Избранные произведения писателей Юго-Восточной Азии - авторов Коллектив
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так было, покуда не появилась Зиеу…
Мать еще и теперь била дрожь при одном лишь упоминании имени Зиеу. Вот и сейчас она беспокойно заворочалась в постели, и Пон, отделенный от нее тонкой плетеной перегородкой, угадал ее мысли и сказал:
— Да, мама, письма от Зиеу все нет как нет.
Он даже разочарованно прищелкнул языком, но в голосе его уныния явно не чувствовалось.
— Раз уж она такая бездушная, — продолжал он, — бог с ней. А ведь перед отъездом обещала писать.
Мать вспомнила давнюю историю с Ием и ужаснулась. Пон закашлялся, потом отбросил прочь одеяло.
— Ладно, мама, будем вставать. Нам еще веревку вчерашнюю надо бы доплести.
— А может, поспишь немного? Встаешь ни свет ни заря, кашель вон опять начался. Нет чтоб послушать мать…
Но, само собой, она тоже встала.
Вскоре они уже сидели и плели веревку. Расплющенные стебли арундинарии впивались в руки Пона, словно отточенные лезвия, и он время от времени слизывал с пальцев солоноватые капли крови.
Как и все слепые, Пон был удивительно догадлив.
— О чем вы задумались, мама? — спросил он вдруг.
Мать даже вздрогнула от неожиданности.
— Да ведь вы, — смеясь, объяснил он, — перепутали концы веревки.
Она промолчала. Туго натянутая веревка тихонько поскрипывала. Лишь долгое время спустя мать сказала:
— Ты уж поверь мне, сынок, Зиеу… вовсе она не добрая… Зря ты ее дожидаешься. Она ведь из киней[17] и ни за что не останется с нами, с людьми из племени тай.
— Вот уж неправда! — звонко рассмеялся Пон, — Просто дел у нее по горло, и путь оттуда неблизкий… Да я вовсе ее и не жду…
Мать не поняла, чему он, собственно, смеялся.
Они замолчали снова. Оба думали о Зиеу, которая вторглась нежданно в их размеренную, тихую жизнь, возмутила ее и переиначила судьбу Пона. Много воды утекло с тех пор, но Пон помнил все так ясно, словно это было только вчера…
Зиеу объявилась в малолюдной деревушке Далан нежданно-негаданно. Мать не знала, откуда взялась эта девушка. Товарищ Лак, выходец из киней, который всю войну[18] работал в округе Кхаукхактхиеу и часто наведывался в здешние края, после заключения мира получил должность на стройке в Тиньтуке и, направляясь туда, завернул в деревушку Далан. С ним вместе пришла его младшая сестра, Зиеу. Товарищ Лак оставил сестру в доме у председателя здешней общины и договорился с хозяевами, что заберет ее к себе, как только подыщет для нее работу на руднике. Зиеу прижилась в семье председателя и вела себя во всем словно родная дочь, послушная и работящая. Она носила на коромыслах воду с крутого берега речки Далан, быстро и ловко — точь-в-точь как девушки мео[19] — таскала на спине из леса вязанки хвороста или, закатав повыше широкие штаны, ходила за плугом по небольшим, залитым водою полям, где под раскисшей землей таились острые камни; а рушить зерно на рисорушке и толочь пестом рис в ступе она умела ничуть не хуже соседок из племени тай.
В доме у Пона стояла оставшаяся еще от отца рисорушка. Однажды Пон спросил:
— Мама, кто это ходит к нам обрушать зерно?
— Да ты все равно не знаешь, сынок, — равнодушно ответила мать.
— Кто-то чужой? А откуда?
— Не знаю… не спрашивала. Нам-то что до них, сынок.
Пон не стал ни о чем больше спрашивать, поднял белесые глаза свои и заморгал. Высокий лоб его прорезали морщины, он думал о чем-то сосредоточенно и упрямо. А после долгого молчания произнес, словно бы про себя:
— То-то я слышу, походка вроде особенная, не как у нас, у тай… — И, помолчав, добавил: — Пожалуй, чем-то напоминает Ием, когда я… Девчонка еще, а вот как управляется с жерновами… Мама, вы снова плачете, почему? Я огорчил вас?
Рисорушка стояла снаружи, под навесом, и Зиеу никогда не заходила в дом. А Пон не выходил из дому. По утрам, сидя в темной и тихой комнате, он слушал, как быстро и размеренно крутятся жернова. И на лбу у него прорезались морщины…
Но однажды Зиеу, не найдя во дворе хозяйку, распахнула обе створки двери и, увидав парня, сидевшего, словно в ожидании гостей, посреди дома, спросила:
— Вы не разрешите мне воспользоваться рисорушкой? У меня зерна полная корзина…
Парень поднял голову. Зиеу вздрогнула: он был слепой. Неловкое молчание словно дохнуло на них зимнею стужей.
— Кто здесь? — спросил он наконец.
