Неумолимый - Брайан Гарфилд

Это было мимолетное ощущение, и Вашмену не позволили долго ему предаваться. Едва миссис Лэнсфорд немного отогрелась и смогла связно отвечать на вопросы, как вдалеке послышались мужские крики. Женщина стремительно вскочила и выскочила из укрытия прежде, чем кто-либо другой успел пошевельнуться. Вашмен выбежал следом – миссис Лэнсфорд, подобрав поводья, зачем-то уводила за собой лошадь, и он догнал ее, когда она, найдя Уолкера, начала шлепать его по лицу, чтобы привести в чувство.

Теперь, когда они засунули Уолкера в вонючий лошадиный труп, Вискерс снова принялся расспрашивать женщину вкрадчиво-вежливым голосом, как это принято в ФБР.

– А теперь, миссис Лэнсфорд, если вы не возражаете, я хотел бы, чтобы вы рассказали все, что можете, об остальных четверых.

Миссис Лэнсфорд начала рассказывать, и Вашмен слушал с неослабным вниманием. В глубине души он поражался ее самообладанию и мужеству, но сейчас главное было представить себе как можно лучше тех, кто остался там наверху. Портреты двоих – самого старого, Хэнратти, и того, кого называли Бартом, – получались весьма расплывчатыми, но тот, к кому все обращались "Стив", и другой, которого величали "майором", похоже, произвели на нее сильное впечатление. Исходя из сведений, полученных из Вашингтона, Вискерс предположил, что их фамилии Бараклоу и Харгит. Когда миссис Лэнсфорд говорила об этих людях, ее тон менялся – похоже, они здорово напугали ее, и даже не тем, что они ее похитили. Когда человека захватывают в плен, все его мысли вертятся вокруг вопроса: "Что же станется со мной?" – и миссис Лэнсфорд не была здесь исключением. Но те двое вызывали у нее страх иного рода: Харгит – своим холодным спокойствием и безразличием, Бараклоу – садистской злобой. Она ничуть не удивилась, когда узнала, что помощника констебля нашли мертвым в ее доме, поскольку помнила, что Бараклоу выходил последним, и ей бросилось в глаза странное удовлетворение, написанное на его лице.

Наконец Вискерс, похоже, выдохся, ибо язык у него уже почти не ворочался. Они подкрепились, и Вашмен сходил посмотреть на пилота – тот спал, как убитый, в своем зловонном коконе, – затем все сбились в кучу, чтобы было теплее, и заснули.

Вашмен проснулся внезапно и сразу. Кругом было темно, и ветер завывал по-прежнему; несколько мгновений он недоумевал, что же его разбудило, но затем, прислушавшись к ветру, обнаружил, что тон завываний изменился.

Ветер поутих и изменил направление: в укрытии было холодно, но он уже не хлестал, как плетью, из всех щелей. Насколько Вашмен мог судить, ветер теперь дул с юго-запада, а это означало, что они находятся на самом краю штормового фронта, сам же буран смещается на восток.

Вашмену пришлось откинуть конец одеяла и отогнуть несколько рукавов, чтобы взглянуть на светящийся циферблат часов. Около пяти утра.

Вашмен повернулся, задев Вискерса, который недовольно хрюкнул во сне, и разглядел смутную фигуру, сидящую у входа, замотанную в одеяла и выглядевшую, как одна из старых фотографий равнинных индейцев, сидящих возле своих вигвамов. Это Бак Стивенс караулил пилота.

Вашмен дотронулся до его плеча и прошел мимо, чтобы взглянуть на Уолкера, а затем начал копаться в снегу, выискивая топливо для костра.

На это ушло немало времени. Дрова были сырые, но он навалил их поверх горящего примуса, чтобы немного подсушить. Вашмен соорудил костер вплотную к утесу, и ветер, раздувая пламя, относил дым за скалу.

Вискерс и миссис Лэнсфорд перебрались поближе к костру, и Вашмен откинул край лошадиной шкуры над Китом Уолкером. Шкура промерзла и потрескивала, когда он ее отгибал. Скрюченная фигура зашевелилась, захлопала глазами и что-то пробормотала. Стивенс принес алюминиевую кружку с кофе, и они влили в рот пилота несколько глотков. Лицо Уолкера, когда они подвели его к костру, было помятым и бескровным; рот подергивался в нервной улыбке, то исчезающей, то возникающей вновь, – улыбке человека, заглянувшего в мир смерти.

Миссис Лэнсфорд сочувственно посмотрела на него:

– Как вы себя чувствуете?

– Я... – начал Уолкер и закашлялся. – Я в порядке. Как дешевый будильник, который забыли завести. – Он повел плечами, пристраиваясь поближе к огню, словно хотел стряхнуть отчужденность, отделявшую его от остальных. Запах мертвечины исходил от волос и одежды. – Похоже, мне крышка.

– Вас ожидают большие неприятности, Уолкер, – заявил Вискерс.

