Петька из вдовьего дома - Пётр Заломов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мишка склеил себе из синей сахарной бумаги камилавку, сделал из маленького старого горшка кадило, из лучины — крест и надел на себя ризу из красного с разводами одеяла. Для большего сходства с попом он натянул материнскую юбку, подвязав ее под мышками. Павка нарядился в бумажную скуфью, грязный женский капот и подпоясался широким полотенцем, на плечо повесил красный кушак.
Икону Николая-чудотворца изображал Митька Каштанный, или «бесштанный», как его чаще звали. У него была веселая круглая рожица со вздернутым носом и взъерошенная вихрастая голова. Митьке наклеили из желтой бумаги длинную бахрому, которая должна была изображать бороду. Волосы посыпали мукой, а нос обклеили красной бумажкой.
Мишка и Павка — поп и дьякон — навели себе усы и бороды сажей.
Мальчишки оравой вваливаются в какой-нибудь номер, и служба начинается. Против открытых «царских врат» — дверей — ставят «икону» и втыкают ей в сложенные на животе руки зажженную свечку. «Дьякон» берет «кадило», поджигает в нем бумагу и начинает кадить на «икону». Из карманов у него торчат бублики. Хор встает по обе стороны «царских врат». Один из мальчишек держит в руках кувшинчик с водой и мочальной кистью.
Службу начинает инициатор всей затеи весельчак и балагур «поп» Мишка.
— Благословенно царство овса и сена и ржаной соломы! Полонил поп крысу и двух петухов! — возглашает он.
Хор поет «аминь». «Дьякон» усиленно кадит на «икону», которая стоит неподвижно и только страшно вращает белками глаз.
«Поп» крестится, наклоняется к «иконе» и нараспев возглашает:
— Святитель, отче Николай, гони блох из нас!
Хор поет: «Слава овсу и сену и святому брюху!»
Так повторяется до десятка раз. Потом «поп» выходит на середину номера, крестится, вытаскивает из кармана табакерку, нюхает щепотку табаку и чихает. Хор поет «аминь».
Спрятав табакерку, «поп» достает очки и надевает их себе на нос. Мальчишки подносят ему евангелие. «Дьякон» тоже перестает кадить и извлекает из кармана бутылку.
«Икона» широко было разевает рот, но «дьякон» подносит ей к носу внушительный кукиш и пьет сам. «Икона» яростно гримасничает и плюется. «Дьякон» прячет бутылку за «иконой» и снова начинает ходить и кланяться.
— Братие, не носите худого платия! — начинает читать «поп».
— Вонмем! — диким голосом ревет «дьякон».
«Поп» Мишка продолжает:
— Во время оно сидел я дома, прилетели ко мне два духа — комар да муха.
— А старуха-щепетуха невзлюбила того духа! — поет хор на церковный мотив.
— Схватили меня за волосы и потащили на небеси, — продолжает «поп».
— Из-под дубова коренья пришло горе-разоренье, вот калина! — поет хор.
— Там церковь из калачей сложена, стоит открыта, блинами покрыта, — читает «поп».
— Громко колокол звонит, попадья с метлой бежит, — вторит хор.
— Дьякон в той церкви белугой ревет, а пономарь водку пьет, — читает «поп» дальше.
— А за нею, точно бочка, катится попова дочка! — продолжает хор.
— Я вошел в алтарь, а там поп блины болтал, — гудит Мишка на самых низких нотах.
— Попадья с метлой упала, в лужу головой попала! — подтягивает ему хор.
— Я ему сказал: бог помочь, а он мне говорит: убирайся, сво-ла-ачь! — заканчивает Мишка на самых высоких нотах.
На мотив «Слава тебе, господи!» хор поет: «У поповской дочки весь нос в табаке».
По окончании службы поп начинает искать бутылку. Не найдя ее, возглашает плаксивым голосом:
— Дьякон, дьякон! Куда бутылочку спрятал?
Продолжая кадить, «дьякон» ревет:
— За иконой, за Николой! Господу по-мо-лимся!..
Хор поет «Господи, помилуй!».
Наконец «поп» бутылку находит и пьет из нее. «Икона» широко разевает рот. «Поп» что-то льет из бутылки «иконе» в рот, та тоже пьет и крякает. Потом «поп» вынимает табакерку и подносит «иконе» понюшку табаку. «Икона» шумно нюхает, страшно гримасничает и громогласно чихает. Спрятав табакерку, «поп» надевает ей на нос очки, и та показывает ему язык.
Передав кадило «попу», «дьякон» встает перед «царскими вратами» и начинает молитву:
— Об извозчике Даниле и его сивой кобыле миром господу помолимся-а!
— Господи, помилуй! — подхватывает хор.
