Агнец - Кристофер Мур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Усидчивость моя на занятиях грамматикой была предельно обострена: сосредоточиться помогало то, что я не мог пошевельнуть ни мускулом. Каждое утро Песик Фу и Подушечка (названные так за сладострастие, к коему явно прилагалась немалая сила) выволакивали меня из постели, выдавливали над очком, омывали, вливали в меня бульон, относили в библиотеку и подпирали подушками, а Радость читала лекции о китайских иероглифах, которые рисовала влажной кистью на больших грифельных досках с подставками. Иногда с нами оставались и другие девчонки: они складывали мое тело в разные позы, неимоверно их развлекавшие, и сколь ни должно было раздражать меня подобное унижение, по правде говоря, наблюдение за тем, как Подушечка и Песик Фу заходятся в пароксизмах девчачьего хохота, быстро превратилось в отраду моих парализованных дней.
В полдень Радость устраивала перерыв, а девушки — две или больше — опять выдавливали меня в очко, вливали в меня еще бульона, а затем нещадно издевались надо мной до самого возвращения Радости. Она хлопала в ладоши и отсылала их прочь, хорошенько выбранив. (Радость, несмотря на крохотные ножки, была из всех наложниц самого бычьего телосложения.)
Иногда на таких переменках меня в библиотеке навещал Джошуа, который занимался где-то в другом месте.
— Зачем его покрасили синим? — спрашивал он.
— Синий ему к лицу, — отвечала Горошинка. Песик Фу и Штоленка стояли рядом с кисточками в руках и любовались своим шедевром.
— Ну, я могу вам сразу сказать — когда ему дадут противоядие, он не очень обрадуется. — И Джошуа повернулся ко мне: — Шмяк, знаешь, а синенький ты ничего. Радости я замолвил за тебя словечко, но ей кажется, что ты еще не усвоил урок. Но ты ведь усвоил, правда? Перестань дышать на секунду, если да.
Я перестал.
— Я так и думал. — Джошуа нагнулся и зашептал мне прямо в ухо: — Дело в той комнате за железной дверью. Вот урок, который ты должен был усвоить. У меня такое чувство, что, если бы я ею заинтересовался, сидел бы сейчас подпертый подушками рядом с тобой. — Он выпрямился. — Мне пора. Изучать три алмаза, сам понимаешь. Сейчас я завис на сострадании. Это не так трудно, как называется.
Два дня спустя Радость зашла ко мне в комнату с чаем. Из складок халата с драконами она вытащила крохотный пузырек и поднесла мне к самому носу.
— Видишь две пробки? Белую с одной стороны и черную с другой? Черная — от яда, который я тебе дала. Белая — от противоядия. Мне кажется, ты усвоил урок.
В ответ я пустил струйку слюны, искренне надеясь, что пробки она не перепутала.
Радость наклонила пузырек над чашкой, а потом влила чай мне в рот. Половина досталась и рубахе.
— Подействует через некоторое время. Пока яд выветривается, ты можешь почувствовать легкое недомогание.
Радость закинула пузырек обратно в китайское декольте, чмокнула меня в лоб и ушла. Если бы я мог, непременно бы хихикнул — у нее на губах осталась синяя краска. Хех!
«Легкое недомогание», ага. Почти десять дней я вообще не ощущал своего тела, а тут вдруг все заработало снова. Представьте, как утром, в своей теплой постели вы поворачиваетесь на другой бок и — ну, не знаю — плюхаетесь в озеро горящего масла.
— Ёхарный Ёсафат, Джошуа, да я сейчас из собственной шкуры выползу!
Мы сидели в покоях. Прошел примерно час после того, как я принял противоядие. Валтасар отправил Джоша за мной, а сам ждал в библиотеке — якобы взглянуть, как у меня дела.
Джош возложил длань мне на чело, но обычного спокойствия не разлилось: чувство было такое, будто он припечатал мне лоб раскаленным утюгом. Я оттолкнул его руку.
— Спасибо, только не помогает.
— Может, омыться? — предложил Джошуа.
— Уже пробовал. Есусе, да я просто с ума свернусь! И я запрыгал по кругу на одной ноге, поскольку не знал, чем еще заняться.
— Может, у Валтасара есть другое средство?
— Веди меня к нему, — сказал я. — Не могу я больше тут сидеть.
Мы прошли коридор и спустились на несколько уровней в библиотеку. На одном спиральном пандусе я схватил Джоша за руку:
— Джош, глянь. Ты ничего не замечаешь?
Он вгляделся в стену, посмотрел вверх и вниз по проходу.
— Нет. А надо?
— Стены, потолок, пол. Ничего не заметил? Джошуа повертел головой.
— Твердая скала?
— Да, но не только. Присмотрись. Вспомни дома, которые мы строили в Сефорисе. Теперь заметил?
— Нет следов обработки?
