книгами западных философов, вроде сиракузца Филиста, который рассказывал о превратностях судеб греческих городов на Сицилии и в Италии, стране, где зарождались новые силы вроде города Рима, основанного троянским героем Энеем; в этом городе побывал сам Геракл на обратном пути из далекой Иберии.
После ужина они сидели на воздухе в портике и говорили допоздна.
– Когда твой отец сражался со скифами, священный совет Дельф объявил новую священную войну против жителей Амфиссы.
– Знаю, – ответил царевич. – Однако ни одна из сторон не добилась преимущества. За Амфиссой стоят фиванцы, но они не хотят действовать открыто, чтобы не попасть под молнии священного совета, и ситуация снова сложилась критическая, особенно в свете того, что надумали Афины. Совет уже прислал нам официальное приглашение вмешаться, и не думаю, что отец заставит повторять просьбу дважды.
Каллисфен налил обоим немного вина.
– В совете председательствуют фессалийцы, ваши друзья… Я довольно хорошо знаю твоего отца и не удивлюсь, если выяснится, что это он организовал весь этот маневр.
Александр посмотрел на него, рассеянно прихлебывая вино из своего кубка.
– Не кажется ли тебе, Каллисфен, что у тебя длинные уши, а?
Тот отодвинул от себя кубок.
– Я историк, Александр, и, думаю, хороший ученик моего дяди, как и ты. Не удивляйся, если я упражняюсь в логических построениях вместо того, чтобы слушать сплетни из вторых или третьих рук. А теперь позволь мне угадать: твой отец прекрасно знает, что общественное мнение в Афинах
