Дети Антарктиды. Захваченные земли - Даниил Корнаков

Он спрыгнул, присел на корточки и вытянул руку под первую ступеньку. По началу пальцы чувствовали лишь мокрый снег и грязь, пока не нащупали нечто твердое и холодное. Это оказался старый, еще с советских времен, портсигар отца с протертой красной звездой. Внутри, как и вспомнил Матвей, хранился входной ключ. Он залез обратно на крыльцо, вставил его в замочную скважину и повернул два раза.

Замок щелкнул и тяжелая дверь открылась.

Блеклый свет сумерек упал на пол прихожей, покрытую толстым слоем пыли, походивший на гигантский ковер. Несколько грызунов пискнули и бросились врассыпную, прячась по разным углам.

Матвей натянул на лицо шарф, включил фонарик ваттбраслета и зашел внутрь.

Свет упал на разбросанные в прихожей сумки и чемоданы. Напротив висело большое зеркало, отражающее лишь мутный кружок от фонаря.

В углу стоял огромный гардеробный шкаф. Матвей из любопытства приоткрыл его и почувствовал как от пыли стало резать в глазах. Когда она рассеялась, он увидел с десяток синтетических курток, одна из них была на ребенка. Его куртка.

Он пересек прихожую и вошел в гостиную. Здесь царил форменный бардак. Ящики комодов выдвинуты, стулья опрокинуты, на полу валялось разная всячина: книги, осколки стекла, детские игрушки, разбитая гитара и еще много-много другого, чего взгляд Матвея не успел уловить.

Неожиданно он вспомнил, как стоял прямо здесь, на этом вот месте. Тогда его опухшие от слез глаза наблюдали, как мама носится между кухней, детской и спальней, наспех запихивая вещи по чемоданам. Отец тем временем с кем-то быстро говорит по телефону, судя по официальному тону с очень важной шишкой, при этом не забывая попутно помогать матери упаковывать вещи.

Висевший на стене гигантский телевизор — ныне покоившийся на полу экраном вниз — показывал лишь одно текстовое сообщение о срочной эвакуации из города в сторону севера.

Вдали слышалось нескончаемые хлопки взрывов. Снаружи шуршали колеса машин, на быстрой скорости проезжающие по щебенке. В небе гремели двигатели истребителей и работающие винты вертолетов.

В ту минуту он, кажется, успел обмочиться от страха.

И вот он здесь, снова, спустя тридцать три года.

Матвей заметил на тумбочке рамку для фотографий. Он взял ее, сел на диван и стер со стекла накопленную за годы грязь, но не увидел ничего, кроме черноты. Осмотрев рамку со всех сторон он заметил разъем для подачи ватт. Недолго думая он извлек шнур ваттбраслета и подключил его в разъем, подав немного заряда электричества, пока вдруг рамка не загорелась блеклым светом. Развернув ее он увидел видео с родителями, которые целовались на фоне огромного дуба, а затем пускались в развеселый танец. Отец выглядел как совершенно другой человек, совсем не таким, каким запомнил его Матвей в годы их жизни в Антарктиде. Это был гладковыбритый, одетый в строгий пиджак счастливый мужчина. Он горячо поцеловал наряженную в свадебное платье маму, подхватил за талию и стал кружить ее, пока она улыбалась до ушей.

Мама… Время настолько размыло ее образ в памяти, превратив в непонятную кляксу, что прямо сейчас ему казалось, будто он смотрит на чужого для него человека. Но это была она, его мама — красавица с длинными каштановыми волосами, широкой улыбкой и черными как ночь глазами. Она была так счастлива в объятиях отца, что даже сквозь года смогла заразить Матвея своей улыбкой, заставив его ухмыльнуться.

Боже, до чего она прекрасна!

Но вдруг в память словно ядовитый клинок вонзается последнее воспоминание о ней. Ее голова… Она улетает… Мерзляк начинает пожирать ее тело…

Из глаз собирателя прыснули слезы. Он не выдержал и горько зарыдал, чувствуя, что задыхается.

В прихожий раздался голос Нади:

— Матвей, ты здесь?

Собиратель шмыгнул, спрятал рамку во внутренний карман и принялся наспех вытирать покрасневшее лицо.

В гостиную вошла Надя и включила фонарь.

— Что ты здесь делаешь? Я видела, как ты сюда зашел…

Она стала водить фонарем по комнате, будто пытаясь отыскать ответ на собственный вопрос.

— Ничего, все в порядке. Просто… Просто хотел побыть немного один.

— Один? Сам же говорил, что лучше держаться вместе.

Матвей не ответил.

— Ладно. Просто хотела узнать, все ли в порядке. Мы обустроились в доме напротив.

— Хорошо, я сейчас подойду.

— Хорошо… — ответила она и сделала шаг в сторону, но вдруг остановилась и замялась, глядя на Матвея. — Знаешь, раз уж мы теперь одни, я кое-что хотела тебе сказать. Это насчет Арины.

Собиратель посмотрел на нее и дал молчаливое согласие на разговор, после чего опустил голову.

Под ее сапогами захрустели осколки посуды и стекла. Она подошла к нему и, прежде чем начать говорить, тяжело выдохнула.

— Когда мы отплыли из Мак-Мердо и ты рассказал, что пару уродов над ней почти… ты понимаешь. В общем, я решила поговорить с ней, как женщина с женщиной. В ее возрасте мне пришлось столкнуться с нечто подобным и… — Речь давалась ей трудно, она словно бы пересиливала себя. — И я подумала, что смогу ей помочь, как в свое время помогла сама себе.

Она сняла с плеча винтовку и положила ее на стол.

— Мы договорились, что я научу ее постоять за себя, Матвей. Давать отпор подобным ублюдкам, если они еще хоть раз посмеют ее пальцем тронуть. Я не могла стоять в стороне и смотреть, как такая умная девочка рано или поздно просто погубит себя, не зная, как нажать на курок.

Ее голос стал чуточку взволнованным.

— А волосы… знаешь, почему она умоляла меня их постричь? Потому что до сих пор чувствовала, как одна из тех сволочей тащит ее по коридору, намотав локоны на кулак.

Матвей по-прежнему держал голову опущенной, поглядывая на кончики своих сапог.

— Ты вообще слышал, что я тебе сказала? — с возмущением в голосе произнесла Надя и села на корточки напротив него.

— Да, — тихо ответил собиратель и осмелился поднять на нее взгляд. — Спасибо тебе.

Черные брови прогрессистки нахмурились.

— Ты точно в порядке?

Матвей продолжил:

— Да. Я хотел сказать, ты сделала то, чего я никак не мог набраться храбрости сделать, из-за чего даже приревновал ее к тебе.

Надя фыркнула, приняв это за шутку. Но Матвей дал понять ей обратное, дав своему выражению лица больше серьезности. Ее это смогло убедить.

— Да, глупо звучит. Просто для меня Арина оставалась и остается тихой девушкой, любимой подругой и сестрой, помогающей чинить ваттбраслеты восточникам.