Хоккейное безумие. От Нагано до Ванкувера - Игорь Рабинер

— Насколько верна информация, что по этому вопросу ваши мнения с Юрзиновым разделились: вы якобы настаивали на кандидатуре Кравчука, он — на кандидатуре Александра Хаванова?

— Спросите об этом Юрзинова. Лично я не знаю, откуда могла появиться такая информация.

— Говорят еще, что у Кравчука возникли семейные проблемы, которые едва не помешали ему поехать в Солт-Лейк-Сити?

— Да, у него болели дочь и серьезно — жена. Задержка с объявлением об участии Кравчука в Олимпиаде произошла именно по этой причине. Игорь попросил время, чтобы определиться. Потом перезвонил с сообщением, что врачи его обнадежили, и потому он может поехать на Олимпиаду. И еще поблагодарил за доверие…

Потеря Юшкевича окажется не единственной. Но об этом — позже.

14 ноября во время визита Владимира Путина в США российский президент нашел время встретиться с Фетисовым и обсудить проблемы олимпийской хоккейной сборной, а также поужинать с ним и братьями Буре. Путин всячески давал понять, что в своей идеологии собирается сделать на спорт особую ставку.

Фетисов свои впечатления от встречи прокомментировал в «Спорт-Экспрессе» так:

— После трех дней торжеств в Торонто, где меня приняли в Зал хоккейной славы, я срочно вылетел в Вашингтон. Был очень удивлен, что у Владимира Путина в ходе его визита в США нашлось «окно» для обсуждения проблем подготовки сборной России к Олимпиаде. Причем он принял не только меня, но и президента ОКР Леонида Тягачева, а также братьев Буре. Я отчитался перед президентом, а он, в свою очередь, взял решение ряда вопросов под свой личный контроль. Кроме того, Путин сказал, что ситуация в российском хоккее, который еще 10–20 лет назад был безусловно лучшим в мире, его беспокоит.

Времена меняются: еще несколькими годами раньше вероятность альянса Фетисова и Буре-старшего была бы близка к нулю. Вот фрагмент из моего интервью с всегда сверхдипломатичной Русской Ракетой в феврале 1997 года, во время Матча всех звезд НХЛ в Сан-Хосе. До Нагано оставался год…

— Во время подготовки к Кубку мира Вячеслав Фетисов в интервью «Спорт-Экспрессу» причислил вас к оппозиции основной группе игроков. Как прокомментируете?

— Я ни в какие оппозиции не вхожу и никаких писем не пишу. Я считаю, что мое депо — играть в хоккей. А петиции в Федерацию, в ООН, в Олимпийский комитет — мне это совершенно не интересно.

— Но почему Фетисовым были названы именно вы?

— Не знаю, это лучше спросить у него самого.

— Могильный и Федоров выражали сомнения в том, что они будут участвовать в Олимпиаде в Нагано. А вы?

— Однозначно — да. Для меня Олимпиада — это что-то особенное. Мой отец участвовал в трех Играх, мечтал выиграть золото — увы, не получилось. Благодаря ему у меня появилась мечта поехать на Олимпиаду, почувствовать ее атмосферу, дух Олимпийской деревни, с которым, по словам отца, ничто не может сравниться. Если я буду здоров и меня пригласят в команду, я с удовольствием поеду в Нагано.

Напомню, что в Кубке мира Буре не участвовал, получив буквально накануне турнира травму. С учетом отношений, которые сложились у него с Фетисовым, по сути ту команду и формировавшим, а также многими его союзниками, подобный исход казался предопределенным откуда-то свыше. И, может, это было только к лучшему, поскольку у Буре не накопился груз отрицательных эмоций от слова «сборная», который мог бы помешать ему стать героем нации в Нагано.

А теперь, когда в глазах Путина культовыми фигурами России были и Фетисов, и Буре, и он свел их на одном ужине (Буре-младший в данном случае можно считать, да не обидится Валерий, «гарниром» на этом пиршестве), шансов на то, чтобы пойти в разные стороны, у них уже не было.

Правда, Фетисов не сделал Буре капитаном, отдав повязку Ларионову. Это вызвало разноречивую реакцию в России, хорошо помнившей о Нагано. Но когда я перед началом Олимпиады задал Фетисову вопрос на эту тему, то услышал:

— Мне приятно, что игроки заботятся друг о друге. Взять хотя бы Павла Буре, позвонившего, как только стало известно, что Игорь Ларионов дал согласие поехать в Солт-Лейк-Сити. На прошлой Олимпиаде Павел был достойным капитаном, лидером, который в самые трудные моменты вел команду за собой. Но тут он сам сказал мне, что капитаном должен быть Игорь. То, что Буре думает не о себе, а о команде, очень меня порадовало. Звезд много в каждой из сборных, и преимущество получит тот, кому удастся первым объединить их одной целью, создать наилучшую атмосферу.

