Дневники преступной памяти - Галина Владимировна Романова

– А самочувствие?

Доктор осмотрел палату, которую Воронков занимал один. Палата была недорогой, но очень хорошей – окна на солнечную сторону, нежного цвета лаванды жалюзи. С телевизором, холодильником, мягкими стульями для посетителей, отдельной душевой и туалетом. На то, чтобы в ней полежать, желающих было предостаточно.

– Самочувствие отменное. Если что, я на перевязку приезжать буду, – пообещал Воронков, плохо понимая, сможет ли он сразу сесть за руль или нет.

– Хорошо. – Доктор еще раз осмотрел рану под ослабшей повязкой. – Показатели в норме. Раз вы настаиваете…

Отдав несколько распоряжений по последним процедурам, завотделением обещал его к вечеру отпустить домой.

– Но вы должны понимать, да? Никаких физических нагрузок. Никаких стрессовых ситуаций. И позвоните сами, пожалуйста, сердитому подполковнику, скажите ему, что вас выписывают. Вы ведь для них важный свидетель, так?..

До пяти часов вечера его замотали. И анализы брали, и уколы ставили. И под капельницей заставили пролежать полчаса, и после нее еще час. Потом навыписывали кучу лекарств. Сделали копию истории болезни.

– Это если вдруг вы решите отправиться в санаторий, – лепетала медсестра Лилечка – милейшее и нежнейшее создание. – Чтобы у вас все было под рукой, Сергей Сергеевич.

– Считаете необходимым санаторное лечение?

Он уже успел переодеться в свою одежду, которую Римма Федоровна по его просьбе принесла еще два дня назад и оставила в гардеробной.

– Считаю, что вам необходима реабилитация. Вы слишком рано выписываетесь. За вами есть кому ухаживать?

Он замялся с ответом. И Лилечка догадливо улыбнулась.

– Да, простите, та женщина – Римма Федоровна. Очень активная и целеустремленная. С ней рядом вы…

Вот с кем рядом он точно быть не хотел, так это с ней! Ему не нравилось в ней абсолютно все! Начиная с ее голоса, духов, старомодных платьев, заканчивая желанием его опекать и наставлять. Бр-р-р…

Прожив всю жизнь холостяком и всегда поступая, как только лично ему хотелось, терпеть такое мощное вмешательство он не станет ни за что! Даже если будет немощным совершенно. Пусть уж Римма Федоровна трясет своими бархатными подолами перед кем-нибудь еще!

Но ничего этого он говорить Лилечке не стал. Вымученно улыбнулся. Забрал кучу бумаг, заботливо вложенных ею в файл. И пошел на выход из отделения.

Он беспрепятственно миновал три этажа на лифте, вышел. Улыбнулся на прощание гардеробщице. Сделал три шага в сторону входных дверей. И тут его окликнули.

– Сергей Сергеевич.

Голос был тихим, почти бестелесным, как выразился бы поэт Воронков. Но Сергей Сергеевич его мгновенно узнал. И повернулся так резко, что тут же заныла рана.

– Господи! Простите меня! – Варвара кинулась к нему, поддержала под локоть, заплакала. – Простите меня! С вами случилась беда из-за меня! Простите!

– Успокойтесь, Варя, – произнес он еле слышно, всей силой своих ослабевших легких вдыхая ее аромат. – Я уже не помню, мы переходили на «ты»?

– Я тоже не помню, – улыбнулась она сквозь слезы самой прекрасной улыбкой на свете. – Можно начать прямо сейчас, если это будет не снова.

– Можно. Я… – Он почувствовал, что его губы дрожат от волнения и счастья, задушившего его. – Я так рад тебя видеть, Варенька.

Он позволил ей взять себя под руку. Позволил увлечь к выходу. Они вышли под яркое майское солнце. И Сергей Сергеевич пожалел, что на нем тяжелая куртка.

– Я одет, как извозчик, – пожаловался он слабым голосом. И осмотрел ее всю. – А ты, как всегда, «на стиле», Варенька.

– А знаешь, что мы сейчас сделаем, Сережа? Возьмем такси и поедем в мой любимый магазин. Я всегда покупаю там одежду. Никогда не обращала внимания на мужские вещи, но думаю, что там найдется что-то достойное тебя. Едем?..

Глава 23

Якушева позвонила ему с морского побережья по видеосвязи. За пару дней, проведенных ею в командировке, ее лицо и руки успели загореть, покрывшись россыпью темно-коричневых веснушек. Волосы, растрепавшись на морском ветру, неожиданно завились кольцами. И Мариночка неожиданно показалась ему даже симпатичной.

– Товарищ подполковник, докладываю, – проговорила она, спрятавшись от ветра за какой-то серой стеной.

