Пьесы - Иосиф Леонидович Прут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О б е р - л е й т е н а н т. Осмотреть дом… Обыскать каждый угол!
Ф е л ь д ф е б е л ь (щелкая каблуками). Слушаюсь, господин обер-лейтенант! (Пробегает с солдатами в кабинет, оттуда — во внутренние комнаты.)
Крики за сценой усиливаются: начинается грабеж города. Слышно, как подъезжает автомобиль и останавливается. Вбегает адъютант, распахивает дверь и становится во фронт рядом с обер-лейтенантом. Входит М а к е н а у. Он по ступенькам поднимается в дом, обер-лейтенант и адъютант — за ним.
М а к е н а у (войдя в кабинет, останавливается, снимает перчатки, и говорит быстро, почти скороговоркой). Пишите приказ. Такой же, как и о взятии других городов! За малейшее неподчинение германским оккупационным войскам… (Делает в воздухе знак креста. Адъютант быстро пишет.) И строже, строже, господа! Они сразу должны понять всю бесцельность сопротивления. Ввиду того что красные уничтожили и увезли продовольствие, население не кормить, и жалоб от него не принимать. Любой поступок нашего солдата признавать правильным.
Адъютант пишет. Тишина. И только стон ползет в окно, стон города, отданного на растерзание носителям «нового порядка». Макенау выходит на крыльцо. Появляется первый ряд вражеских солдат. Они, застыв, стоят как вкопанные. Головы задраны кверху: истуканы, машины.
М а к е н а у (кричит). Солдаты! Еще один город пал перед силой нашего наступления! Русские бегут! Но они не уйдут, это жалкое племя рабов. Мы их прикончим еще до осени!
Какой-то ретивый солдат устанавливает на крыше крыльца флаг с огромной фашистской свастикой в белом кругу.
Смотрите на это знамя! Это знамя победы! Оно будет развеваться над миром, который мы поставим на колени!
Громкое «хох» прокатывается по площади. Макенау и стоящие рядом с ним офицеры вытягивают руки. Хайль, Гитлер! Сухой выстрел, и с пробитой головой валится с крыши ретивый солдат увлекая за собой гитлеровский флаг.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Летний лес. Сверху землянка замаскирована и имеет вид холма. В землянке — довольно просторном помещении — около своих аппаратов сидит Н а т а ш а, рядом с ней — бухгалтер Б о р и с о в. Он пишет под ее диктовку, держа на коленях огромную бухгалтерскую книгу.
Н а т а ш а. «Двадцать второго: нападение на обоз. Из отделения конвоя убиты шесть гитлеровцев, ранено трое. Захвачено шестьсот одеял шерстяных разных, уворованных у населения. Пять револьверов, две винтовки… Потерь — не было».
Б о р и с о в (с нарастающим возмущением). Надо все-таки редактировать, Наташенька! Вообще я протестовал, чтобы книга контокоррентов… Вот вы! Знаете, что такое контокоррент?
Н а т а ш а. Нет!
Б о р и с о в. Смешно, честное слово! Это — по-итальянски — текущий счет! Самый главный раздел наших операций! И в такой книге — дневник записей действий отряда! Общая тетрадь великолепно бы для этого сошла. Но уж если товарищ Кочет утвердил захват моей книги, то диктуйте хотя бы политературней!
Н а т а ш а. Хорошо, товарищ гроссбух, постараюсь! «Двадцать четвертого: схваток не было».
Б о р и с о в. Схватки бывают у рожениц!
Н а т а ш а. Пишите, Семен Петрович! Те, кому читать придется, простят мне мой стиль.
Б о р и с о в. Подчиняюсь! Но внутренне — протестую!
Н а т а ш а. «Двадцать пятого: разбабахали…»
Борисов, подняв голову, смотрит на нее.
(После паузы.) Ну, ладно. Можно иначе: «разгромили»! Устраивает?
Б о р и с о в. Значительно лучше. (Пожимает плечами.) «Разбабахали»… (Продолжает писать.)