Что же касается Буре, то он всегда был притягательной фигурой для хозяев высоких политических кабинетов в России. Даже в те времена, когда большинство энхаэловцев предпочитало на родину вообще не приезжать, он не только делал это регулярно, но и встречался с сильными мира того. Свидетельством тому — отрывок из уже упомянутого нашего интервью с Русской Ракетой в феврале 97-го во время Матча всех звезд:

— Говорят, вы преподнесли недавно заново выпущенные часы марки «Павел Буре» кому-то из высших руководителей России?

— Премьер-министру Виктору Черномырдину. Приходил к нему в кабинет в Белом доме, и у нас состоялась часовая беседа.

— О чем говорили — о часах или о хоккее?

— Идеей с часами он весьма заинтересовался. Но не в этом суть. Он расспрашивал меня обо всем: о хоккее, о жизни в Штатах. Я волновался, когда шел к нему — премьер-министр все-таки. Его тогда только что вновь назначили председателем правительства, и я сразу же поздравил его с этим. А он: «Да ладно, ты садись, рассказывай, как дела». Своими искренностью, человечностью он так меня к себе расположил, что через пять минут от скованности не осталось и следа, и мы разговаривали, вот как сейчас с вами. Не было никакого официоза, была просто беседа с приятным человеком — неважно, в какой он должности. О том, с кем я говорил, я вспомнил только в момент, когда вышел за дверь, посмотрел на нее и увидел надпись: «Премьер-министр Российской Федерации».

— А с Борисам Ельциным когда-нибудь доводилось встречаться?

— Однажды на теннисном «Кубке Кремля». Шел какой-то матч, президент пригласил меня к себе на трибуну, и мы обменялись двумя-тремя словами. Такой длительной и задушевной беседы, как с Черномырдиным, не было.

Ельцин, как мы знаем, был без ума от тенниса. Его преемник предпочитал горные лыжи и дзюдо, но видел колоссальный идеологический потенциал в самых популярных видах спорта — футболе и хоккее. По сути, все было придумано еще задолго до Путина: одним из главных доказательств преимущества советского образа жизни многие десятилетия служила «Большая Красная Машина» — великолепная сборная СССР по хоккею.

Путин вернул к жизни наработки времен социализма. К этому, конечно, можно относиться по-разному, и кое-кто называет это новой «промывкой мозгов». Лично я этот конкретный аспект жизни современной России — к слову, один из немногих — воспринимаю с удовлетворением. Потому что болельщику, каких в нашей стране миллионы, в момент просмотра матча абсолютно все равно, какая в государстве власть и насколько она порочна. Вне зависимости от политической конъюнктуры болельщик переживает за сборную своей родной страны, желает ей красивой игры и победы. И не желает безволия, хаоса и скандалов.

Если власть придает всему этому идейное значение — пусть придает. Ее право. Ее радует, когда после побед на чемпионатах мира 2008 и 2009 года (или после успеха в четвертьфинале футбольного Euro-2008 против Голландии) десятки тысяч людей выходят на улицы российских городов с российскими триколорами, чтобы отпраздновать успех. В эти минуты у них возникает иллюзия, что в стране «жить стало лучше, жить стало веселее».

Мы же, люди, неравнодушные к самому спорту, а не его идеологическому подтексту, просто будем болеть за сборную России. Потому что это — наша сборная. И я против того, чтобы смешивать ее и власть. Можно холодно относиться к государству, но любить страну.

А хоккейная сборная — часть страны. Хотя кто-то, вероятно, думает иначе. С уважением отношусь к любой точке зрения и признаю ее право на существование. Но моей позиции это не изменит. По поводу наших успехов в спорте, и в частности в хоккее, я испытываю незамутненную радость человека, влюбленного в спорт. И желающего добра своей стране.

22 декабря была озвучена окончательная заявка сборной России. Некоторая революционность Фетисова заключалась в том, что впервые в нашей олимпийской истории он предпочел взять в команду семь защитников и 13 нападающих. Прежде тренеры формировали четыре полных звена — то есть 8+12. Молодой специалист в данном случае решил поступить не по-советски, а по-энхаэловски.