Призраки Черного леса - Евгений Васильевич Шалашов

Проследив за падением тела, повернулся на шум. Дверь в номере крепкая, засов надежный, но вот косяк вызывал опасения. Вынесут ведь дверь с косяками! А я в гостинице прожил больше месяца и успел привязаться к этому номеру. Разбитый шкаф, сломанная кровать, а если еще косяки — жаль! Обнажив меч, вздохнул — правшу не переделать! — меняя руки, в левую ухватил рукоять меча, а кистень — в правую. Останься кистень в левой — мог бы кого-то убить. Глупость и чванство заслуживают наказания, но не смерти, тем более ни в чем не повинных людей.

Их должно ворваться человек шесть — столько я насчитал лошадей в конюшне. Минус барон, остается пять. Но, может, кто-то из слуг Выксберга решится пойти на выручку хозяина. Берем самый худший вариант — противников будет девять. Девять — это много, но если будет десять — совсем плохо. Если десять — придется их убивать…

Спасая от разгрома остатки комнаты, махнул кистенем, выбивая запор из пазов. Дверь распахнулась, стукнувшись о стену, и в проем вломилось пятеро, размахивающих мечами, при этом отчаянно мешая друг другу, а значит, помогая мне. Когда-то мои наставники говорили, что искусство боя одного против нескольких состоит не в том, чтобы драться со всеми сразу, а в другом. Даже самый опытный воин не в состоянии справиться с тремя-четырьмя противниками, если будет сражаться со всеми сразу. Искусство состоит в том, чтобы навязать бой на твоих условиях.

Сейчас я реализовывал наставления учителей — отбивал клинок у того, кто вырывался вперед остальных, а потом либо бил его кистенем в локоть или колено или эфесом в лоб. Через три-четыре минуты можно было добивать раненых и собирать трофеи для будущей коллекции. Но, как уже было сказано выше, убивать я никого не хотел, потому позволил поверженным противникам уйти. Те, кто ходить не смог, уползли. А трофеи… Нет, они того не стоили — старые мечи, названные оружием лишь по недоразумению. Я их и в руки не стал брать — и так видно, что их делали из сырого железа, а кузнец привык ковать серпы и подковы. Может, у барона получше? Я посмотрел в угол, куда улетел меч, но увидел там Лоту. Девушка вылезла из-под стола, пытаясь натянуть платье, но руки ее не слушались.

— Рубаху забыла, — кивнул я на смятую постель, где из-под подушки торчала нижняя сорочка Лоты.

— Какую рубаху? — не поняла Лота, смотревшая на меня со страхом и, как ни странно, с каким-то восхищением. — А, рубаху… Так черт с ней, с рубахой! Ты что наделал-то?

— Выкинул в окно наглеца, — пожал я плечами. — Подай-ка мне его железяку и ножны заодно.

— Артакс, ты чего, обиделся, что ли? — удивленно воззрилась на меня Лота, с трудом поднимая клинок.

— За труды, — обменял я оружие на пфенниг.

Девка не стала привередничать, монету взяла, но стояла и смотрела на меня, словно чего-то ждала.

Я взял меч барона, осмотрел. Вот этот клинок похож на коллекционный. По крайней мере — из стали. Но руки бы оторвать владельцу за уход — ржавчина, щербины. Эфес из слоновой кости, почерневший от грязи. Но дело небезнадежно — если наточить и отшлифовать клинок, разобрать эфес и помыть его теплой водой с щелочью, обмотать кожаным шнуром, то меч Выксберга может положить начало коллекции.

— Артакс, так ты чего? — отвлекла меня Лота.

— Я уже все сказал, — бросил я.

— Что — все? — не поняла девка.

— Я сказал — пошла вон, — повторил я.

У меня не было к ней никаких претензий. Ну какие могут быть претензии к шлюхе? Только я ее больше не хотел видеть.

Сунув клинок в обветшалые ножны (выкину и новые закажу!), я пошел вниз.

В общем зале опохмелялись и зализывали раны мои недавние противники. Серьезных увечий я никому не нанес, а ушибы пройдут. Увидев меня, зарычали, но подойти ближе не рискнули.

Барон Выксберг оказался жив-здоров и даже стоял на ногах. Около него суетились люди в засаленных ливреях, пытаясь напялить на его милость какие-то тряпки. Тут же околачивалась гостиничная прислуга во главе с хозяином.

— Барон, а почему вы до сих пор не собрали мои вещи? — подчеркнуто вежливо обратился я к Выксбергу.

Барон посмотрел на меня взором затравленного оленя, перевел взгляд на слуг.

— Ну, что стоите, олухи?! — попытался он рявкнуть, но от волнения пустил петуха.

Никто из слуг не спешил на помощь. Стояли как вкопанные, с намерением поглазеть — что будет дальше.

Я мог бы заставить барона ползать по двору, собирая мои рубахи и подштанники, но не стал этого делать. Злость я уже сорвал, а лишний раз унижать мне человека не хотелось.

— Ладно, барон, на первый раз я вас прощаю. Приводите себя в порядок, лечите головы, — усмехнулся я. — И уезжайте.

— А меч? — хрипло спросил барон, еще не веря своему счастью.

— А меч достается победителю, разве не так? Мы с вами честно сразились, вы проиграли. Урок вам на будущее — не стоит атаковать противника, если он стоит у окна. Верно?

После бурной ночи, падения со второго этажа барон соображал туго. Но кое-что до него дошло. Поединок, при котором ты проиграл, — это совсем не то, как если бы тебя выбросили из окна. Мог же барон сделать неудачный выпад, особенно на пьяную голову?

— Вы правы, — нехотя кивнул Выксберг.

— А, вот еще что, совсем запамятовал, — полез я в кошелек, вылавливая там монету. — Это не вы обронили?

Выксберг посмотрел на мою руку, захлопал глазами, словно увидел невесть какое чудо и начал мотать головой.

— Н-не, не я…

— Нет, это определенно ваша, — начал я впихивать монету барону, а тот, сжав кулак, почему-то противился. Пальцы барона затвердели, как у покойника, и мне не удалось их разжать.

— Барон, берите… — проскрежетал я сквозь зубы.

— Господин Артакс, я не мог потерять такую монету, — взмолился барон. Едва не плача, спросил: — Может, это была другая?

«Да чем же ему эта-то не угодила?! — разозлился я. — Фальшивая,