Снова влюблена? - Эмеральд Бакли

Меньше всего Констанс хотелось сейчас лгать. Хватит лжи. Хватит обманывать Брайана, себя, других.

– Нет, Джастин. Честно говоря, я понятия не имею, где он может быть. Мы расстались часа два назад…

Бродерик рассмеялся.

– Не беспокойтесь. Ничего страшного не случилось. Думаю, я знаю, где он.

– Где? Пауза.

– Где Брайан?

– Ладно. Раз уж вы настаиваете. Не хотелось бы ставить Брайана в неловкое положение, но… Полагаю, Брайан сейчас с Андреа Уолшэм.

Значит, ее подозрения были верны.

– Понимаете, отчасти в этом виноват я, – продолжал мерзкий голос в трубке. – Когда мы с ним разговаривали, я упомянул об Андреа… о том, что он ей нравится. – Бродерик хихикнул, а Констанс подумала, что задушила бы негодяя, окажись он сейчас в пределах досягаемости.

– И что?

– Ну я намекнул, что он мог бы заняться ею. Проявить внимание. Так сказать, в интересах дела.

Констанс почувствовала, как холодеют пальцы.

– Когда он вернется, я передам, что вы звонили.

Она не знала, сколько времени просидела с трубкой в руке, глядя прямо перед собой и ничего не видя, неподвижная, как статуя, и такая же бесчувственная. Душа ее словно съёжилась и спряталась от стыда и отчаяния.

Потом Констанс положила трубку, села в кресло и стала ждать. Не для того, чтобы поругаться с Брайаном. Не для того, чтобы потребовать от него объяснений. Не для того, чтобы отомстить ему за унижение.

Она просто хотела посмотреть Брайану в глаза.

Ехали молча.

Андреа думала о чем-то своем и, наверное, не очень приятном, потому что та улыбка, с которой она вышла из номера, превратилась в сухую безрадостную гримасу, как превращается в жалкий сморщенный комочек провисевшее всю зиму на ветке яблоко.

Брайан думал о своем, то и дело поглядывая на часы. Перебрав и отбросив все варианты бегства, он вдруг представил, как будет чувствовать себя Джереми Уолшэм, когда узнает о намерении дочери обокрасть его.

«Ауди» приближалась к мостку через реку, когда Брайан положил руку на плечо Андреа.

– Остановите машину.

Она удивленно взглянула на него.

– Зачем?

– Мне нужно сказать вам кое-что.

– Только недолго, ладно?

Он кивнул.

– Хорошо. Слушайте меня внимательно, Андреа. С сегодняшнего вечера особняк вашего отца находится под охраной.

– Что? Кто…

– Не задавайте вопросов.

– Но…

– Помолчите, – жестко оборвал ее Брайан. – Итак, особняк охраняется. Каждый, кто попытается вынести из него что-либо или внести, будет задержан. Вы меня поняли?

Ей хватило минуты, чтобы осмыслить услышанное. – Зачем вы это мне сказали?

Брайан пожал плечами, но не ответил.

Андреа покачала головой.

– Похоже, у нас с вами действительно ничего не получится, Брайан. По крайней мере, сейчас. Вас подвезти до отеля?

– Доберусь сам. – Он вышел и захлопнул дверцу.

Андреа опустила стекло.

– Эй. Я все-таки не ошиблась – вы хороший парень.

Малкольм Кёнвуд мало походил на вора – в сером костюме, с незаметным галстуком и с черным портфелем в руке, он скорее смахивал на клерка, которым, собственно, и был.

Самым трудным для него было принять решение. Дальше он делал то, что делал всю свою жизнь: исполнял намеченную программу, переходя от пункта А к пункту Б, от Б к В и так далее. Свернуть копию. Положить ее в портфель. Положить туда же завернутые в полотенце инструменты и клей. Ключи. Фонарик. Резиновые перчатки.

Он посмотрел на часы. Половина девятого.

Пора.

В последний момент Андреа все-таки позвонила и сказала, что возьмет на себя Брайана Дорретти и отвлечет Констанс Эллингтон. Патрик Риордан, как обычно, уехал на уикенд. В особняке оставался один Уильямс, но справиться с ним не составляло труда. Нет, Малкольм Кёнвуд вовсе не собирался применять насилие. Он планировал обойтись мирными средствами. Но, на всякий случай взял с собой пистолет.

Без пистолета в любом случае было не обойтись. Как и без Андреа Уолшэм. Она нашла покупателя, и в ее сумочке уже лежали два билета на рейс в Брюссель, куда они должны были вылететь в субботу. После Брюсселя, где им предстояло избавиться от картины и получить деньги, пути Малкольма и Андреа расходились. Она намеревалась вернуться в Эдинбург и продолжать играть роль образцовой дочери. Он возвращаться к прежней жизни не хотел и не мог. В отличие от сообщницы Малкольм, совершая один шаг, принимая всего одно решение, предопределял для себя все, менял всю свою жизнь, покидал прежнюю, привычную колею раз и навсегда.

Малкольм Кёнвуд в последний раз обошел квартиру, в которой прожил более пятнадцати лет, и выключил свет. Уже поворачивая ключ в замке, он услышал, как зазвонил телефон.

Он думал, что она не такая, как все. Он думал, что заслужит ее внимание, добьется ее уважения и, может быть, будет вознагражден любовью, проявив себя в этом деле надежным и внимательным напарником, умелым профессионалом, человеком на которого можно положиться. А оказалось, что она хотела того же, что и все остальные – запрыгнуть к нему в постель. Как можно было так ошибаться в человеке!

Или же он сам виноват во всем? Разве за все эти годы он не создал себе определенный имидж? Имидж легкомысленного плейбоя, жиголо. Разве Маккормик и Паркер не использовали его репутацию, поручая те дела, где главные проблемы решались не за письменным столом, не в трудных переговорах, не за счет долгого и кропотливого изучения документов и поиска компромиссов, а в ресторане, за бутылкой бренди или в постели? Имеет ли он право винить Констанс в отступлении от неких правил, которые никогда не сдерживали его самого? Разве даже здесь, в Эдинбурге, он не искал привычных утех, встречаясь то с Присциллой, то с Самантой? Разве Констанс виновата в том, что придуманный им образ не совпал с реальной, живой женщиной?

Переступив порог, Брайан словно наткнулся на ее тяжелый взгляд.

– Где ты была?

– Где был ты?

– Я все объясню.

– Мне не нужны объяснения. – Констанс поднялась с кресла, в котором просидела последний час. – Тебе звонил Джастин Бродерик.

– К черту Джастина Бродерика. Что ему было нужно?

– Наверное, хотел узнать, удалось ли тебе договориться с Андреа, – бесстрастным, сухим, как осенний лист, голосом ответила она. – Тебе же это поручили.

Брайан взял ее за руку, но Констанс отшатнулась от него, как от прокаженного.

– Не прикасайся ко мне.

– Давай поговорим.

– Нет.

– Тогда хотя бы выслушай меня.

Она опустила голову.

– Ладно. У тебя есть пять минут.

– Я на столько и не рассчитывал, – попытался пошутить он.

Путь к примирению нелегок, и найти его можно только вдвоем.