Воспоминания минувших дней - Гарольд Роббинс

— Извини, — сказал он, — закон так требует.

Дэниэл молча протянул руки. Замки щелкнули на его запястьях.

— Ты не сердишься, Дэниэл?

— Почему я должен сердиться на вас, шериф? Все кончено. Может, со временем я смогу все забыть.

Но время показало, что забыть он так и не смог.

Сегодня

Водитель затормозил, и грузовик остановился на обочине дороги. Я открыл дверь и, чувствуя на себе любопытный взгляд, подал руку Энн.

— Вы, ребята, по-моему, немного не того, — произнес водитель. — Нашли где слезать. До Фитчвилля тридцать пять миль, а до ближайшего города в другой стороне — пятьдесят. А здесь и есть-то несколько жалких домишек.

Энн соскочила на землю, и я подошел к двери, чтобы забрать сумки.

— Спасибо, что подвезли.

Водитель еще раз посмотрел на меня.

— Не за что. Будь осторожен. Люди здесь не очень любят чужих, иногда они хватаются за винтовку прежде, чем узнают, кто ты такой.

— Все будет хорошо.

Водитель улыбнулся и резким движением захлопнул дверь. Машина стала набирать и скрылась в пыли, окутывавшей шоссе. Я повернулся к Энн.

— Ты знаешь, куда мы идем? — спросила она.

Я кивнул.

— Может, скажешь? — На ее лице появилась ироническая улыбка.

— Вон туда. — Я показал на небольшой холмик, возвышавшийся среди деревьев приблизительно в миле от дороги. Энн посмотрела на холмик, потом на меня.

— Зачем?

— Я скажу тебе, когда мы придем. — Я сделал несколько шагов и обернулся. Энн по-прежнему стояла на обочине. — Ты идешь?

Не дойдя до меня совсем немного, она пошатнулась и чуть не упала, мне пришлось подхватить ее. Энн всю трясло.

— Мне страшно, — сказала она сдавленным голосом.

— Не бойся, я с тобой.

Путь на вершину холма занял у нас почти два часа, после чего мы стали спускаться по склону с другой стороны. Минут через пятнадцать я положил рюкзак на землю и сел. Глубоко вздохнув, я неожиданно поймал себя на мысли, что прикосновение земли кажется мне знакомым. Встав на колени, я принялся раздвигать пальцами траву.

— Что ты делаешь? — спросила Энн.

— Ищу кое-что. Рука наткнулась на камень. Это была прямоугольная плита, приблизительно двух футов в длину и одного в ширину. Очистив ее от земли, я обнаружил надпись, состоявшую из одного слова: «Хаггинс».

— Что ты там нашел? — тихо спросила Энн.

— Это могила моего деда.

— Ты знал место раньше?

— Нет.

— Как же ты ее нашел?

— Не знаю.

— Скажи ей, сынок. Я привел тебя сюда.

— Но ты же умер. Ты и при жизни ничего мне не говорил.

— Я все тебе рассказывал. Только ты не слушал.

— Хорошо, но почему ты думаешь, что я слушаю тебя сейчас?

Отец засмеялся, и мне показалось, что этот смех исходит откуда-то из груди.

— У тебя нет выбора. Я здесь, в твоем мозгу.

— Уходи, отец. Ты умер. А у меня своя жизнь.

— Ты еще молодой. У тебя много времени. Сначала доживи мою жизнь, а потом будешь заниматься своей.

— Это ужасно.

— Совершенно верно. — Отец снова засмеялся. — Но прежде, чем бегать, надо научиться ходить.

— А ты, значит, собираешься меня учить?

— Да.

— Интересно, как ты сделаешь это из могилы.

— Я уже говорил тебе. Я живу в тебе, в каждой клетке твоего тела. И пока ты жив, я останусь здесь.

— Но я когда-нибудь тоже умру. Где ты будешь тогда?

— Вместе с тобой. В твоем сыне.

— Повернитесь и стойте смирно!

Я встал, взял Энн за руку и обернулся к говорившему — высокому худому человеку с загорелым лицом, в выцветших штанах, рабочей рубашке и широкополой соломенной шляпе. Его двустволка была нацелена на нас.

— Вы что, не видели надпись «Не подходить»? — резко спросил он. — Она висит рядом с дорогой.

— Мы шли не по дороге, — ответил я. — Мы приехали по шоссе, а потом поднялись по холму.

— Уходите отсюда. Что бы вы ни искали, здесь вы ничего не найдете.

— Мы уже нашли то. — Я показал рукой на плиту.

Незнакомец подошел ближе.

— Хаггинс, — тихо произнес он. — Какое он имеет отношение к вам?

— Он мой дед.

Незнакомец молча рассматривал нас.

— Как тебя зовут? — наконец спросил он.

— Джонатан Хаггинс.

— Ты сын Большого Дэна?

Я кивнул.

Незнакомец опустил ружье.

