Ностальгия по чужбине. Книга вторая - Йосеф Шагал

— Я не понимаю: неужели у них нет подходящих людей?

— В часе лета от Сицилии? — Гордон изобразил гримасу. — Думаю, что нет. Во всяком случае, так сказал Генри Уолш…

— Так сказал Генри Уолш, которому ты веришь, — закончил фразу босса Моти Проспер.

— Так сказал Генри Уолш, которого я знаю, — уточнил Гордон.

— Ты думаешь, Шабтай, нам стоит вмешаться?

— Сейчас важно, что об этом думаешь ты.

— Это довольно рискованно, не так ли?

— Конечно, рискованно, — кивнул Гордон. — Но ведь и ты добрался до меня за двадцать пять минут. Хотя обычно делаешь это за пятьдесят пять…

— Я бы добрался за пятнадцать, если бы не этот чертов полицейский, — буркнул Проспер и внимательно посмотрел на Гордона. — Знать бы, чего так испугался этот русский майор? И что у него вообще за пазухой?..

— Так вытащи его оттуда, и узнаешь! — хмыкнул шеф Мосада. — Причем, узнаешь самым первым, Моткеле…

— А если этот итальянский доктор разрядит всю обойму в русского, как только его увидит? А за компанию и наших людей? Что тогда?

— Вряд ли, — буркнул Гордон. — Не разрядит.

— Почему ты так уверен?

— Как и тебе, Моти, ИМ тоже не терпится узнать, как много сообщил американцам этот угонщик самолетов из КГБ. Он им нужен живой. Как минимум, на пару часиков…

— Это бригады?

— На девяносто процентов.

— Они тебе нужны?

— Итальянцы?

— Да.

— Мне нужен русский майор.

— А чего вдруг итальянцы устроили охоту на этого парня с Лубянки?

— Моти, ты меня утомляешь.

— Шабтай, мое «да» означает твое «да»? Или как?

— Как и у Уолша, у меня нет времени на маневры. Так что, решай, сынок…

— Второй русский агент за одну неделю, — пробормотал Проспер и в недоумении развел руками. — Политическая разведка, военная разведка… Чего-то я не припомню такого косяка…

— В разведке всякое бывает… — Гордон заерзал в кресле. — Хочешь знать мое мнение, Моти?

— А это вообще возможно?

— Даже усталость не дает тебе права хамить старшему… — старик сморщился от резкой боли и в очередной раз поправил на животе грелку. — Я, между прочим, все еще твой босс. А ты — пока еще мой заместитель…

— Прости, Шабтай… Этот сопляк с мигалкой действительно меня достал.

— Этот парень нам действительно нужен, Моти.

— Ты уверен, что нам, а не ИМ?

— А ты уверен, что сейчас вечер, а не утро?

— Этого достаточно, — кивнул Проспер.

— Ну, и хорошо.

— Теперь я могу идти?

— Уже десять минут, как можешь…

Проспер усмехнулся, встал и направился к двери.

— Моткеле!

— Что еще? — Держась за ручку двери, Проспер полуобернулся. С расстояние в несколько метров он вдруг отчетливо увидел, как УСОХ казавшийся бессмертным Шабтай Гордон. — Что еще ты хочешь от меня?

— Скоро Песах… — подобие улыбки, блуждавшей на синих губах Гордона, напоминало болезненную гримасу старого, израненного жизнью сатира. — Постарайся, пожалуйста, никому не испортить праздник.

Проспер пожал плечами и вышел…

…Несмотря на будний день, возле церкви Сан-Джованни дельи Эремити было довольно много людей. На облупившихся мраморных ступеньках, ведущих к церкви, сидело несколько разморенных от хронического безделья нищих. Здесь же, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, гонялась друг за другом крикливая стайка подростков в ярких майках с английскими надписями. На примыкавшей к церкви улице Санторро движение было односторонним, но в Палермо на такие мелочи обычно внимания не обращали — изредка на встречную полосу выскакивали отчаянно клаксонившие машины с длинноволосыми молодыми людьми за рулем. Стоящий неподалеку пожилой карабинер вяло смотрел на привычную суету, не выказывая даже намерений штрафовать откровенных нарушителей правил дорожного движения…

В этой будничной суете никто толком не обратил внимание на неприметную серую «ланчию», мягко притормозившую в нескольких метрах от лестницы Сан-Джованни дельи Эремити. Из машины, не торопясь, вышли двое молодых мужчин в куртках и потертых джинсах, по виду — типичные сицилийцы: невысокого роста, с черными кучерявыми волосами и характерной для южан манерой ходить, придерживая рукой полы куртки. Через плечо одного их них висела большая холщовая сумка.

