Мотылёк над жемчужным пламенем - Кэрри Прай

И поцелуй. Он мне запомнился, быть может навсегда, но меня покидает мысль, что он был фальшивым. Пустым. Ненастоящим.

Еще одна причина моей тревоги заключалась в родителях. Я была уверена, что получу множество угрожающих звонков или встречусь с ними в школе, но нет. Им будто бы плевать, что я отсутствую в их жизни. Теперь, небось, радуются, что одной проблемой стало меньше. Теперь не придется стыдится собственной дочери и ее странного хобби. Мама давным-давно сожгла бы мой блокнотик, если бы я не таскала его с собой повсюду.

Мама, мама, никогда бы не подумала, что заскучаю по твоим крикам.

Тусклый свет от монитора. Тишина. Витя спит блаженным сном, а я сижу на скрипучем табурете и разглядываю кусок пластилина, что подарила мне сестренка. Тот день стал переломным. Именно тогда меня посетила мысль, что нужно меняться. Что нужно перестать быть той, кем хочет видеть меня моя мать и стать собой. Но стала ли я собой? Если так, то почему не чувствую гармонии? Почему хочу плакать?

– Не спится?

Я вздрагиваю, когда слышу сонный голос.

– Прости, не хотела тебя разбудить.

– Сколько в тебе сил, Тарасова? Мы гуляли весь день.

– Да нет у меня никаких сил…

Витя молчит. И я молчу. В этой тишине нет ничего кроме грусти и недосказанности. Мне хочется поделится с ним переживаниями, но он не поймет, только посмеется. Мне хочется признаться в чувствах, сказать, как стал мне дорог, но он разозлится и снова обидит. И я молчу.

– В чем дело? – спрашивает он и садится на край кровати. Его светлые волосы взлохмачены, веки слегка прикрыты, щеки румянятся, словно парень пьян. – Расскажешь?

– Спасибо тебе.

– За что? – удивляется он.

– За то что принял.

Витя хмурится.

– Если кому и стоит говорить «спасибо», так это мне…

– Прости, – перебиваю я.

– За что? Тарасова, ты не на исповеди.

– Я прощу у тебя прощения, за то что сейчас скажу.

Даже сквозь темноту замечаю, как он напрягается.

– Я, кажется, тебя…

– Не смей произносить этого.

– …люблю.

Я ничего не смогла с собой поделать, слезы покатились по моему лицу. Внутри все сжалось. Стало невероятно стыдно.

Витя взял мое лицо и повернул к себе.

– Выкинь эти мысли из своей головы, поняла?

Когда я посмотрела в его глаза, то сердце заколотилось с бешеной силой, вся грудная клетка пульсировала. На шее выступил пот. Я с трудом разжала губы.

– Больно.

– Знаю.

Наплевав на чувство собственного достоинства, я обхватила руками его лицо и прильнула к нему губами, а он заключил меня в самые крепкие объятья, о которых я только могла мечтать. Не отверг. Не прогнал. Ответил.

Теперь я говорила «спасибо» судьбе. Такое короткое мгновение, но такое прекрасное. Мою голову заполнил розовый туман. Но как только моя жадная душа потребовала большего, Звягин откинул меня. Приказал не прикасаться. Я споткнулась об невидимую грань и привела его в бешенство. И снова слезы.

Розовая дымка сменилась черной.

– Что со мной не так? – спрашиваю я, отвернувшись к стенке.

– Дело не в тебе, Варя, – психует он. – Не в тебе.

Утыкаюсь носом в уже мокрую подушку.

– Ты говоришь, как он, перед тем как бросить.

– Не смей сравнивать меня со своим ублюдком. В отличие от него, я тебе не использую.

– А что ты делаешь?

Он затрудняется ответит. Часто дышит. Нужно быть полной идиоткой, чтобы не почувствовать этот холод.

– Пообещай, что завтра же вернешься домой.

Обещаю и не лгу. Я сбила руки до крови, пока стучалась в закрытые двери. Он не открыл. И не откроет. Только из чувств к нему я не имею права быть навязчивой. Сдаюсь. Я отступаю.

Смягчившись, Звягин прижимает меня к себе.

– Все правильно, Варя. Правильно, – приговаривает он, глядя мои волосы. – Все правильно, родная.

Глава#16. Витя

Варя покинула мою квартиру и пропала на целых две недели. Я думал что это время станет самым счастливым, но сильно ошибался. Или привычка, или что-то другое манипулировало мной и провоцировало новое недомогание. Сильное и невыносимое. Я не мог найти себе места, безостановочно расхаживал по комнате да и кусок в горло не лез. Только на работе я мог немного отвлечься, но когда возвращался домой все становилось по-прежнему – мысли, ломка, чувство вины. Я некрасиво поступил с Тарасовой, когда грубо отверг, хоть тем самым проявил заботу, но это не меняло сути. Я сделал ей больно. Теперь больно мне.

Люди часто смотрели на меня равнодушными глазами, но вот Варя смотрела влюбленными. Я всегда знал, чем могу заполнить эту пустоту внутри себя, но после знакомства с ней научился отвлекаться от наркотиков. Пусть на жалкое время, но все же. Мне стыдно признаться самому себе, но сейчас я более чем пуст. Прозрачен. И едва ли очередная доза наполнит меня, как это было прежде.

Не меняя горизонтального положения я все думал о жизни, чтобы не думать о ней. Когда ты молод, красив, здоров, тебе хватает глупости полагать, будто звезды, птички и добрые люди будут окружать тебя всю твою жизнь. Но если ты потаскан, болен, слаб и мерзок самому себе, то, глядя на все прекрасное, чувствуешь себя лишним в этом мире. Добрые люди, цветы, улыбки – фальшь. Завтра ты сдохнешь от передозировки, а добрые люди не перестанут улыбаться и даже цветов не принесут.

С самого детства меня не покидает ощущение подмены, что я проживаю чужую жизнь, ведь то, что требует мое тело, совершенно отвергает душа. Помню, как мелким мальчуганом, засыпал под крики алкоголиков, которыми кишила наша квартира, и мечтал проснуться другим человеком, но этого не случалось. Вечно пьяный отец и бессознательная мать – первое, что я видел, когда открывал глаза. Каждый божий день, как день сурка. Так длилось несколько лет.

Но в какой-то момент мою скуку и отчаяние разбавили наркотики. Мне было девять или десять, и тогда я посмотрел на свою жизнь с другого ракурса. Все началось с марихуаны. С убедительным лицом моя мать утверждала, что это не вреднее сигареты и волноваться о здоровье не стоит. До сих пор не понимаю, зачем пичкала меня всем этим. Я же не боялся эксперементировать, и вслед