Сокровища Перу - Верисгофер Карл

— Не стрелять! — снова предупредил старый индеец.

Никто не проронил ни слова, все молча следили за борьбой, происходившей у них на глазах. Из воды время от времени выглядывали безобразные головы крокодилов: то один, то другой отваживался высунуться до плеч, но в следующую минуту снова исчезал под водою. Очевидно, река в этом месте кишела аллигаторами всех возрастов и размеров.

— Кто из двух выйдет победителем из этой борьбы? — спросил Бенно.

— Унце, конечно, унце! — сказал Утитти, рослый и стройный индеец, один из лучших охотников своего племени. — Когда убьешь унцу, то в желудке ее всегда находишь щитки от брони крокодила. Она из жадности сожрет его вместе со щитками.

Действительно, ягуару удалось вскочить на ноги, и он с бешенством накинулся на окровавленного аллигатора. Все кругом было залито кровью, клочья мяса, шкуры и щитки летели во все стороны.

— Теперь уже я покончу с большой ящерицей, — сказал Утитти и, вооружившись длинным копьем с заостренным каменным наконечником, дикарь приплясывая, стал боком приближаться к ягуару и аллигатору, которые, поглощенные борьбой не на жизнь, а на смерть, не замечали приближения человека. Еще минута — и отважный индеец очутился всего в нескольких шагах от отвратительного, окровавленного клубка, в который свились крокодил и унце.

Выждав удобный момент, Утитти ловко пустил свое копье, со свистом вонзившееся прямо в глаз крокодила. На этот раз чудовище было ранено насмерть. Крокодил разом ослабел. Этим моментом воспользовалась унце, у которой точно прибавилось сил. Она отбросила и стряхнула с себя собак и с бешенством впилась в издыхающего уже крокодила. Индеец обернулся к белым и знаком дал им понять, что теперь настал момент, когда им следует стрелять по ягуару. Одновременно он отозвал собак. Трое из них послушно вернулись к нему, окровавленные и израненные, четвертая же, которую, перекинув через себя, унце швырнула в реку, утонула.

Четыре пули разом поразили ягуара. Он высоко подскочил вверх, но затем опрокинулся и упал навзничь на песок. Вся шкура его была в клочьях, местами даже мясо было вырвано кусками. Он глухо захрипел и вытянулся. Зверь был мертв. Аллигатор все еще жил, но и его мгновения были сочтены: его чудовищная голова с застрявшим в глазу длинным копьем представляла собою отвратительное зрелище. Чтобы положить конец его мучениям, индейцы приблизились к нему и своими каменными топорами размозжили голову.

— Куда же девалась эта красивая коричневая собака? — спросил Бенно. — Отчего она не выплыла?

— Крокодил схватил ее, — пояснил индеец, — посмотрите, как только все здесь затихнет, он наверное вытащит ее тело на берег, чтобы сожрать его.

— Почему же он не делает этого в воде?

— Не знаю, — ответил туземец, — но только эти крокодилы никогда не едят в воде свою добычу, будь это хоть самая маленькая рыбка, а всегда вытаскивают на берег. Меня заботит не участь этой собаки, которая, во всяком случае, уже мертва, а самка убитого нами ягуара. Если мы не убьем и ее, то цель наша будет достигнута лишь наполовину!

Индейцы между тем занялись своими собаками. Кроме той, которую утащил крокодил, не досчитались еще двух; те же, что были налицо, получили лишь легкие ранения, и их хозяева тут же обмыли раны, смазав их какой-то особой мазью, после чего собаки сразу повеселели.

Мясо и жир крокодила, как весьма лакомое кушанье, тут же было разрублено на части и приготовлено для кухни.

— Не отправиться ли нам на поиски самки ягуара? — предложил Бенно.

— Здесь поблизости ее, наверное, нет, — сказал Рамиро, — это видно уже из того, что обезьяны снова вернулись — значит, опасности нет.

Решено было вернуться вглубь леса и отдохнуть часок-другой. Выбрали удобное местечко, развели огонь, индейцы принялись жарить мясо аллигатора и растерзанного им пеккари, а белые подвесили свои гамаки и растянулись в них. Под впечатлением только что пережитого никому не хотелось спать.