– Здравствуй, во-первых, Якушева.

– Здрасте. Ой, я не поздоровалась? Вот что бриз творит с людями, – хихикнула она.

– Не с людями, а с тобой, майор, – закатил глаза Коровин. – Ну! Есть что-то стоящее?

– Отпечатки пальцев дядюшки есть! – выпалила она, не сумев протащить интригу через весь разговор.

– О как! И откуда же? В пожаре сохранились?

– Никак нет, товарищ подполковник.

Ветер поднял над ее головой целый нимб завитушек, но Мариночка этого даже не заметила и не заправила тем самым нежно-женственным движением за ушки. Ну почему нет в ней ничего от кокетки? Ну хоть какую-то ей искру, глядишь, жизнь ее бы и наладилась. Не уродина же, ну!..

– Когда эта парочка – дядя с племянником – съезжали из общежития для рабочих в хозяйский дом, то кое-что забыли. Коробку с мыльно-рыльными принадлежностями. Принадлежала она, со слов его соседей по комнате, старшему – Ивану, назвавшемуся Фроловым. Младший брился редко. Часто ходил не просто со щетиной, а даже с бородой. По этой причине и не стали их разыскивать. Тот малый на записях с заправки тоже был со щетиной. Все сочли, что это он.

– Что с отпечатками? – скрипнул зубами Коровин.

– В коробке была дорогая бритва, несколько флаконов с лосьонами после бритья, остатки одеколона в красивом пузырьке – хорошего, – подчеркнула, округлив ненакрашенные глаза, Мариночка. – И все это, прости господи, было наглухо заляпано пальцами мужчины, называвшем себя Фроловым.

– Сняли? Пробили?

– Так точно, товарищ подполковник!

Судя по тому, как сияли глаза Мариночки, что-то обнаружилось.

– Есть совпадения?

– Так точно! – Она приложила загорелую ладошку к виску.

– Докладывай!

Коровин почувствовал, как под ребрами обдало холодком, а во рту сделалось сухо. Он схватил чашку с кофе с края стола, но там было пусто. Допил, не заметил как.

– В общем, наш герой-любовник начал свое эпохальное шествие еще пятнадцать лет назад. А может, и раньше, просто никто не обращался. Но именно пятнадцать лет назад на него было подано заявление, знаешь где?

– Где? – Коровин оставил на столе телефон, пошел к графину с водой. – Ты говори, говори. Я за водой.

– В горлышке сухо, подполковник? У меня тоже! – Она снова глупо хихикнула. – В общем, так… Пятнадцать лет назад в Новосибирске в отделение полиции пришла дама, которой было хорошо за пятьдесят. Знаешь, из тех, которые рано остались состоятельной вдовой, дети разлетелись по разным городам, внуков при ней не оставили. И они принимаются отчаянно скучать. И искать приключений на одно обвисшее место.

– Короче, Якушева! – прикрикнул на нее Коровин, выпив залпом целый стакан с ужасным бульканьем.

– Короче, тетя познакомилась в ресторане с неким молодым человеком.

– Молодым?

– Ну тогда нашему Фролову, а на тот момент Дмитрию Сергеевичу Рогову, было всего-то тридцать пять лет. А тете хорошо за пятьдесят. Не суть! – Мариночка закатила глаза, вдохнула, выдохнула. – Познакомилась, начала с ним отношения. И продлились они почти год, представляешь!

– А потом он ее бросил? Повесил на нее кредит? Обворовал? – Он вернулся за стол и покривлялся немного на камеру.

– Не так сразу, подполковник! – шутливо возмутилась Мариночка. И даже погрозила ему загорелым пальчиком. – Он ее бросил. И тетя пришла к начальнику полиции – другу ее покойного мужа, сведения достоверные, я звонила… Пришла и принялась жаловаться. И что содержала Рогова целый год. И что денег на него потратила кучу. И что машину ему купила и оформила сдуру на него. В общем, слов много, но на состав преступления не набралось. Друг покойного мужа пообещал приструнить наглеца. И видимо, приструнил. Рогов Дима вернулся к тете, но после того, как отсидел в обезьяннике пятнадцать суток. Тогда-то с него и отпечатки сняли, и фото сделали, какое положено. И прожил наш герой-любовник после освобождения с пожилой тетенькой еще пару месяцев, а потом исчез. Но уже не с пустыми руками. А прихватил из ее дома сколько-то наличных – нет точной суммы. Что-то из ее цацек. Тоже без описи. И – внимание, перехожу к главному – пару картин из ее гостиной. Рамки оставил, а полотна вырезал. Видимо, уже тогда в нем проснулась тяга к мастерству великих.

– Его поймали?

– Нет! И знаешь почему? Потому что тетя забрала заявление. Уже через пару дней.