– Да ради бога! – отрезала миссис Лэнсфорд, затем подошла к Уолкеру и проговорила совсем другим тоном: – Вы съедите что-нибудь?

– Хотел бы попытаться. Только не знаю, получится ли. – Он переводил испуганный взгляд с одного лица на другое.

– Вы готовы говорить? – деловым тоном спросил Вискерс. Миссис Лэнсфорд накладывала в тарелку еду для Уолкера, а Вашмен произнес:

– Дайте же этому человеку сначала поесть, Вискерс.

– У нас мало времени, патрульный. – Вискерс глотнул кофе и обратился к пилоту: – Для суда, возможно, окажется немаловажным, если я смогу сообщить, что вы пришли к нам добровольно и дали исчерпывающие показания агенту ФБР. Но вы можете отказаться делать какие-либо заявления, пока не будет приглашен адвокат, и вы...

– Дальше можете не продолжать. Я знаю свои права.

– Вам уже приходилось иметь дело с правосудием?

Уолкер помрачнел:

– Какая чушь. Я же смотрю телевизор.

Миссис Лэнсфорд встала, чтобы дать пилоту еду, и с вызовом посмотрела на Вискерса.

Уолкер ел медленно, с сосредоточенностью монаха, углубившегося в свой требник. Вашмен подумал: это из-за того, что с каждым проглоченным куском в нем утверждалось сознание, что он жив.

– Вы располагаете информацией, в которой мы крайне нуждаемся, Уолкер, – не унимался Вискерс. – Там, в горах, остались еще четверо – как они вооружены? Каковы их планы?

– Я не знаю... не уверен. Видите ли, у меня все перепуталось в голове.

– Это не ответ.

– Знаете, как бывает: просыпаешься и понимаешь, что видел плохой сон, но не можешь вспомнить никаких подробностей.

Объяснение прозвучало не слишком убедительно, но Вашмен готов был поверить – не всегда отчетливо помнишь то, что пережил в панике.

– Я просто не в состоянии думать, – добавил Уолкер. – Вот почему, а не потому, что я пытаюсь что-либо утаить. – Он больше не выглядел подавленным или сердитым. На лице его появилось выражение фальшивой искренности, как у человека, загнанного в угол.

– Лэнсфорд заявила, что преступники забрали часть ружей, – продолжал допрос Вискерс. – Они что, все вооружены ружьями?

– Может быть. Вполне вероятно. Я не знаю.

Глаза миссис Лэнсфорд вспыхнули.

– Неужели нельзя оставить его в покое?

– Не тратьте попусту свою жалость на этого человека, миссис Лэнсфорд.

– Он спас мне жизнь.

– Если бы не он и не его дружки, вашу жизнь и не надо было бы спасать.

Вискерс всегда проводил черту и помещал людей по одну или другую ее сторону. Вашмен увидел, какое впечатление это произвело на Уолкера: пилот замкнулся в себе, как улитка в раковине.

Вискерс внешне производил впечатление человека компетентного и разумного, но на самом деле был неуклюжим и бестактным педантом. Высокомерие заменяло ему понимание. Не трудно было догадаться, за какого типа ошибку его сослали в захолустье, удивительно, как это бюро вообще его терпит.

– Я осмотрел ваши карманы, – заявил Вискерс. – Вы были у них пилотом.

– Ага.

– В лицензии стоит другая фамилия.

– Факт.

– Запирательство сейчас только утяжелит вашу участь, приятель.

– А что облегчит?

– Мои показания, – вмешалась миссис Лэнсфорд. – Я намерена свидетельствовать в его пользу.

– Вы говорите, не подумав, – возразил Вискерс. – Вспомните об офицере полиции, убитом в вашем доме. О банковском охраннике, которого они застрелили.

– Это сделал не он.

– С точки зрения закона, он виновен в этом. – Вискерс поднялся. – Как я вижу, вы не намерены с нами сотрудничать. Это найдет отражение в моем рапорте. А сейчас предлагаю сесть в седла и трогаться!

Вашмен собрал одеяла, в которых спал, обошел костер и накинул их на плечи Уолкера. Пилот взглядом поблагодарил его и пробормотал:

– Майор и Бараклоу! Надо смотреть в оба. Вы же индеец, так?

– При чем тут это? Ну да.

– Тогда, возможно, вы знаете толк в ловушках, западнях и засадах. Но уверяю вас – Харгит смыслит в таких вещах куда больше. И Бараклоу тоже. Они индейцы похлеще вас. Смотрите в оба.

Вискерс, не упустивший не слова, презрительно фыркнул:

– Не слушайте его, патрульный. Это просто свихнувшиеся вояки.

Уолкер взглянул на него:

– Продолжайте в том же духе – и мне не придется тревожиться, что вы укажете в своем отчете: мертвые не пишут рапортов.

– Бросьте, просто они вас напугали, а у страха глаза велики. Но они бегут и напуганы не меньше вас.