— О кривой Аксинье, чтоб повесилась на осине, миром господа просили.
Хор поет:
— Подай, господи!
— О старом капрале и толстопузом генерале миром господу помолимся-а!
— О свинье Матрене и ее сыне Мироне миром господу помолимся!
Хор поет:
— Господи, помилуй!
— О пьяном Макаре, который угорел на пожаре, миром господу помолимся-а!..
— О всех целовальниках, ворах и карманниках миром господу помолимся-а!
— Дай им всем, господи, по рылу! — надрывается хор.
Далее «дьякон» начинает изощрять свое остроумие над именами, прозвищами и особенностями присутствующих.
— Об Илье мордастом и Яшке соплястом миром господу помолимся.
— Господи, помилуй! — не отстает хор.
— О рыжей крысе и рябой Анфисе, о Ваньке-лихаче и Гришке-лохмаче миром господу помолимся-а!
— Господи, помилуй! — отзывается хор.
— О Машке Коркиной и Наташке Деркиной миром господу помолимся!
— Господи, помилуй! — тянет хор.
— Служба кончена, обедня испорчена! — в последний раз возглашает «дьякон», а хор начинает залихватскую песню:
— Во саду ли, в огороде…
«Поп» с крестом из лучинок в одной руке, с кадилом в другой приплясывает. «Дьякон», подобрав подол женского капота обеими руками, неуклюже взбрыкивает ногами. «Икона» срывается с места и тоже пускается в пляс.
Когда хор замолкает, «поп» Мишка кропит всех мочальной кистью, все целуют крест из лучинок, и ватага переходит в другой номер.
Следуя за веселой процессией, Петька побывал во всех подвальных номерах. Ряженых везде встречали радушно и всю их службу сопровождали громким смехом.
ГЛАВА XXVI
После победы дворника Степана над знаменитым бегуном Петька решает пуще прежнего закалять свою волюПриехал знаменитый скороход Хамидуллин, и по всему городу были расклеены афиши с вызовом всем желающим состязаться с ним в выносливости и быстроте бега. Дистанция была назначена в пятнадцать верст, а время для ее покрытия — час. Желающих состязаться набралось двенадцать человек — привлекал приз в двадцать пять рублей, назначенный самим Хамидуллиным тому, кто его победит.
Петька, захватив краюху черного хлеба, с пяти часов отправился на бега.
Для обитателей вдовьего дома посмотреть на это состязание было особенно интересно: в нем участвовал один из дворников, Степан, — сухощавый мужчина, среднего роста, с широкими плечами и грудью.
Хамидуллин, высокий и красиво сложенный, был затянут в плотно облегающий костюм. На ногах какие-то особенные туфли с мягкими резиновыми подошвами. Мальчишки толковали, что такие туфли чуть ли не сами несут бегуна. Остальные же участники состязания были в обычных штанах и рубахах, некоторые даже босиком.
На первых порах бегуны растянулись на полверсты. Впереди был сторож из церкви Трех Святителей, плотный мужик средних лет. Хамидуллин оказался в середине, а Степан плелся в самом хвосте.
Скоро Хамидуллин начал заметно отставать и очутился чуть ли не перед носом Степана. Тот теперь бежал быстрее Хамидуллина, и мальчишки из вдовьего дома с восторгом ожидали момента, когда Степан перегонит знаменитого скорохода.
Расстояние между ними действительно сократилось до предела. Хамидуллин оглянулся и посторонился даже, пропуская Степана вперед.
Петька с другими мальчишками, прильнувшими к щелям забора, начали было кричать «ура». Но Степан, видимо, уже настолько ослабел, что, приблизившись к бегуну вплотную, никак не мог его обогнать. Хамидуллин бежал ровно, не увеличивая скорости. В его адрес и в адрес Степана сыпались шутки, замечания.
А на трибунах с интересом следили за церковным сторожем, которого яростно преследовали остальные, но он, не желая уступать первенства, поддавал как только мог. Когда он пробегал мимо забора, то было слышно его тяжелое дыхание и видно, как с побагровевшего лица струился пот.
Зато на другом конце ипподрома публика неистово приветствовала его.
Мало-помалу соперники церковного сторожа сходили с круга, некоторые падали прямо на бегу. К концу шестой версты сторож остался один, где-то далеко позади него, почти за версту, трусили Хамидуллин и Степан. В том, что победителем будет церковный сторож, мало кто сомневался. Но с половины седьмой версты расстояние между ним и Хамидуллиным начало неумолимо сокращаться. Не ускоряя и не замедляя бега, ровно, как машина, бежал Хамидуллин. Петьке начало казаться, что длинные ноги бегуна выкованы из железа и что резиновые подошвы действительно сами отталкивают их от земли.