Митридат против Римских легионов. Это наша война! - Михаил Елисеев

И потому Луций Корнелий был очень обрадован, когда ему сообщили, что делосский купец Архелай прибыл с тайным и важным поручением от своего тезки — стратега Архелая. Купец сообщил проконсулу, что полководец по поручению своего царя обладает полномочиями встретиться с римским командующим и обсудить предварительные мирные условия. Встреча произошла близ небольшого беотийского городка Делий, прямо на берегу моря, два полководца впервые встретились не на поле боя. Поскольку Архелай был просителем, то он и стал первым говорить, только речь он повел совсем в ином ключе, чем ожидал Сулла. А предложил он от имени Митридата ни много ни мало, как очистить от легионов Малую Азию, взять у царя деньги, флот и вспомогательные войска, а затем отплыть в Италию и вступить в войну со своими политическими противниками. Что и говорить, перспектива заманчивая! Но Сулла не был бы Суллой, если бы принял подобное предложение, потомственный аристократ, гордившийся своим происхождением, он ни при каких условиях не пошел бы на союз с врагом Республики. Поэтому ответ его был соответствующим: он сам предложил Архелаю перейти на его сторону и изменить Митридату. После подобной пикировки, перешли к действительно насущным проблемам, разговор пошел о прекращении боевых действий и условиях мирного соглашения. Проконсул был краток: «Митридат уходит из Азии и Пафлагонии, отказывается от Вифинии в пользу Никомеда и от Каппадокии в пользу Ариобарзана, выплачивает римлянам две тысячи талантов и передает им семьдесят обитых медью кораблей с соответствующим снаряжением, Сулла же закрепляет за Митридатом все прочие владения и объявляет его союзником римлян» (Плутарх). Условия с точки зрения римской политики были очень мягкие и не соответствовали обычному правилу ослаблять побежденного до последней крайности, как это случилось с Антиохом III Великим после битвы при Магнесии. Там только денежная контрибуция была в 15 000 талантов и полностью подорвала экономику державы. Луций Корнелий прекрасно понимал, что в противном случае Митридат может не согласиться и тогда ход событий будет очень трудно предсказать. Но и царь хотел выйти из войны с наименьшими потерями, не случайно он приказал Архелаю «заключить мир на возможно благоприятных условиях » (Аппиан). Именно эта фраза является ключевой для дальнейшего понимания событий и именно в ней следует искать истоки тех бед, которые потом обрушились на понтийского стратега. Потому что дальше началось самое интересное.

«Архелай тотчас же стал выводить гарнизоны отовсюду, а относительно остальных условий запросил царя», — так рассказывает об этих событиях Аппиан. Из этого следует, что до утверждения предварительных договоренностей Митридатом, его полководец занялся самодеятельностью и под личную ответственность стал сдавать римскому командующему города и крепости. Таким образом, он лишал царя важнейшего козыря на переговорах, поскольку присутствие понтийских гарнизонов на Балканах могло очень затруднить жизнь проконсула. Это было огромной оплошностью стратега и сильно компрометировало его в глазах Митридата, который посчитал, что Архелай взял на себя слишком много и сунулся туда, куда ни под каким видом не должен был лезть — во внешнюю политику, которую царь считал исключительно своей прерогативой. Мало того, стратег продолжал зарабатывать минусы в глазах своего царя, принимая от Суллы дорогие подарки, а также знаки уважения, которые ему демонстративно оказывал Луций Корнелий. Очень интересна информация Плутарха о том, что «Сулла, отпустив из плена захваченных им друзей Митридата, лишь тирана Аристиона, который был врагом Архелая, умертвил ядом». Когда же «Сулла подарил Архелаю десять тысяч плефров земли на Эвбее и объявил его другом и союзником римского народа» , то это стало последней каплей, которая переполнила чашу терпения Митридата, — он перестал доверять своему военачальнику, хотя и пользовался пока его услугами. Именно в это время поползли слухи о том, что Архелай — изменник и предался римлянам со всеми вытекающими отсюда последствиями. «Это внушало подозрения, что Херонейская битва не была честной » (Плутарх).

А между тем, пока происходили все эти события, римская армия продолжала движение через Фессалию, Македонию и Фракию в сторону проливов, имея целью переправиться в Малую Азию. По пути Сулла занимался карательными акциями против местных племен, которые нападали на Македонию, и благодаря этому поддерживал постоянную боеготовность своих войск, справедливо полагая, что в Анатолии все может пойти вопреки его предположениям. И он оказался прав. «Вскоре прибыли послы от Митридата и сообщили, что он принимает все условия, но просит, чтобы у него не отбирали Пафлагонию , и с требованием о выдаче флота решительно не согласен » (Плутарх). Судя по всему, переговоры пошли на повышенных тонах, поскольку послы имели четкие инструкции от царя — не уступать римлянину. Дело дошло до того, что понтийцы пригрозили вступить в переговоры с Фимбрией и получить от него желаемое, а проконсул, разъярившись, объявил о вторжении в Азию. Но дело даже не в этом, а в том, как Сулла отозвался о роли Митридата во время войны в Элладе. Выдающийся полководец и храбрый солдат, сражавшийся на полях сражений наравне с простыми легионерами, он по-своему оценил эту сторону деятельности понтийского царя: «Но погодите, скоро я переправлюсь в Азию, и тогда он заговорит по-другому , а то сидит в Пергаме и отдает последние распоряжения в войне, которой и в глаза не видал !» (Плутарх). Как говорится, не в бровь, а в глаз, и что самое главное возразить на это было нечего, поскольку все было правдой. После этого он ускорил движение легионов, а флот Лукулла подошел к Абидосу, и продолжение боевых действий стало реальностью, которая, правда, не отвечала интересам обеих сторон.

