Подлинные сочинения Фелимона Кучера - Андрей Ветер

Да, краснокожие знали, как выставить женщину на позор до конца её дней. Но бывали и другие наказания.

Большой Волк был суровый мужчина. Он вывез жену за пределы стойбища и созвал туда своих товарищей. Они основательно поели и поплясали. У индейцев так положено – непременно исполнять танцы и песни перед серьёзным делом (наказание жены – событие особой важности). После всех положенных церемоний мужчины принялись поочерёдно насиловать неверную супругу. Смысл простой – ты, мол, хотела порезвиться, дорогая моя, так нарезвись до упаду. Она прошла через руки сорока человек (если говоря об этой процедуре, можно употреблять слово «руки»), но выжила. Все в родном селении знали, что она была осквернена групповым изнасилованием, знали об этом и в соседних стойбищах. Так что в жёны её больше никто не взял, а прожила она до девяноста лет.

Сурово? Ещё бы не сурово. Я ведь рассказываю о Диком Западе, то есть о стране, населявшейся очень мстительными и воинственными народами. Они дрались друг с другом постоянно, отстаивая свои права на женщин, на лошадей и на охоту в прериях. С наступлением охотничьего сезона в степи направлялись многочисленные отряды так называемых храбрых. Понятие храбрый для американского туземца – своего рода звание, которое показывает, что ты принадлежишь к категории воинов. Отправляясь в походы, они ставили ненадолго свои палатки, сплетая их из длинных и тонких прутьев или устанавливая шесты, поверх которых натягивались шкуры. Индейцы быстро били пасшихся в прериях бизонов, коих раньше было бесчисленное множество, нагрузившись мясом, торопились уйти как можно скорее из опасной зоны. Такие отряды всегда имели вид очень воинственный, чтобы при встрече с врагом сразу напугать его. Охотник всегда был вооружён на случай нападения или защиты. Он ни под каким видом не забывал о возможной угрозе; любая встреча с охотниками неприятельского племени предвещала жаркую битву, если враг не отступал сразу. Смерть подкарауливала всюду. Наткнуться на череп или истлевшие останки человека близ охотничьего стана было делом привычным, и это всякий раз свидетельствовало о недавней кровавой схватке и напоминало путнику об уготованной ему ежеминутной опасности.

Но я отвлёкся. Надо обо всём по порядку…

ИМЕНА И ЛИЦА. ГЛАВА О ЛЮДЯХ, КОТОРЫЕ НАДУМАЛИ ПРОДЕЛАТЬ НЕЛЁГКИЙ ПУТЬ В НЕЗНАКОМЫЕ ЗЕМЛИ

В начале сентября 1832 года я прибыл в форт Гибсон. Эта пограничная крепостёнка Дальнего Запада находилась близ Большой Реки, почти при самом впадении её в воды Арканзаса. В этом месте завершилась моя поездка, в которую я отправился с несколькими особами за месяц до того. Мы проделали путь от Сент-Луиса – городочка шумного и вонючего – по всему берегу Миссисипи и вдоль всей линии пограничья, протянувшейся от Миссури до Арканзаса и нашпигованной агентствами и миссиями, как колбаса кусочками мелкого жира.

Главой нашей команды был комиссионер Пит Питерсон. Он утверждал, что ему было поручено правительством Соединённых Штатов надзирать за поселениями индейских племён, кочевавших от востока к западу по Миссисипи. Он был родом то ли из Коннектикута, то ли из Кинникиника. Обладая поистине огромными юридическими познаниями, а не одним лишь дипломом юриста, который можно приобрести на барахолке за гроши и тугрики, Питерсон долгое время провёл в министерстве юстиции и сумел не зачахнуть в своей юридической конторе, не превратиться в рассохшийся справочник без сердца и души. Пит Питерсон сохранил в себе природное простодушие и развил в себе такую широту взглядов, с которой могли бы потягаться только просторы прерий. Значительная часть его жизни прошла в кругу семейства и в обществе городских сановников. Но он периодически покидал уютный уголок и отправлялся, закинув на плечо ружьё, в дикую глушь бездорожных пустынь Дикого Запада для осуществления государственного надзора за кем-то или чем-то. Поначалу я предполагал, что он уезжал лишь для того, чтобы не превратиться в отупевший мягкий мешок, подвязанный модным галстуком, и чтобы наполнить душу свежим ветром и простотой общения, ибо без этого, как я думал и продолжаю думать поныне, человек не имеет возможности сохранить лёгкость бытия. Но вскоре после начала нашего путешествия я стал подозревать, что у него были какие-то более глубинные интересы, а не только желание проветрить мозги и выполнить правительственное поручение…

Другой спутник мой был Дик Диксон, англичанин, но только по рождению, а не по месту жительства. Изъездив многие земли и многие государства, он стал некоторым образом всемирным гражданином и нисколько не чувствовал себя стеснённым ни в какой обстановке. Он занимался всем, что попадалось ему под руку: ботаникой, зоологией, музыкой, жуками, бабочками, девочками, но никогда – мальчиками, даже если того требовала мода. Он был при всём ещё и отменным наблюдателем человеческих характеров, поэтому регулярно заносил свои мысли в толстую тетрадь, с которой не разлучался ни в туалете, ни даже в бою. К этому надобно прибавить и его неутомимость и постоянно излучавшееся из него чувство счастья, особенно заметное на охоте, когда он не попадал в цель и радовался ещё одной сохранённой им жизни. Не было среди нас никого более деятельного и весёлого, чем Дик Диксон. Я и комиссионер Питерсон единодушно прозвали его Графом, и хотя Диксон не обладал графским титулом, он не обиделся на нас.

Третий мой товарищ по странствованию был провожатый Диксона и путешествовал с ним наподобие того, как Санчо следовал всюду за Дон Кихотом. То был молодой господин из Швейцарии, лет не более двадцати, с дарованиями и с благородством духа, но с таким невероятным легкомыслием, что готов был ринуться в самое глупое приключение. Звали его Базиль, просто Базиль.

Описав этих моих спутников, я не смею умолчать и об одной персоне, хоть и невысокого происхождения, но крайне важной по, если так можно выразиться, всеохватности его обязанностей. Я говорю о нашем конюхе, оруженосце, поваре, устроителе палаток и так далее и тому подобное. Надо прибавить, что человек этот не пропускал ни единого случая вмешаться во что бы то ни было и тем самым являлся почти всегда помехой нашему обществу. Это был низенький, черноволосый, сухой, как спичка, французский креол [29] по имени Антуан; мы же звали его за тёмную иссушенную кожу просто – Горбушка. Ведя кочевую жизнь, он жил то среди белых, то среди индейцев, при этом заезжая в самые отдалённые племена, с которыми чистокровные белые люди не имели никаких отношений.

Мы нашли нашего Горбушку в Сент-Луисе, возле которого он владел небольшим земельным участком, где осела его жена-индеанка и целый выводок ребятишек. Что до его жены, то у него, как признавался сам Горбушка, насчитывалась не одна супруга – что ни племя индейцев, то очередная жена.