Конан храбрый - Роланд Грин

"Он надеялся обесчувствить одного с помощью порошка, поэтому мы должны тащить его в Форт Жеман!" прокричал один из мужчин. "Иврам, ты ненормальный?"

"Я так не думаю. Но - кто-нибудь кроме ненормального представил этих демонов, до-?"

"За Мастера!"

От куда-то вынырнули четыре облаченные в накидки фигуры и направились к селянам. Накидки и человеческая скорость говорили, что это не демоны. В руках блестели сабли, обещая хорошую потасовку.

Руки Боры затанцевали. Камень запрыгнул в чашечку пращи. Праща раскрученная до невидимости выпустила камень в наступающих. Темнота и поспешность сбили рукуи глаз Боры. Камень щелкнул о скалу.

Воины врубились в ряды защитников, яростно опуская сабли на селян, которые имели на семерых одну саблю. Мужчина, жаловавшийся на планы Иврама, упал первым с зияющим ртом и шеей. Падая он закатился под ноги второго нападавшего. Его руки вцепились в ноги воина , а зубы погрузились ему в икру. Воин взвыл и резко замолк, когда дубинка Кемаля расшибла его череп.

Второй умер прежде, чем он осознал, что они встретились не с легкой добычей. Крепким горцам нечего было терять и их нельзя было назвать презренными врагами.

Третий воин пробежал двадцать шагов прежде чем, его не поймали трое селян. Все четверо свалились в извивающийся, изрыгающий проклятья клубок, закончившийся захлебывающимся криком. Двое селян поднялись и поддерживая третьего. Противник не встал.

Четвертый считал себя спасенным, пока камень выпущенный пращой Боры не разбил ему череп.

Бора подсчитывал оставшиеся в сумке камни, когда до него донесся слабый голос.

"Бора. Возьми остатки порошка."

"Иврам!"

Священник лежал на спине, изо рта пузырясь вытекала кровь. Бора задержал взгляд на бледном лице умиравшего, стараясь не смотреть на зияющие раны в груди и животе.

"Возьми его. Пожалуйста. И - перестрой мой храм, когда ты вернешься. Ты это зделаешь. я знаю."

Бора сжал руку священника, жалея, что ничем не может ослабить его страдания. Возможно, боль еще не достигла его, но при таких ранах, когда это произойдет

Иврам улыбнулся, будто мысли Боры были написаны в воздухе. "Не беспокойся, Бора. У нас, слуг Митры, свои дороги."

Он начал бормотать молитвы на странном гортанном языке. В середине четвертой он закусил губу, закашлял и закрыл глаза. Он успел произнести несколько слов пятой молитвы и перестал дышать.

Бора стоял на коленях около священника, пока Кемал не положил руку ему на плечо.

"Пошли. Мы не можем оставаться и ждать пока не проголодаются демоны."

"Я не оставлю его здесь!"

"А кто хочет так поступить?"

Бора увидел, что другие нераненные мужчины сняли плащи. Кемал снимал свой, когда Бора остановил его. "Подожди. Я услышал лошадь на холме. Вы спасли Виндмастера?"

"Я освободил его. Остальное он сделал сам. Я всегда говорил, что у этой лошади больше мозгов, чем у большинства людей!"

Не говоря уж о большей силе и скорости по сравнению с другими деревенскими скакунами. "Кемал, нам нужен кто-нибудь, чтобы съездить в Форт Жеман. Ты можешь?"

"Позвольте мне напоить Виндмастера и я отправлюсь."

"Митра-" слова застряли в горле Боры. Он не будет славить Митру сегодня, когда бог позволил своему хорошему слуге Ивраму умереть как собака.

* * *

Конан пробрался за дымоходом. В толпе сейчас зажгли достаточно факелов, чтобы хорошо разглядеть все необходимое. Возможно даже слишком много. Если он видит, то и его можно увидеть, хоть он и намазался углем из камина в комнате Иллианы.

И толпа, и люди Ачмаи остались там,где он их видел в прошлый раз. Скорее всего они и не пойдут дальше, пока он не вынудит их.

Пришло время сделать это.

Конан пробрался по крыше к заду дома и прокричал, "Все в порядке! Мы завладели конюшнями. Оттуда им не будет угрожать опасность!"

Когда он вернулся назад, Конану слышал с удовольствием крик из рядов людей Ачмаи.

"Кто это сказал? Сержанты посчитайте своих людей!"

Конан немного подождал, затем заорал , имитируя голос сержанта, "Ха! У меня двое пропало."

Затем , имитируя капитана: "Эти городские свиньи сбежали в ними. Обнажить сабли! Это два оскорбления Лорду Ачмаи!"

Злые возгласы сбитых с толку людей пронеслись вдоль рядов воинов Ачмаи. Конан повысил голас, имитируя молодого: "Наемные сабли Ачмаи хотят спасти своих друзей-колдунов. Хорошо, получите, насильники овец!"

Над толпой пролетела, брошенная крепкой рукой Циммерийца, черепица с крыши. Она врезалась в ряды наездников Ачмаи и вышибла одного воина из седла.

"Глупцы!" прокричал капитан. "Мы друзья. Мы хотим - "

Его протесты пришли слишком поздно. Вслед за черепицей Конана полетели камни. Лошадь попятилась, выбросив наездника из седла. Товарищи упавших обнажили сабли и пришпорили лошадей. Они достигли толпы и начали топтать людей.

В ответ толпа зашевелилась, как потревоженный клубок змей, и заревела, как берлога голодных медведей. Один лысый ткнул факелом в морду лошади. Она сбросила наездника, который исчез в дюжине рук, сомкнувшихся над ним. Раздался крик, который также неожиданно прекратился.

Драка между людьми Ачмаи и толпой пролила уже достаточно крови. Примирение займет больше времени, чем требуется Конану и его людям , чтобы выбраться из города.

Конан подбежал к задней стене дома, не боясь больше быть увиденным. "Поехали!" закричал он у дверей конюшни. Она отворилась, и Раина вывела остальных на улицу.

Иллиана вышла последней. Когда она вышла на улицу, проклятья и крики сказали Конану, чтоулица не совсем пуста. Иллиана махнула рукой, пригнулась к гриве и пришпорила коня.

Конан прыгнул с крыши дома на крышу деревянного навеса, кувыркнулся и скатился на кипу соломы. Взлетел в приготовленную лошадь, не тронув уздечки.

ОН пустил лошадь в легкий галоп и обнажил саблю. Прохожим казалось, что чернолиций Циммериец - демон, вызванный колдуньей. Они ненавидели ведьм, но их жизнь была им дороже. И они с криками разбегались в стороны.

Конан направился в сторону противоположную выбранной Иллианой и не замедлялся, пока не выехал за город. Он поступил верно, так как его заметили и позади него маячили огни погони.

Конан убрал саблю и отвязал лук. Темнота не помешала ему. Он изуродовал три лошади и освободил одно седло, прежде чем преследователи мудро решили оставить его в покое.

Конан прикрепил лук, посчитал стрелы, затем спешился, чтобы дать отдохнуть и напиться лошади. Сам опустошил остатки хозяйского вина, выбросил бутыль, снова оседлал лошадь и пустил ее рысью.

Еремиус поднял посох. Серебряный набалдашник нес на себе выбоины и царапины, оставшиеся от его путешествия через скалы и землю, Но это не повредило его силе.