Исправлять ситуацию кинулся Архелай, который при личной встрече с Митридатом убедил царя принять римские условия, но еще Плутарх подметил, что главной причиной этого был Фимбрия, который разгромил понтийские войска и двинулся против самого Митридата. И царь предпочел согласиться на условия Суллы, поскольку в этот момент он представлял более весомую силу, да и Архелай выводом гарнизонов с Балкан немало поспособствовал сложившейся ситуации. Судьбоносная встреча произошла в Дар дане, неподалеку от легендарной Трои, царь Понта прибыл в сопровождении двухсот военных кораблей и целой армии, состоявшей из 20 000 гоплитов, 6000 кавалерии и большого числа боевых колесниц. Отряд, с которым пришел проконсул, был значительно меньше, но Суллу это не смущало, и подвоха он не опасался, царю мир был нужен так же, как и ему самому, ведь армия Фимбрии по-прежнему находилась в Анатолии и представляла для Митридата серьезную угрозу.

И здесь они впервые встретились лицом к лицу — утонченный римский аристократ, который на полях сражений сломил военную мощь Понта, и Новый Дионис, который слишком рано уверовал в свою победу и в итоге потерпел полный крах. Блестели на солнце золотые орлы римских легионов, порывы ветра развевали царский штандарт Митридата с полумесяцем и звездой, а тысячи людей на равнине застыли в ожидании, потому что в этот момент решались не только их судьбы, но и судьбы многих народов. По сравнению с гигантом Митридатом, который сверкал золотом доспехов, Сулла выглядел скромно, но держался с исключительным достоинством и надменностью победителя. И когда царь протянул ему руку, то проконсул демонстративно сложил свои за спиной, а обращаясь к Митридату, задал один-единственный вопрос: «Примет ли он мир на условиях, которые обговорили с Архелаем?» И поскольку Евпатор продолжал молчать, то Сулла срезал его одной-единственной фразой: «Просители говорят первыми — молчать могут победители». И после этого диалог стал развиваться по всем правилам ораторского искусства, царь оправдывался, а Сулла обвинял, но это была риторика и не более того. Когда же проконсул повторил вопрос по поводу мирных условий, то Митридат ответил согласием, и тогда довольный Сулла обнял его и расцеловал.

Все остальное обговорили достаточно быстро, а Сулла, призвав Никомеда Вифинского и Ариобарзана Каппадокийского, замирил их с Митридатом — здесь же состоялась и передача боевых кораблей, которые проконсул забирал с собой и намеревался использовать для переправы в Италию. Но было еще одно условие, которое выдвинул Митридат и которое Сулла принял, только вот неясно, было ли оно оговорено заранее или царь озвучил его в Дар дане: «римляне же не должны чинить никакого вреда городам за то, что те отложились к Митридату» (Мемнон). Это довольно серьезный пункт и по большому счету он означал только одно — римские легионы лишались добычи в Малой Азии, поскольку Митридата там поддержали практически все! Был ли Сулла искренен, когда принимал это решение, или изначально сознательно шел на обман, мы никогда не узнаем, но он эту оговорку царя принял. После этого Митридат отплыл в Понт, а Сулла отправился к легионам, где и обнаружил, что в войсках зреет недовольство. А недовольство было вызвано не чем иным, как мирным договором, поскольку воины считали что царь, запятнавший себя римской кровью, не понес заслуженного наказания. Но все же главная причина крылась в другом — легионеры чувствовали себя обделенными, поскольку вторжение в богатый Понт не состоялось и им не удалось поживиться богатой добычей. Но хитрый демагог Сулла ловко извернулся, заявив войскам, что если бы он не заключил мир, то Митридат объединился бы с Фимбрией, и тогда пришлось бы воевать сразу с двумя вражескими армиями, а в данных условиях это невозможно. И войска согласились со своим полководцем, а когда он повел их в поход против легионов Фимбрии, то не возникло никаких недоразумений. Обе армии встали лагерями друг против друга напротив Фиатир, но Сулла в бой вступать не спешил, выжидая, как дальше будут развиваться события. И он не ошибся в своих прогнозах, из лагеря его оппонента началось массовое дезертирство, а когда Фимбрия подошел к частоколу и стал вызывать Луция Корнелия для личной встречи, тот ему отказал. Понимая, что для него все кончено, смутьян и убийца своего командира уехал в Пергам, где и бросился на меч, но поскольку удар не получился, то бывший командующий велел рабу добить себя. Вряд ли кто сокрушался по поводу его смерти, поскольку Аппиан очень четко отразил ходившие тогда настроения: «Так умер и Фимбрия, причинивший много зла Азии при Митридате». Что же касается его войск, то Сулла принял их под свое командование, и когда отправился сражаться в Италию, то эти легионы так и остались в Азии, известные под именем фимбрианцев. Покончив со всеми этими делами, Сулла написал доклад сенату, где отчитался в своих действиях, и при этом сделал вид, что на родине он не является врагом государства. Первая война Митридата с Римом закончилась.