Отцеубийца - Марина Александрова

– Васятка! Черт водяной! Ведь до тех пор из речки не вылезешь, пока совсем синим не станешь! Побоялся бы, вот усмотрит тебя водяной и уволочет к себе на дно! Будешь на него всю жизнь робить!

Роман окаменел. Потом медленно-медленно обернулся и чуть не закричал во всю глотку. Прямо перед ним, чуть повыше по берегу, стояла мать его Дарья и грозила кому-то загрубевшей, но такой знакомой рукой.

Постарела мать, иссохлась, но для Романа оставалась столь же красивой, как и прежде.

– Мама! – воскликнул он и кинулся к женщине, которая испуганно отступила назад и глядела на Романа полными страха глазами.

– Мама! Это же я, Роман! – продолжал кричать Роман. – Я нашел тебя, мама! Я так долго тебя искал! Мне говорили, что нету тебя боле в живых, но я не верил им, мама!

– Роман?! – неуверенно произнесла Дарья, стараясь различить в этом взрослом мужчине черты давно утраченного сына. – Как же это, сынок?!

Роман едва успел подхватить мать, когда колени той подогнулись, и она начала медленно оседать на землю.

Мать жила теперь в маленьком домишке, стоявшем недалеко от берега реки.

– Я ведь поначалу бежать все хотела, – говорила она, не переставая гладить Романа по руке, когда сидели они уже в доме, за столом, уставленном нехитрыми угощениями. – А потом вот Петра встретила, он-то меня и отговорил. Куда, говорит, побежишь ты – ни дома более у тебя нет, ни семьи – все там погибло. Выходи, мол, за меня замуж, начнем жизнь сызнова. Я и согласилась. Вот, Васятка у нас народился – брат, значит, твой... Да Анютка, она малая еще – в люльке вон лежит. – Тут тень опустилась на Дарьино лицо, – А близнята-то, наверное, совсем взрослые уже? – спросила она.

– Да. Очень на тебя похожи, – ответил Роман и заметил, как глаза материнские застилаются прозрачной пеленой слез, как текут они по ее щекам и капают на струганную столешницу крупными каплями.

– Поехали со мною, мама! – вскричал Роман. – Я у князя служу – всего у меня вдоволь. Терем большой – всем места хватит... И близнят возьмем... И внучку понянчишь...

Роман не договорил, потому как мать закрыла лицо руками и уже рыдала в голос.

– Ну что ты плачешь, мама? Все же хорошо! Все ладно будет!

– Нет, сыне, не смогу я с тобой поехать, – наконец, сдавленным голосом произнесла мать. – Куда мне – здесь семья моя, муж мой.

– Так и их возьмем, как же иначе!?

– Экий ты скорый, Роман! Всегда таким был – весь в отца, покойника! – вздохнула мать, утирая слезы. – Не выкупишь ты Петра – он кузнец, самый почитай хороший здесь кузнец. Хозяин не продаст его ни за какие деньги, ведь он один умеет здесь мечи ковать. Большие деньги на нем хозяин имеет. А без Петра не поеду я!

– Я попробую, мама! Я уговорю его!

– Попробуй, – устало вздохнула та. – Попытка – не пытка, да только знаю я, что пустое это дело...

Роман действительно сделал все, что только мог. Но хозяин – узкоглазый, кривоногий человечек с гнилыми редкими зубами, – уперся и не хотел уступать Петра ни в какую. Роман молил его, предлагал любые деньги, любые товары, но слышал в ответ одно:

– К чему мне твои деньги? Деньги потратишь – и нет денег. Кузнец накует мечей, я их продам, и будут деньги. Кузнец кует все время – деньги есть все время.

Так и не смог уломать татарина Роман. Вернулся к матери ни с чем, не зная, как воспримет она печальную весть.

Но мать лишь грустно улыбнулась:

– Я знала, что так будет, – сказала она и поцеловала Романа в лоб. – Не горюй, сыне! Хвала Господу нашему за то, что дал он нам свидеться еще раз.

– Но где же справедливость? – возопил Роман. – Я так долго искал тебя, нашел, и теперь не могу забрать с собою из-за какого-то татарского ублюдка!

– Не ругайся, сыне! Ты уже взрослый, проживешь и без меня! Близнята тоже уж меня не помнят, а здесь у меня малыши – им я нужнее всего в этом мире. И муж мой здесь, коего люблю я так, как отца твоего, упокой Господи грешную его душу, никогда не любила... Уезжай сыне, скорее уезжай, не терзай мое сердце!

ГЛАВА 19

Простившись с матерью, Роман с тяжелым сердцем двинулся в путь. Русь, святая Русь встретила сынов своих золотыми листопадами и последним теплом осеннего солнца.

К Новгороду подъехали по первым заморозкам, одевшим придорожную траву в белесые саваны инея.

Возле дома тоска, так и не отпустившая Романа, стала уже совсем невыносимой. Вот она, знакомая улица, высокий терем, в коем ждет его любимая жена.

