Икс или игрек? - Агата Кристи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все еще никаких известий о мистере Медоузе, – поделилась она с Таппенс. – Как это все странно, не правда ли?
– Наверняка с ним произошел несчастный случай, – вздохнула миссис Бленкенсоп. – Я с самого начала это говорила.
– Но о несчастном случае уже было бы известно, миссис Бленкенсоп.
– Ну а вы что предполагаете?
Миссис Перенья покачала головой.
– Я, право уж, и не знаю, что вам сказать. Чтобы он просто так вдруг сам надумал и уехал по своей воле, я считаю, не может быть. Он бы уже нашел время известить нас.
– Действительно, такое предположение лишено всяких оснований. Его выдвинул майор Блетчли, и как ему не стыдно! – горячо сказала миссис Бленкенсоп. – Нет, если не несчастный случай, тогда, значит, потеря памяти. Такие вещи происходят с людьми гораздо чаще, чем принято думать, особенно в трудные времена, вроде теперешних.
Миссис Перенья кивнула. Но при этом с сомнением поджала губы. Искоса бросив взгляд на Таппенс, она проговорила:
– Но ведь, знаете, миссис Бленкенсоп, нам мало что известно о мистере Медоузе, вы согласны?
– Что вы имеете в виду? – строго спросила Таппенс.
– Ах, пожалуйста, не сердитесь. Я лично совершенно этому не верю. И никогда не верила.
– Не верите – чему?
– Ну, всем этим разговорам.
– Каким разговорам? Я ничего не слышала.
– Понятно, вам не стали передавать. Откуда это пошло, даже и не знаю. По-моему, мистер Кейли первый предположил. Он, правда, вообще человек подозрительный, вы меня понимаете?
Таппенс разбирало любопытство.
– Прошу вас, объясните, о чем вы?
– Просто было высказано мнение, что, может быть, мистер Медоуз... понимаете... вражеский агент из этой ужасной пятой колонны.
Таппенс постаралась вложить в свою реплику весь гнев возмущенной миссис Бленкенсоп:
– Ну, знаете, ничего абсурднее я в жизни не слышала!
– Ваша правда, я тоже ничего такого не думаю. Хотя, с другой стороны, мистера Медоуза часто видели за разговором с тем парнем из Германии – он его расспрашивал про химическое производство, про завод, – и тут у нас решили, что, наверно, они действовали заодно.
Таппенс спросила:
– А вы, миссис Перенья, не допускаете мысли, что относительно Карла допущена ошибка?
По лицу миссис Переньи пробежала судорога.
– Я бы рада была думать, что все это неправда.
– Бедняжка Шейла, – вздохнула Таппенс.
Глаза миссис Переньи сверкнули.
– Почему бедная девочка должна страдать? Почему с ней должно было случиться такое горе? Разве не мог кто-нибудь другой ей понравиться?
Таппенс покачала головой.
– Такая судьба. Мы не выбираем.
– Вы правы, – глухо, горестно проговорила миссис Перенья. – Такая судьба. Нам на роду написаны слезы и обиды, прах и пепел. На роду написано, что нам будут душу рвать и мучить. Довольно я насмотрелась на жестокость и несправедливость этого мира. По мне, так я бы его разрушила и уничтожила, и начали бы снова, ближе к земле, безо всех этих законов и правил и без владычества одного народа над другим. Я бы...
Ее прервал кашель. Гортанный, звучный. На пороге, заполняя крупным торсом весь дверной проем, стояла миссис О'Рурк.
– Я не помешала?
С лица миссис Переньи – словно мокрой губкой провели по грифельной доске – мгновенно сошли следы только что бушевавших чувств, осталась только озабоченность хозяйки пансиона, чьи постояльцы причиняют беспокойство.
– Нет, что вы, миссис О'Рурк, – ответила она. – Мы тут обсуждали, что могло приключиться с мистером Медоузом? Удивительно, как это полиция до сих пор ничего не разузнала.
– Полиция, – презрительно хмыкнула миссис О'Рурк. – Какой от нее прок? Никакого, ни на грош. Они на то только и годятся, что автомашины штрафовать да преследовать бедняков, которые не выправили лицензию на содержание собаки.
– А вы какого мнения о нем, миссис О'Рурк? – спросила Таппенс.
– Что люди поговаривают, вы слышали?
– Насчет того, что он фашист и вражеский агент? Слышала, – холодно ответила Таппенс.
– Может, и так, – рассудительно сказала миссис О'Рурк. – В этом господине с самого начала кое-что меня настораживало. Я ведь, знаете, за ним наблюдала. – Она улыбнулась, глядя прямо в глаза Таппенс, и как все ее улыбки, эта тоже получилась слегка устрашающей – улыбка людоедки. – Непохож он был на мужчину, отошедшего от дел, которому нечем заняться. На мой взгляд, если хотите знать, он приехал сюда не просто так, а с какой-то целью.
– И когда полиция вышла на его след, скрылся? – подхватила Таппенс.
– Очень даже возможно. А вы как считаете, миссис Перенья?
– Не знаю, – вздохнула миссис Перенья. – Ужасно неприятное происшествие. Столько разговоров!
