Любовь и измена - Белл Робинс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алекс снял носки и в ожидании присел на ближайшее кресло.
Потом дверь ванной отворилась и Долорес в облаке белоснежного шелка поплыла к нему. Он тяжело сглотнул. Заметил выступающие сквозь тонкую ткань соски. Снова сглотнул и выдавил первое пришедшее в голову:
— Не знал, что на Пескадеро есть такие магазины.
— Их там и нет. Я купила ее в Барселоне, когда ты возил меня туда. Тебе нравится?
Вместо ответа Алекс вскочил, подхватил ее на руки и понес в спальню, где осторожно опустил на огромное, поистине королевское ложе. Присев рядом, провел пальцами по обнаженной руке и наклонился поцеловать.
— Подожди, Лехандро, мне надо кое-что сказать тебе, — смущенно шепнула она, отворачивая голову в сторону.
— Да, милая, — продолжая гладить ее, отозвался Алекс.
— Я… — начала Долорес и замолчала.
— Ну-ну, я слушаю тебя, не бойся. Ты можешь сказать мне все, что угодно, — не прерывая нежных ласк, подбодрил он.
— Я еще ни с кем не была… — тяжело дыша, начала она и выгнулась ему навстречу, молча прося не останавливаться.
Однако Алекс замер и отдернул руку, словно обжегся. Долорес разочарованно застонала и посмотрела на него.
— Что? Я что-то не так сделала?
— Ты… что ты хочешь сказать этим? Ни с кем не была… — запинаясь, пробормотал он.
— Только то, что сказала. — Долорес нахмурилась, заметив странное выражение на его лице, горестно охнула и едва не расплакалась. — Ну вот, я все испортила. Конечно, какой тебе интерес ложиться в постель с двадцатисемилетней девственницей, которая ничего не знает о сексе?
— Ты правда девственница? — все таким же недоверчивым тоном спросил он.
Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова, и отвернулась. Ей хотелось откусить себе язык, а потом провалиться от стыда под землю. Затем Долорес еле слышно спросила:
— Теперь ты не будешь спать со мной, да? Я… я сейчас уеду. Извини, я не думала, что…
Алекс обхватил ее руками за плечи, развернул к себе, и она увидела блестящие в его глазах слезы.
— О, Лола, дорогая, любимая, ненаглядная моя Лола, какой же я подлец! Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня? За всю боль, что я причинил тебе?
Долорес тут же успокоилась и, лукаво усмехнувшись, ответила:
— Только если ты сделаешь меня женщиной. Сегодня, сейчас…
Его руки задвигались, заскользили по ее телу, познавая и восхваляя его, исследуя каждый дюйм исключительной красоты, ожидавшей целых одиннадцать лет, когда он соблаговолит вернуться и сорвать ее удивительный, восхитительный цветок… Он упивался ею, наслаждался ароматом, гладкостью кожи, сладострастными стонами своей возлюбленной.
— О, Лехандро, я хочу тебя, хочу… — шептала Долорес. — Скорее, прошу, умоляю, возьми… О, не терзай меня… не мучай… Я так хочу…
Но он отказывался спешить. Ему хотелось сделать так, чтобы она навсегда запомнила свой первый раз, хоть частично расплатиться с ней за этот потрясающий дар девственности.
Осторожно сдвинув сорочку с покатых плеч, Алекс принялся покрывать их поцелуями. Она дышала все глубже и стонала все чаще. А когда он начал ласкать языком твердые, как камешки, соски, выкрикнула что-то неразборчивое и выгнулась дугой.
— Не спеши, любимая, не спеши, дай мне насладиться тобой сполна. О, как же ты хороша, Лола, даже не представляешь, какая ты красавица… — бормотал Алекс. — Милая моя, ненаглядная, чудо ты восхитительное.
Если бы она уже не лежала, то наверняка упала бы. Ибо столь волнующими были его слова, полные искреннего восхищения, что у нее закружилась голова.
— О, Лехандро, если бы ты знал, как долго я ждала этой минуты, — шепнула Долорес в ответ и вдруг негромко засмеялась. — Подумать только, а ведь я собиралась соблазнять тебя! Какая самонадеянность!
— Ты и соблазняешь. Уже соблазнила…
Это были его последние внятные слова. Последовавшие ласки лишили обоих дара речи — остались только сладострастные вздохи, стоны, вскрики…
Он взял ее с такой нежностью, что она даже не почувствовала боли.
— О-о-о… — Их стоны слились вместе и вознеслись к потолку в торжествующем гимне любви.
После они долго лежали, не размыкая тесных объятий и часто-часто дыша. Наконец Долорес произнесла:
— Спасибо тебе, милый. Ты… ты удивительный…
Алекс теснее прижался к ней, взволнованный и тронутый ее словами, глубоко вдохнул ее запах и с удивлением обнаружил, что готов ко второму раунду.
— Ого, — радостно засмеялась Долорес, ощутив его снова напрягшуюся плоть. — А я-то наивно полагала, что мужчина восстанавливается после секса несколько часов.
— Думаю, все зависит от того, какая с ним женщина, — шепнул Алекс, дразня губами и языком ягоды сосков. — Ты в состоянии даже мертвого поднять…
И снова последовали поцелуи, сладострастные вздохи и стоны, вскрики и тяжелое дыхание…
Когда они насытились и чуть-чуть отдохнули, то, к величайшему своему удивлению, обнаружили, что солнце уже почти село.
Приподнявшись на локте, Алекс посмотрел Долорес в глаза и признался:
— Ты довела меня до полного изнеможения, плутовка. Если я сейчас не поем, то не смогу больше ничего.
Она радостно расхохоталась в ответ. Ей в жизни еще не доводилось слышать более приятных слов.
— Я бы, пожалуй, не отказалась от холодного шампанского и фруктов.
— Хочешь, спустимся вниз, найдем ресторан на открытом воздухе? — предложил Алекс.
— А ты? Ты хочешь?
— Если честно, то не уверен, смогу ли не то что дойти куда-то, а даже одеться, — признался он. — Давай сейчас закажем ужин в номер, а потом посмотрим. Я мечтаю потанцевать с тобой, что-нибудь пламенное и страстное — вальс, танго, даже фламенко… — Долорес захлопала в ладоши от удовольствия. — А затем, — продолжил Алекс, многозначительно глядя на нее, — вернемся сюда и я снова буду любить тебя…
— Снова? Правда?
— О да, я никак не могу насытиться тобой, — с глубочайшей искренностью признался он.
Долорес вдруг помрачнела, поднялась и направилась в ванную. Остановилась в дверях и бросила:
— Прекрати! В понедельник утром ты уже забудешь об этом…
Алекс вскочил, словно подкинутый пружиной, одним прыжком покрыл разделявшее их расстояние, схватил ее за руку и заставил повернуться к нему.
— Заблуждаешься, Лола, глубоко заблуждаешься. Думаю, это может быть надолго, очень и очень надолго.
Она вскинула голову и упрямо заявила:
— Лехандро, выслушай меня и постарайся запомнить: то, что происходит здесь и сейчас, распространяется только на здесь и сейчас. Я решительно не желаю думать о том, что будет завтра, не то что через неделю.