Спустя минуту оба, стремительно поднявшись по лестнице, растворились в полумраке церкви. Осенив себя перед входом католическим крестом, молодые люди вошли под сводчатые своды церкви, сели на деревянную скамью в последнем ряду и склонили головы. В помещении было не больше двух десятков прихожан — все они, разбросанные по скамейкам под величественными сводами церкви, беззвучно шептали слова молитв, уткнув лбы в скрещенные ладони…

Спустя несколько минут один из мужчин, не поднимая головы, вытащил из кармана куртки небольшую плоскую коробочку, из которой доносилось короткое, чуть слышное попискивание, и положил ее себе на колено.

— Они где-то здесь, — шепотом произнес мужчина чуть погодя.

— Ты уверен? — спросил его напарник.

— Да… Они точно здесь. Где-то слева…

— Будем надеяться, что ты не ошибся, Бред.

Тот, кого назвали Бредом, осторожно поправил коробочку на колене и мотнул головой:

— Я не ошибаюсь.

— Ладно. Тогда пошли…

Оба встали, вновь перекрестились и направились к выходу. Обернувшись и увидев, что за ними никто не наблюдает, мужчины резко свернули в сторону, обогнули гигантскую каменную чашу с горящими свечами и двинулись вперед по узкому темному коридорчику, тянувшемуся параллельно залу. Через несколько метров оба остановились перед дверью, задрапированной бордовыми гардинами из потертого плюша.

Один из мужчин легонько толкнул дверь и убедившись, что она не заперта, кивнул напарнику. В ту же секунду дверь раскрылась. Весь проем заполнила чья-та мощная фигура в черной сутане.

— Кого-то ищите, сеньоры? — негромко спросил священник. Металлические четки в его толстых пальцах напоминали скорее велосипедную цепь.

Мужчина, стоявший у двери первым, молча приставил пистолет с навинченным глушителем к бочкообразной голове священника и, прижал указательный палец левой руки к губам. Второй тем временем стремительно обшарил жирное тело итальянца под сутаной, после чего вынырнул из-под сутаны с двумя «береттами».

— А я-то думал, что церкви в Италии находятся под охраной государства, — пробормотал мужчина, вытряхивая из обеих пистолетов обоймы и засовывая трофейное оружие за пояс.

Первый, не отводя глушитель от головы священника, полушепотом произнес:

— Слушай внимательно, добрый католик. Времени у меня нет. То есть, нет совсем. Понимаешь?

Священник молча кивнул. В его маленьких круглых глазках без ресниц застыло такое неподдельное изумление, словно он только что живьем увидел медузу Горгону.

— Сейчас я задам тебе вопрос. На ответ у тебя — ровно три секунды. Потом я продырявлю твою башку и ты отправишься на встречу со своим Иисусом без исповеди. То есть, совершишь последний и самый страшный грех в жизни. Понял?

Священник, боясь даже шевельнуть головой, к которой был по-прежнему приставлен пистолет, несколько раз стремительно опустил веки.

— Где передатчик? Раз… Два…

— Там! — Священник скосил глаза влево.

— Сколько ТАМ человек?

— Четверо.

— Вооружены все?

— Да.

— Чем? Говори спокойно

— У всех пистолеты. У двух также автоматы.

— Какие? Тип?

— «Узи».

Мужчины молча переглянулись.

— Кто там старший?

— Гремио.

— Кто работает на рации?

— Оскар.

— Это отдельная комната?

— Да.

— Она заперта изнутри?

— Да.

— Тебе они откроют?

— Да.

— Тогда вперед, святой отец!..

Священник молча кивнул и послушно засеменил вперед. Оба мужчин следовали за итальянцем вплотную.

Пройдя небольшой коридорчик, священник свернул влево, потом спустился вниз по винтовой лестницей, пересек еще один коридор и остановился перед глухой железной дверью, выкрашенной в зеленый цвет. На белой табличке было написано: «Котельная».

— Здесь! — шепотом произнес священник и кивнул на дверь.

— Проживешь еще много лет, если в точности сделаешь то, что я скажу, — на ухо прошептал один из мужчин. — Надеюсь, ты согласен?

Священник часто закивал.

— Как тебя зовут?

— Лука.

— Надо же, каким мерзавцам дают имена святых! — вздохнул мужчина и сделал знак своему товарищу. — Нет, ты просто обязан жить дальше…

— У меня четверо детей, сеньоры, — пролепетал священник.

— Ну, конечно… — Мужчина проверил обойму в своем «люгере» и дослал патрон в ствол. — И играются они двумя пистолетами, с которыми ты, Лука, никогда не расстаешься…