Н а т а ш а. «…Разгромили взвод велосипедистов. Захвачено три автомата, десять винтовок, убито девять фашистов. Тяжелый день: мы потеряли Мишу Семенова и товарища Петрова». Вот и все пока! Очень вам благодарна… Может, ваши замечания и правильные, но тогда позвольте и я вам кое-что скажу: вот вы, всегда такой аккуратный, стали на медведя похожи! Посмотрите в зеркало: какая бородища отросла…
Б о р и с о в. Очень страдаю, но все так ходят! На туалет, извините, нет времени: партизаним, Наташенька, а не в бабки играем!
Н а т а ш а. Тогда и с меня чистописанья не требуйте!
В землянку спускается К р и ч е в с к и й. Он подходит к Наташе.
К р и ч е в с к и й. Я не помешаю?
Б о р и с о в. Нет, нет! Мы закончили! (Поднимается наверх.)
Н а т а ш а. Ты чего, Костя? Вроде светишься весь. Что у тебя за радость?
К р и ч е в с к и й. Большая, Наташенька! Я сегодня назначен в поход! Исключительное дело… Саша Русов нас поведет. Ты смотри, как у меня автомат подготовлен. (Показывает Наташе новенький немецкий автомат.)
Н а т а ш а (с легкой грустью). Но тебе это не… Ты же это не сможешь, Костя…
К р и ч е в с к и й (вздрогнув). Почему? Все могут, а я не могу? Почему?
Н а т а ш а. Потому что у тебя туберкулез.
К р и ч е в с к и й (озираясь). Молчи! Если Кочет об этом узнает, я пропал!
Н а т а ш а. Так ведь еще в городе, тебе — на работе — не разрешали переутомляться…
К р и ч е в с к и й. Молчи! Ради всего святого… Он ведь не разрешит, Степан Григорьевич! А у меня слишком большой счет: и личный, и за мой народ! Мне противно сдохнуть в гражданском санатории… Понимаешь, Наташенька?
Н а т а ш а. Понимаю, Костя!
Слышны голоса. Из очередного похода возвращаются К о ч е т, С а ш а, П о т а п е н к о и другие п а р т и з а н ы. Наташа и Кричевский с одной стороны, а Ротман и Борисов — с другой, выходят им навстречу.
С возвращением, товарищи!
К о ч е т. Спасибо, Наташа! (Ротману.) Все спокойно?
Р о т м а н. Полный порядок! Какие дела, богатыри?
К о ч е т. Неудача, понимаешь. Да, да… Километра четыре проволоки срезали, сильно повредили сеть… Рощей направляемся к селу Хомутову. Смотрим — оттуда бежит Ленька, Авдотьин внучек… Волосенки на голове сбились, сам еле дышит. Добежал, и сразу за первые деревья — прятаться…
Р о т м а н. В Хомутове же немецкая батарея стояла?
К о ч е т. Вот именно. Мы Леньку перехватили: он говорит и весь дрожит…
С а ш а. Пока разобрались, минут пять прошло.
К о ч е т. В общем, необычайное происшествие: налетел часа за два до нас на эту батарею Железный Тарас, уничтожил охрану и увел пушки. Второй раз, су… (сдерживается) второй раз операцию нам срывает! И заносит же черт этого Тараса в наш район! Расследовать дело пожаловал сам полковник Макенау.
Р о т м а н. Ого!
К о ч е т. Потапенко предложил встретить его у переезда. Раз-раз, залегли. Ждем. Едет. Я и еще трое — по передней машине, а Саша и председатель с остальными — по задним двум… Всадили весь диск, а он — ничего! Как миленький проехал. Те две — под откос, а Макенау — проскочил!
Р о т м а н. Что же он — призрак?
Н а т а ш а. Вот я тоже хотела спросить…
П о т а п е н к о. Машина у него, собаки, бронированная.
К о ч е т. Учтем! Встретимся если — бить только по колесам. Я решил все-таки посмотреть: чего же он там наделал, этот Железный Тарас? Страшно! Двух офицеров гвоздями прямо к избам прибил. Ленька рассказывал, что на каждом еще записки повесил: это, мол, вам за жен и детей наших!
П о т а п е н к о. Боевой командир! Но это неправильно, что он выходит за границы своего района.