– Ну и что? Разговоры вам не повредят. Ваши постояльцы все так увлечены, сидят вон на террасе, гадают да головы ломают. Договорятся до того, что-де этот тихий безобидный господин собирался нас всех тепленьких в постелях взорвать и бомбами разбомбить.
– Вы нам не сказали, что вы-то сами думаете? – напомнила Таппенс.
Миссис О'Рурк опять улыбнулась своей свирепой улыбкой.
– Думаю, что он сейчас сидит где-то живой и невредимый и в полной безопасности...
«Говорит так, как будто знает, – подумала Таппенс. – Но он не там, где ей представляется!»
Таппенс поднялась к себе в комнату. Пора было готовиться. Из комнаты супругов Кейли выбежала Бетти Спрот с радостной озорной ухмылкой на мордочке.
– Ты что там натворила, проказница? – спросила Таппенс.
Бетти протянула к ней ручки:
– Гуси, гуси, вы куда?
Таппенс подхватила:
– Белые, идете? По лесенке вверх... – Она вскинула Бетти высоко над головой. – По лесенке вниз... – Она повалила девчушку на пол.
Но тут появилась миссис Спрот и увела Бетти одеваться на прогулку.
– Прятать? – уходя, с надеждой предложила Бетти. – Прятать?
– Нет, сейчас нельзя играть ни в какие игры, – решительно сказала ей мать.
Таппенс зашла к себе в комнату, надела шляпу (какая досада, Таппенс Бересфорд шляп никогда не носила, но Патриция Бленкенсоп, по ее глубокому убеждению, без шляпы обойтись не могла).
Она заметила, что кто-то переложил шляпы у нее в стенном шкафу. Обыскивали комнату? На здоровье! Все равно не найдут ничего, что бросало бы тень на безупречную миссис Бленкенсоп.
Письмо Пенелопы Плейн она в рассеянности оставила на туалетном столике, спустилась вниз и вышла из пансиона.
Было ровно десять часов, когда Таппенс завернула за ворота «Сан-Суси». Времени вдоволь. Она посмотрела на небо и при этом случайно наступила одной ногой в темную лужу. Но, не обратив на это внимания, пошла своим путем.
Сердце у нее в груди отплясывало веселую джигу[75]. Успех – успех – все получается!
2
В Ярроу была маленькая железнодорожная станция на некотором отдалении от самого городка. У выхода со станции ждал автомобиль, за рулем его сидел молодой человек приятной наружности. Он вежливо приложил руку к высокой фуражке, но Таппенс почудилось в этом жесте что-то неестественное.
Она с сомнением пнула шину одного колеса.
– По-моему, она слабо надута, вам не кажется?
– Ехать недалеко, мадам.
Таппенс успокоенно кивнула и села в автомобиль.
Но поехали они не в сторону городка, а по направлению к холмам. Петляя, въехали на вершину, свернули вбок и спустились в глубокий овраг. Из тени под купой деревьев им навстречу вышел человек. Автомашина остановилась, Таппенс вылезла и оказалась лицом к лицу с Тони Марсдоном.
– Бересфорд в порядке, – сразу же сообщил он. – Мы отыскали его еще вчера. Он в плену у противной стороны, и по важным соображениям мы оставили его там еще на полсуток. Дело в том, что в некий пункт должен пристать катер, который нам непременно нужно захватить. Поэтому Бересфорд пока сидит тихо, чтобы не выдать раньше времени наши планы. – Он вопросительно заглянул Таппенс в лицо: – Вы меня поняли?
– Да, конечно.
За деревьями виднелся какой-то непонятный ворох парусины, и он привлек внимание Таппенс.
– Так что с ним все будет в порядке, – заверил ее Марсдон.
– С Томми безусловно все будет в порядке, кто в этом сомневается, – отмахнулась Таппенс. – Зачем вы разговариваете со мной как с малым ребенком? Мы с ним оба не побоимся рискнуть, если надо. А что это там такое лежит?
– Это... м-м-м... Об этом как раз и пойдет речь. Мне поручено сделать вам одно предложение. Но только... честно говоря, мне оно не по сердцу. Понимаете ли...
Таппенс надменно посмотрела на него.
– Почему же не по сердцу?
– Но ведь... поймите меня правильно... вы мать Деборы. Ну и... что скажет мне Дебора, если...
– Если я схлопочу пулю в затылок? – уточнила Таппенс. – Лично я бы посоветовала вам ничего ей об этом не говорить. Человек, сказавший, что объясняться не имеет смысла, был совершенно прав.
Потом она приветливо улыбнулась и сказала:
– Дорогой мой, я отлично понимаю ваши чувства. Вы считаете, что одно дело, когда вы или Дебора, вообще кто-нибудь из молодого поколения, идете на риск, это нормально, а вот людей пожилых надо ограждать от опасностей. И все это совершенная чушь, потому что, если кто-то должен погибнуть, гораздо лучше, чтобы это был человек пожилой, уже проживший лучшую часть своей жизни. И вообще, перестаньте смотреть на меня как на святыню, то есть мать Деборы, и просто расскажите, какую опасную и неприятную работу мне предстоит выполнить?