Круглая, гладко обструганная деревяшка, которую он держал в руках, со стуком упала на пол. Он пошарил по полу, но не нашел ее. Зиеу, переступив порог, подняла деревяшку и протянула ее слепому. Но он, не шевельнувшись, сказал:
— Нет уж, я сам виноват. Бросьте ее, прошу вас, обратно.
Голос его дрожал. Он слышал смущенное прерывистое дыхание девушки. Зиеу тоже молчала. Наклонившись, она положила деревяшку на пол, придвинув ее чуть ближе к ногам слепого. Но он даже не стал подбирать ее, а, поднявшись, вышел в соседнюю комнату. На пороге он споткнулся, но Зиеу не решилась ему помочь…
Пон опустился на свою узкую лежанку. Он думал, что услышит спустя минуту-другую шум рисорушки. Но жернова молчали. И тишину, царившую в доме, нарушало лишь дыхание девушки, слышавшееся из-за тонкой перегородки. Неясные, странные чувства овладели Поном. Ему чудился где-то рядом негромкий говор Ием, потом голос ее заглушили вроде его собственные шаги: он бежал, спотыкаясь о камни, задевая стволы и ветви деревьев, ранившие его до крови. Он слышал и щебет подаренного ему когда-то птенца, и зазывные запахи цветов, листвы, древесины. Пон с трудом перевел дух, словно пробежал без отдыха нелегкий и долгий путь. Ему показалось вдруг, будто неизвестная девушка эта знакома ему уже давным-давно, но между цветущим ее здоровьем и его увечьем чернеет бездонная пропасть, и по ту сторону пропасти находится другой, особенный мир, куда им обоим, Пону и матери, людям неприметным и слабым, нет ходу. Долго лежал он молча, весь охваченный ожиданием и в то же время готовый прогнать прочь любого, кто посмел бы войти сюда, в его комнатенку…
Вдруг он услышал, как за стеной заскрипели жернова, потом, точно дождь в листве, зашелестели зерна, падая в широкую плоскую корзину. Привычные эти звуки почему-то разбередили сердце Пона, и он почувствовал, как глаза его обожгла горечь… Когда жернова смолкли, Пон встал, добрался ощупью до двери и молча встал на пороге.
— Что, кончили? — спросил он наконец. — Жернова-то у нас старые, с первого раза зерно обдирают плохо, лучше обрушать дважды.
— Да, хорошо… А где ваша матушка?
— Мама в поле.
Они замолчали снова. Пртом Пон сказал, словно оправдываясь:
— Вы ведь давно здесь, в деревне, а к нам и не заглядываете, я и не знал…
Вот так и началось их знакомство. Он, говоря по правде, не ожидал, что слова его обернутся приглашением.
Зиеу приходила обычно в полдень, когда мать еще работала в поле. Ей нравилось сидеть рядом с Поном и глядеть, как он мастерит крохотные игрушки — жом для сахарного тростника из сердцевины кукурузы, ступу с водяным колесом из мягкого дерева вонг или кормит по зернышку свою птичку ри. Зиеу усаживалась на полено, брошенное поперек комнаты, пустой и неухоженной, где, как и во всем доме, заметно было отсутствие крепких мужских рук, и смотрела на острый ножик, проворно мелькавший в длинных тонких пальцах Пона. Из-под блестящего лезвия выходили маленькие аккуратные вещицы, а глаза Пона безучастно глядели поверх его работы, мимо сидевшей перед ним девушки, куда-то в сторону, где сгущались неясные тени. Временами она испуганно охала, а Пон, не поворачивая головы, смеялся:
— Что, боитесь, как бы я не порезался? Полно, я ведь привык.
Иногда он затевал с нею разговор о птицах:
— Птиц я люблю — страсть. Хотелось бы мне завести дрозда, его ведь можно обучить разговаривать по-человечьи. Вот была бы потеха.
— А каких вы еще знаете птиц? — подзадоривала его Зиеу.
Пон, подняв голову, погружался в раздумье. А Зиеу в душе раскаивалась: уж не обидела ли она его своим вопросом? Но Пон, подумав, отвечал ей с улыбкой:
— Каких еще птиц знаю?.. Да вот: ри, горлицу… голубя, ноокзиак…
— Ноокзиак? Это что за птица?
— Не знаю, как зовется она по-вашему, а мы называем ее ноокзиак. Она большая, как ворона, объедает кукурузные початки; ее сразу признаешь по голосу: кричит «сак, сак, сак». Вредная птица!.. Да, еще знаю иволгу. Я слыхал, ее со временем тоже можно выучить человеческой речи. Держал я как-то иволгу, только не стал подрезать ей крылья, а она взяла и улетела. Очень было жалко! Раньше она еще иногда подлетала к дому; покличешь ее, а она сядет где-нибудь рядышком и свистит. Да вот запропала куда-то… Все думаю, не пойти ль поискать ее…