Я тебя не предавал - Екатерина Аверина

крыша от неё ехала, чувствовать хотел без резины, присвоить. Мы же всё решили тогда с ней. Моя. И я впервые в жизни башку выключил и позволил себе чувствовать влюблённость в тридцать. В девочку, которую почти не знал! Всё на порывах. Точно как мальчишка.

Все же ошибаются, правда?

При моём статусе и негласном звании ошибаться — непростительная роскошь. Это другие могут встать, отряхнуться и пойти дальше, исправлять, просить прощения. У меня каждый шаг вперёд — это десяток вариантов уйти в любую из сторон света. И тут ушёл, только не туда. С головой в женщину. Семью хотел. Задолбался быть один.

Сын…

Пробую на языке это слово. В новом контексте оно ощущается иначе. «Сын друга» — звучит понятно и естественно. «Мой сын» — пробивает грудную клетку и попадает прямо в мотор, молотящий в последнее время на пределе. Он буксует, останавливается на доли секунды, и всё вокруг тоже останавливается: люди, частицы пыли в воздухе, дыхание…

Удар, ещё один удар, ещё.

Всё заново. С новой силой, в рёбра, в горло, в живот. Сердце стучит везде, словно испугалось, что может больше никогда не забиться.

Я отец…

Ещё одна интересная, ранее недоступная мне формулировка.

Егор Павлович звучит определённо лучше, чем Асадович.

Ох, Ира, Ира… что же ты, мать твою, сделала?! Я же тогда в коляске своего ребёнка, получается, видел? Ты почему мне сейчас про него не сказала? Не заслужил?

Может, и так.

Дуня сопит мне в затылок, разминая плечи.

— Правда же похож, — бормочет девчонка.

— Помолчи, — прошу её.

Мне нужно ещё немного тишины, чтобы пальцы перестали дрожать. Нет у меня права на слабость. Никогда не было, а сейчас нет тем более.

— Поехали, — резко поднявшись, говорю Дуне.

— Куда?

— Ты — домой, я по делам.

— Я не хочу…

— Ты едешь домой, — повторяю ей. — Уберись, жрать приготовь, книжку умную почитай. Приеду, перескажешь.

— Что тебе приготовить? — вибрации её голоса едва уловимо меняются. Она берёт меня под руку и прикладывает голову к плечу, пока мы проходим через холл.

Это не является критической проблемой, и мой мозг пропускает ситуацию мимо. Она просто есть в эту секунду. Жизни не угрожает. На этом всё.

— Ворон, — снова зовёт Дуня.

— Что хочешь, — отмираю я. — Суп какой-нибудь. Иди сюда, — зову одного из своих людей. — Оторву эту видишь? — кивает. — Башкой своей за неё отвечаешь. Я тебе её лично сниму, если с ней что случится. Понял? — опять кивает, а в Дуниных глазах ловлю восхищение. И снова мимо пока. Не до этого. Пролистываю, выполняя ряд обязательных задач, частично превращаясь в машину.

— Понял, шеф.

— В магазин её завези, — отдаю Дуне карту. — С продуктами помоги. Отчитаешься, как доставишь до адреса.

— Сделаю.

— Малая…

— Хватит меня так называть. Я твоя жена, — выдаёт девчонка. У моего человека зрачки от удивления становятся размером с зелёный горошек.

— Жена, — усмехаюсь. — Шмотки себе закажи какие-нибудь. Хватит в рванье ходить. Всё, нет меня до вечера.

Беру себе водителя и сажусь в тачку на заднее. Я сейчас не могу сосредоточиться на дороге. У меня в голове заклинила новая программа: «сын».

Еду я к единственному человеку, который может дать мне внятный ответ по сложившейся ситуации. К Рустаму Ахмедову. Пробить его адрес оказалось делом нескольких минут не выходя из тачки.

Странно всё как-то, словно и не со мной. Другая реальность какая-то. В груди полыхает, но я ничего не чувствую. Все эмоции на паузе, лишь одна истерично бьётся в сознании. У меня забрали семью, и я буду рвать всех, пока не верну её.

— В тачке жди, — командую своему человеку и вхожу в подъезд жилого дома, где окопался Рустам.

Поднимаюсь к нему, звоню в дверь. Рус почти сразу открывает. Его брови взлетают вверх от удивления, а на губах появляется знакомая, давно ставшая циничной, ухмылка.

— Ты сестру давно видел? — спрашиваю его.

— На днях, а что? — склонив голову к плечу, смотрит на меня открыто, с вызовом.

Слишком до хрена мы не виделись. Оба стали сильнее и злее на весь этот чёртов мир.

— Какое совпадение, — моя ответная ухмылка сейчас больше смахивает на оскал.

— Ты о чём? — дёрнув головой в другую сторону, морщится и хрустит позвонками. — Ворон, давай без загадок, — раздражённо. — И так башка трещит.

— Ты знал, что Ира была беременна от меня? — сам хотел без загадок. Лови.

— В смысле от тебя? Подожди, ты чё её трахал?! — его глаза наливаются кровью, мышцы бугрятся от напряжения, а здоровые кулаки становятся похожи на два молота.

— Слово какое… — хмыкаю, чувствуя, как бетонная коробка подъезда наполняется чистой мужской агрессией.

— Ты охренел, что ли?! — рычит Рус. — Она моя сестра, а не… — хватает меня за грудки.

— Остынь! — рявкаю в ответ, выпутываясь из захвата, делая два шага назад и принимая более устойчивую позу.

— Почему мне не сказал? — встряхивается, продолжая кипеть и играть мышцами.

— Зачем? Да и когда бы я сказал, Рус?! До хрена у нас ТАМ было времени на разговоры? М?! — несёт меня.

Я думал, что выгорел к херам, но искры ещё обжигают вены и кожу.

— Какой же ты мудак, — с пренебрежением выплёвывает Ахмедов.

— Судя по всему, такой же, как и ты…

Ещё две минуты взглядами рвём друг друга на куски.

— Пиздец, — Рус по старой привычке трёт ладонью короткий ёжик чёрных волос.

— Впусти меня. Поговорим.

— О чём? — разжимает