Не вернувшийся с холода - Михаил Григорьевич Бобров

* * *

— Думать было некогда, уходить некуда. — Енот бережно подвинул фигурки на макете специальной тоненькой лопаточкой:

— Вот здесь я стоял, а они развернулись полукругом.

— Бежать назад… Как раз толпа выходила со зрелища, попробовать затеряться в ней!

— Притвориться прохожим? — Акаме вскинула тоненькие брови. — Ты же показывал возле тумбы… А, поняла! Ты же нес меч, а это при обыске сразу найдут, и коллекционной рукояткой тут не отбрехаться.

— Да какой обыск. — Надежда затушила очередную сигарету, слабой улыбкой извинившись за дым. — Дознаватель с ходу перевел Енота на уровень выше. Это подозрительного прохожего будут обыскивать, хватать за всякое, обзывать — чтобы вышел из себя, чтобы покуражиться… Убийцу сначала будут бить; если уцелеет — свяжут и снова побьют. А потом, в участке, уже всерьез излупят.

— А если окажется невиновный?

- “Это не ваша заслуга, а наша недоработка”, как любит говорить его толстейшество премьер-министр… У этих еще никто невиновным не оказывался. — Леона покрутила золотой гривой. — А то с чего бы мы все тут сидели.

— Так почему ты просто не развернулся и не убежал? Побоялся, что не смешаешься с толпой, или что раньше догонят?

Енот поморщился:

— Это сейчас, на теплой, безопасной базе, мы можем рассуждать. Может, сюда — а, может, напротив, отсюда. А тогда и правда некогда было думать! Это ж для меня был реально первый раз! В смысле — осознанный. Тогда, с Огре я сам себя не помнил. — Енот потер загривок:

— Спас меня именно дознаватель. Сам не пойму, как он так ошибся. Ему бы по профессии заглянуть на ход вперед. Тоже, наверное, получилось — думать некогда…

* * *

Думать некогда, уходить некуда.

Вот доктор! Спину вылечил, дыхалку, колени: кудесник натуральный.

Что ж сердце нормальное не вставил — вместо заячьего?!

Надежда-то оказалась права…

Боевой Хомячок с заячьим сердечком…

Зато мастер гонял…

Мастер… Мастер.

Мастер!

“Цель прямо!”

Цель!!!

Левая — защелку, правая — клинок снизу вверх!

* * *

Снизу вверх свистнуло длинное лезвие; старший дознаватель сделал шаг, второй шаг — и заскользил по стене, пятная бурым гладкий камень; шаря по сторонам руками, не находя, за что зацепиться. Точно так же мозг искал и не находил, за что схватиться: детство уже не помнилось, работа дышала сплошной чернотой… Приблизилось светлое, ласковое, округлое. “Сходим в тот ресторан, на набережной?” — уже без надежды спросил следователь, и свет ответил возмущенным голосом рыжей дворянки: “Зубы жмут? Лишняя почка?”

От почек рвануло черное пламя по всему телу. Исчезли звуки; пальцы упавшего под стену дознавателя перестали обирать воздух; свет погас.

Стражники отшатнулись, судорожно перехватив клинки. Покойник ошибся в приказе. Вели он просто: взять! — десять патрульных завалили бы наглеца массой, как валят буйного пьяницу с оглоблей на деревенской ярмарке. Но теперь-то стражи видели не подпитого ухаря — а целого убийцу капитана Огре! До Центра не дошел тщательно скрываемый позор — что убитый капитан со стражниками в роковой вечер налакались до стеклянных глаз, и потому зарезать их смог бы ребенок. А вот нешуточное мастерство капитана знала каждая собака — Огре служил именно здесь, в Центре!

Поэтому медленные движения, закаменевшее лицо, стиснутые губы Енота выглядели не оцепенением перепуганного насмерть новичка, которому случайно удался трюк — а хладнокровием высочайшего мастера!

Чем дальше, тем больше стражников набирали на городском дне. Чтобы выбиться из нищеты, люди трущоб соглашались и на малые деньги, и на сверхурочные работы, и грязные поручения выполняли без капризов. Со всех сторон сплошная выгода. Правда, случались огрехи наподобие сегодняшнего — кому-то нужно шагнуть первым и связать задержанного боем, а прочие довершат дело; тактика известнейшая, но хотя бы один должен рискнуть ради прочих. А чего это я? Пусть терпилы за других подставляются; у правильных пацанов закон простой: умри ты сегодня, зато я — завтра!

Стоило задержанному плавно, как во сне, шагнуть вперед — темные крылья опасливо разомкнулись, позволив убийце вырваться из ловушки.

Пройдя цепь, Енот не медлил. Махом пролетел проулок, с нечеловеческим облегчением услышал за спиной грохот не пригодившихся Тацуми бочек и приготовленными путями побежал на собственную квартиру. Должность макетчика теперь пропала, пропал и доступ ко всем картам — утащить хотя бы зарисовки, блокноты с кроками…

Только через час, когда сопящий Енот с мешком пергаментов грузился в рейсовый дилижанс, доклад по цепочке подчиненности дополз до генерала Эсдес.

* * *

Эсдес рассмеялась:

— В кино мы с Тацуми поговорили, пообнимались и мирно уснули… Ерунда полнейшая!

Покосилась на Тимофея с Леопольдом, которые уже вовсе прекратили разглядывать уличные скульптуры и резьбу, а только внимательно слушали взрослых. Синеволосая пожала плечами: не такие уж маленькие; Тацуми тогда был года на четыре старше. Ну на пять — не больше. Решила не выбирать выражения:

— Если бы дошло до кровати, физически здоровые, молодые парень и девушка… Не с вечера, так с утра… Особенно с утра… Короче, хрен бы там невинность уцелела!

Тут свернулась уже вся компания: Вал, Акаме и Куроме, Леона — из авангарда; отец и мать Александровы из последнего ряда; тем более — президент Новой Республики Надежда Ривер. Все стояли кольцом посреди красивой центральной улицы, размахивали руками, говорили не в очередь, вспоминая кадры только что виденного “Исторического боевика Ночной Рейд”. Первая серия боевика оказалась аж четырехчасовой, и потому обсуждение все продолжалось. То Акаме вспоминала, как с Енотом на макете разбирали операции; то Вал спохватывался, просил уточнить, как выглядела та или иная стычка “Охотников” генерала Эсдес и “Рейда” генерала Ривер со стороны противника. То внезапно начинала ржать Леона, припомнив особо хлесткие боевые сцены в кино — она-то помнила, что в натуре все было куда проще и грязнее… Куроме только молчала, слабо улыбалась, ни на шаг не отступала от красноглазой старшей сестры, ни на волос не ослабляла хватку ладони.

Десяток президентских телохранителей в официальном черном с непроницаемо спокойными лицами обозначили периметр, вежливо отстраняя любопытствующих прохожих.

Эсдес продолжила:

— На самом деле мы всю ночь ругались. Тацуми лупал зелеными глазками, убеждал меня забить на Империю. Дескать, воевать можно где угодно, стран полно. Я же не знала тогда, что Тацуми в “Рейде”, и в голову не пришло! Я не могла понять, как это можно меня, такую замечательную, не захотеть? У меня что, ноги кривые? Или глаза тусклые? А может, ему волосы не нравятся, а я так старалась, отращивала… Знаете, как их мыть проблема?

Тут заржала не одна Леона! Даже Куроме слабенько улыбнулась. Больно уж не вязалось