— Вот именно. Я последние две недели только и делал, что разглядывал стены и потолок, — все равно больше не на что было смотреть. Ни малейшей царапины от зубила, кайла или молотка. Будто все эти палаты ветер выдувал тысячу лет. Только, знаешь, мне так почему-то не кажется.
— Ты к чему клонишь? — спросил Джошуа.
— А к тому, что у Валтасара с девчонками тут какая-то еще каша варится, и все о ней молчат.
— Так надо спросить.
— Нет, не надо, Джош. Ты что, не понял? Мы должны разведать, что тут происходит, но так, чтобы они не знали, что мы знаем.
— Почему?
— Почему-почему… Потому что, когда я в последний раз что-то спросил, меня отравили — вот почему. И мне сдается, если б Валтасар не думал, что у тебя есть что-то ему нужное, не видать мне противоядия как своих ушей.
— Но у меня ничего нет, — искренне удивился Джошуа.
— У тебя может быть то, о чем ты понятия не имеешь. Но ты ж не пойдешь никого расспрашивать, что это такое. Надо быть изобретательными. Хитрить. Изворачиваться.
— Как раз это у меня не очень получается. Я приобнял друга за плечи.
— Не всегда, значит, клево быть Мессией, а?
Глава 13
— Я мог бы надрать подонистую задницу этому подонку! — заорал ангел, спрыгивая с кровати и потрясая кулаком перед экраном.
— Разиил, — сказал я. — Ты — Ангел Господень, а он — профессиональный борец. Мне кажется, и так очевидно, что ты мог бы надрать подонистую задницу этому подонку.
Такое продолжалось уже два дня. Ангел обрел новую страсть. От портье уже десяток раз звонили и присылали коридорного — утихомирить ангела.
— А кроме того, все это понарошку. Разиил глянул на меня так, словно я влепил ему пощечину.
— Вот только не надо опять, а? Это — не актеры. — И ангел сделал бэк-флип на кровать. — Ууу, ууу, тока гля! Сука вмаза ему тубарета! Да-ва, девка, дава! Во гадина!
Вот так вот у нас нынче. Ток-шоу, где вопят какие-то вульгарные невежи, мыльные оперы и реслинг. А телевизионный пульт ангел охраняет, как ковчег Завета.
— Вот потому-то, — назидательно сказал я, — ангелам и не дали свободы воли. Из-за вот этого, у тебя перед носом. Потому что ангелы не отлипали бы от телика.
— Так, да? — И Разиил приглушил звук, — кажется, впервые за много дней. — Тогда скажи мне, левит по прозванью Шмяк, если, глядя вот на это, я злоупотребляю той капелькой свободы, что получил для выполнения своего задания, что же говорить о твоем народе?
— Под моим народом ты имеешь в виду все человечество? — Я забуксовал. Я не помнил, чтобы ангел прежде изрекал что-либо внятное, и к дискуссии оказался не готов. — Эй, а при чем тут я? Я уже две тыщи лет как умер. Я бы такого точно не позволил.
— Ага, — ответил ангел, скрестил на груди руки и принял скептическую позу, которую перенял у какого-то гангста-рэпера с МТВ.
Уроки Иоанна Крестителя пошли впрок: чем быстрее признаешь свою ошибку, тем скорее можно понаделать новых и получше. А, ну и не злить Саломею, конечно, — с ней Иоанн сильно погорячился.
— Ладно, мы облажались, — согласился я.
— Во, а я те про чё? — Ангел был очень доволен собой.
Так, значит, да? Где ж он был, интересно, когда нам понадобился его карающий меч правосудия в крепости Валтасара? Наверное, борьбу в Греции смотрел.
Тем временем мы добрались до библиотеки, где за тяжелым столом-драконом сидел Валтасар, жевал сыр и прихлебывал вино, а Штоленка и Горошинка поливали ему лысину липким желтым воском и размазывали по всей голове деревянными лопаточками. Грифельные доски с моими уроками отодвинули к полкам, набитым свитками и кодексами.
— Синий тебе к лицу, — заметил Валтасар.
— Ну да, мне все так говорят.
Застыв, краска уже не смывалась, но хоть кожа зудеть перестала.
— Заходите, садитесь. Выпейте вина. Сегодня утром из Кабула привезли сыру. Попробуйте.
Мы с Джошем уселись в кресла напротив волхва. Джошуа, верный себе как никогда, наплевал на мой совет и сразу же спросил Валтасара о железной двери. Добродушный чародей моментально посерьезнел.
— Есть тайны, с которыми следует смириться. Разве твой Бог не сказал Моисею, что никто не должен узреть его лик, и разве пророк не подчинился? Так и ты должен смириться: ты никогда не узнаешь, что находится в комнате за железной дверью.
— Валтасар назубок знает Тору, Пророков и Писание в придачу, — сказал мне Джошуа. — А о Соломоне — даже больше, чем все ребе или жрецы Израиля.