— Что же ты мне раньше не сказал? — он опустил винтовку. — Пойдемте ко мне, жена угостит вас лимонадом.

Мы пошли за ним по тропинке и через несколько минут увидели низенькую изгородь, за которой начиналось кукурузное поле, а за ним стоял дом, вернее, полуразрушенное строение, опиравшееся на вбитые в землю колья. Стены были сделаны из старых досок, набитых на стойки, а крыша представляла собой несколько деревянных, грубо сколоченных плит, покрытых пленкой. Перед домом стоял старый, неопределенного цвета пикап.

Поднявшись на крыльцо, хозяин заглянул в дверь.

— Бетти, выходи, у нас гости.

Показалась круглолицая голубоглазая девушка со светлыми волосами. На вид ей нельзя было дать больше шестнадцати, хотя, судя по всему, она уже готовилась стать матерью. Она внимательно и немного испуганно смотрела на нас.

— Все в порядке, — успокоил ее муж. — Они с Севера.

— Здравствуйте. — Голос у девушки был совсем детским.

— Привет, — ответил я.

Хозяин с улыбкой протянул мне руку.

— Меня зовут Джеб Стюарт Рэндалл. А это моя жена Бетти Мэй.

— Очень приятно. — Я пожал руку. — Это Энн.

— Очень приятно, мэм, — уважительно сказал и несколько старомодно поклонился он.

— Мисс, — поправила его Энн.

— Извините, мисс, — поспешно сказал Джеб.

— Очень приятно, — Энн улыбнулась.

— Принеси из колодца лимонад, Бетти. Наши гости, наверное, хотят пить.

Бетти Мэй незаметно проскользнула мимо нас, а мы вошли в дом. После царившей уличной жары, внутри нам показалось довольно холодно. Пройдя в единственную комнату, мы сели к столу и огляделись. Одну стену занимали большая печь и ванная, над которой висели полки; с другой стороны помещались туалет, шкаф с выдвижными ящиками и кровать, покрытая лоскутным одеялом. На столе перед нами стояла небольшая керосиновая лампа.

Достав из кармана окурок, Джеб Стюарт не зажигая сунул его в рот. Вскоре на пороге появилась Бетти с небольшим кувшином. Налив три стакана, она поставила их перед нами и отошла к печи.

Напиток показался мне очень сладким и водянистым, но освежающим.

— Спасибо, мэм, — сказал я. — Очень вкусно.

— Благодарю вас, — Бетти была очень довольна.

— Я слышал, что твой отец умер, — сказал Джеб. — Сочувствую. — Мне однажды довелось видеть его, это был великий человек. Как он говорил! Наверное, он мог уговорить даже ангелов.

— Видимо, этим он сейчас и занимается. — Я улыбнулся. — А, может, ходит по аду и пытается организовать профсоюз грешников.

Джеб озадаченно посмотрел на меня. Судя по всему, он не очень хорошо понял, что я имел в виду.

— Твой отец был очень хорошим человеком, — повторил он. — Я думаю, сейчас он в раю, с ангелами.

Я кивнул, мысленно укоряя себя за последнюю фразу: с Джебом надо было разговаривать на понятном ему языке.

— Твой отец был одним из нас. Он здесь родился, им гордится вся округа. — Порывшись в кармане, Джеб достал значок с голубым цветком клевера и белыми буквами ОКТ на лепестках. — Когда он основал Конфедерацию, наш профсоюз одним из первых присоединился к нему.

— Какой профсоюз?

— ПСРЮ.

Джеб говорил о Профсоюзе Сельскохозяйственных Рабочих Юга. Долгое время этот профсоюз считался самым бедным и захолустным. Ни АФТ, ни КПП никогда не интересовались им, лишь изредка выражали свою солидарность в форме требований об уплате членских взносов. Денег у ПСРЮ, впрочем, тоже было немного. Однако отец знал, с чего начинать. Он понимал, что в первую очередь профсоюзу нужны люди, а не деньги, и именно поэтому настоял на названии «Конфедерация», отвергнув предлагавшийся многими вариант «Интернационал». Отец оказался прав. Уже через год созданная им Конфедерация объединяла все профсоюзы Юга. Укрепившись в Техасе, отец стал распространять свое влияние на другие районы Соединенных Штатов. Еще через три года в Конфедерацию входило семьсот профсоюзов с двадцатью миллионами членов, и она продолжала расти.

Джеб Стюарт подал знак жене, и она вновь наполнила ему стакан.

— Его слова до сих пор стоят у меня в ушах, — сказал он: «Я один из вас. Я родился и вырос здесь, помогал отцу пахать землю и сеять. Когда мне исполнилось четырнадцать, я пошел работать на угольную шахту. Потом я пас скот в Техасе, добывал нефть в Оклахоме, нагружал речные баржи в Натчесе, водил паровозы в Джорджии, выращивал апельсины во Флориде. Одним словом, я перепробовал столько работ, сколько вам и не снилось». — Вот так он и говорил, — закончил Джеб, беря со стола стакан.