— Помнишь, Педрильо, — сказал Рамиро, — как год тому назад мы в этот день покидали Венгрию и направились в Гамбург? Помнишь, как нас провожали цыгане? Что-то будет еще через год?

— Как знать! А впрочем, лучше не знать ожидающего нас! — сказал Халлинг. — Вот ровно год тому назад я пережил самый ужасный день моей жизни. Знай я заранее о том, что меня ожидало, я, вероятно, никогда не предпринял бы этого столь богатого впечатлениями путешествия!

— А что с вами случилось год тому назад? — полюбопытствовал Бенно.

— В ту пору мы с доктором странствовали в северной части Соединенных Штатов и находились в маленьком городке среди немецких и ирландских переселенцев. Обманутые хитрым и ловким агентом какой-то переселенческой компании, эти бедные люди, ожидавшие получить наделы в плодородной лесистой местности, очутились среди голой пустыни, где лес ценился чуть не на вес золота, так что очень немногие из них имели возможность построить себе деревянные дома. Большинство же ютилось в землянках, без воздуха и света. Но в тот роковой день эти несчастные оказались более счастливыми. Слыхали ли вы когда о том, что такое «блиццард»? (blizzard). Это самый страшный, самый ужасный ураган, несущий за собой град из острых ледяных игл, пронизывающий со свистом воздух, засыпающий все сплошной ледяной корой, убивающий людей и животных своим ледяным дыханием. Еще за полчаса до наступления этой страшной бури мы видели на небе совершенно черную низко нависшую тучу, хотя погода стояла ясная и теплая. Никто из переселенцев не знал о существовании подобного явления в природе, и потому все были застигнуты врасплох. Весь воздух мигом превратился в лед: ледяные иглы, пронизывая его и вонзаясь в тела людей и животных, причиняли жгучую боль, точно раскаленные стрелы. Кровь стыла в жилах, глаза слезились так, что их нельзя было открыть; становилось больно дышать. Ледяной воздух жег, как огнем, горло и грудь; руки и ноги коченели и отказывались служить. Я находился шагах в двадцати от своей хижины, когда вдруг разразился этот ураган. Я бросился бежать, но меня повалило ветром, и я не мог уже подняться, не мог пошевельнуться, сознавая, что коченею и что наступает конец. Подо мной был толстый слой ледяных игл, ледяные иглы засыпали меня сверху. Они звенели, как битое стекло, если сыпать его из мешка. Я хотел кричать, звать на помощь, но не мог издать ни единого звука: ледяная корка смыкала мне губы, а грудь сдавил такой смертельный страх, что эти минуты, которые я считал последними, были ужасной агонией. Я понимал, что сознание мое туманится, чувствовал, как сердце перестает биться… Еще одно последнее мучительное усилие подняться или хоть крикнуть, хоть подать голос — и я лишился чувств… Я пришел в себя лишь спустя несколько часов, совершенно больной и разбитый. Все тело мое было покрыто ранами и царапинами, и я в течение нескольких дней не мог ни встать, ни шевельнуться. Счастье мое, что я упал у дверей землянки одного сердобольного ганноверца, который вовремя успел втащить меня в свою землянку и не дал мне окончательно замерзнуть. На горячей еще золе очага, куда меня положили, я понемногу стал отходить. Надо заметить, что никакой огонь, никакой свет не выдерживал ледяного воздуха. В деревянных домах замерзли целые семьи у своих очагов; другие, застигнутые на пути от амбара к дому, тоже умирали, засыпанные мелкими льдинами или разом убитые наповал сильным порывом ветра и градом ледяных игл. Спустя несколько дней, мы хоронили более сорока человек, погибших во время блиццарда.

— Да, такого рода штука, пожалуй, хуже ягуаров и аллигаторов, а все же я до тех пор не буду спокоен, пока мы не убьем и самку унце.

— Собаки не двигаются, значит, зверя нет поблизости! — сказал Педрильо.

Но едва они успели произнести эти слова, как одна из собак насторожилась. Туземцы взялись за оружие, а Утитти шепнул что-то собакам. Тогда все три пса, низко опустив головы, стали осторожно пробираться в чащу. Белые охотники повыскакивали из своих гамаков и прислушивались: там, в кустах, кто-то тихонько скулил.