Ворота были заперты, и Роман заколотил в них, что есть силы. Забрехали собаки, скрипнула отворяемая дверь, и вот Роман уже во дворе. Расторопный слуга принимает у него коня и как-то настороженно оглядывает хозяина.

Роману не понравился этот взгляд, словно знал слуга что-то такое, самому Роману неизвестное, что не станет для него безразличным.

Поднявшись на высокое крыльцо, Роман зашел в терем. Навстречу ему выбежали слуги, но Ксении видно не было. Сердце Романа сжалось от страха.

– Где жена моя? – спросил он.

– Госпожа в верхней горнице, – робко ответил кто-то из слуг.

– Отчего же не вышла она встретить мужа своего, из дальнего странствия возвратившегося? Али больна Ксения?

– Здорова... – неуверенно ответил то же голос.

Тут на лестнице раздался легкий топоток, и Роман увидел свою дочь, немало подросшую за то время, пока не было его дома. Девочка остановилась в нерешительности, увидев незнакомого воина в запыленной одежде, с выдубленным ветрами и солнцем лицом. Не было Романа дома почитай что два года, и девочка, которой по отъезду отца было всего три года, конечно, его не помнила.

С тех пор девочка вытянулась, подросла. Она и во младенчестве была красивым ребенком, а теперь от нее и вообще трудно было глаза отвесть. Огромные глаза, не голубого, а прямо-таки фиалкового цвета, блестели, как два драгоценных камня. Золотистые волосы обрамляли нежный овал лица. Ресницы черными стрелками загибались вверх, а чуть вздернутый носик придавал личику уж вовсе милое выражение.

Горячая волна окатила Романа с ног до головы, когда увидел он дочь свою. Любовь к хрупкому ребенку зародилась в его сердце, и понял Роман, что нет у него в этой жизни никого дороже дочери, никого роднее ее.

– Иди сюда, доченька! – мягко сказал Роман и, присев, чтобы хоть немного сравняться с дочерью ростом, раскрыл объятья.

Девочка, однако, не спешила подходить к этому незнакомому человеку. Напротив, она отступила назад и принялась внимательно отца разглядывать.

– Что же ты, Дарья, отца родного не признаешь? – раздался голос Дарьиной няньки Агафьи. – Подойди, да обними его покрепче.

Девочка сделала несколько робких шагов и тут же оказалась в крепких Романовых объятьях.

– А ты разве не умер? – удивленно спросила Дарья, глядя на отца своими огромными глазами.

– Нет, родная... – оторопело оглядев собравшихся слуг, ответил Роман. – А кто ж тебе сказал такое?

– Мама говорит, что будто умер ты... – тихо произнесла девочка.

– А где мама-то?

– Наверху, в опочивальне...

– Али неможется ей? Что ж встречать-то меня не вышла?

Не дождавшись ответа, Роман с ребенком на руках начал подниматься по крутой лесенке. Остановившись перед дверью опочивальни, хотел он ее открыть, но тут дверь сама отворилась, и на пороге возникла Ксения.

Небо треснуло и раскололось над головой Романа. С той минуты, как вошел он в дом, как увидел удивленные взгляды слуг, как услышал несуразные речи дочери о своей смерти – заподозрил что-то неладное. Но о таком и помыслить не мог!

Ксения похорошела с тех пор, как он видел ее в последний раз, когда так неловко простились они, и, скользнув взглядом по ее стану, он узнал причину новой ее красы. Даже под просторными одеждами видно было, что Ксения тяжела и последние недели носит свое бремя.

Жуткая тишина повисла в воздухе. Роман мерил Ксению суровым взглядом, а та, в свою очередь, настороженно глядела на мужа.

– Ну, здравствуй, жена верная, – сказал, наконец, Роман и что есть силы стиснул зубы, чтобы не вырвалось крепкое словцо.

– И тебе здравствуй, Роман, – ответила Ксения, – С благополучным возвращением тебя!

– Что тебе до того, вернулся я али нет!? – пробурчал Роман. – Ты-то, как я погляжу, без меня не слишком скучала – быстро замену сыскала.

Ксения привычно огладила выпирающий живот, но вместо того, чтобы смутиться, напротив, горделиво подняла голову.

– Что молчишь? – разозлился Роман. – Скажи хоть, кто напакостил?

Жгучая ярость завладела Романом после тех слов. Не помня себя, подскочил он к жене и, накрутив на руку толстую ее косу, принудил опуститься на колени.

– Что, неужто и руку на меня поднимешь? – все еще не потеряв самообладания, спросила Ксения.

– Тебя не просто бить, тебя убить надобно! – вскричал Роман.

– Ну так убей, почто медлишь?

Может быть, Роман и свершил бы непоправимое, он уже и руку занес для карающего страшного удара, но внезапно на верхней ступени лестницы появился Феофан.