Ямата-но Орочи - Олег Георгиевич Чудинов

атаковавшие его шиноби. В облаке электрических разрядов стало возможно различить Райкаге. Третий и Четвертый Эй все же добрались до места битвы. Додзюцу на руках Ооцуцуки сверкнули — райчакра вокруг Райкаге начала стекаться к ладоням Момошики, когда в сумерках вспыхнула еще одна аура янтарного цвета. Объятая пламенем Третьей Активации Шичи Тенкохо Цунаде врезалась в Ооцуцуки.

Волосы Момошики взметнулись, стремясь оплести Цунаде и остановить ее, но были просто разорваны в клочья силой Сенджу. Тело Ооцуцуки смело, тот кубарем покатился по земле, пропахивая в камне канаву. Перед ним вспыхнуло пурпурное пламя, в сердце которого сформировался гигантский скелет. В костлявых руках застывшим языком пламени светился короткий клинок Тоцука. Земля перед Момошики взорвалась, из нее вырвались мощные гибкие тела. Древесная техника напоминала драконов, чьи хищные пасти устремились к скрытому покровом Сусаноо Фугаку. В сумраке тревожно сверкнули несколько пар алых глаз. Вокруг них вспыхнула огнем чакра разных цветов, формируя еще шесть Сусаноо. Призванные Эдо Тенсей Учиха и Кохару с Данзо встали на пути древесных драконов, разрывая их и поглощая Стихией Тьмы.

Микото вытянула вперед свободную руку. Глаза обожгло изнутри чакрой. Незримая отталкивающая сила ударила Ооцуцуки в спину, толкая на клинок Тоцука. Но тот словно уперся ногами в воздух, а через миг его подбросила вверх начавшая расти ввысь земля. На ней словно начал расти темный холм. Он быстро вымахал выше Сусаноо, у бесформенной горы камней выросли руки и голова, по темному телу пошли трещины, сквозь которые вырвался иссушающий жар раскаленного нутра. Огромный каменный голем замахнулся рукой, стремясь размозжить всех Учиха перед собой разом, когда в него врезалась темная каменная скала.

Земля задрожала, Микото присела, чтобы не упасть из-за толчков, когда пылающая внутренним жаром каменная громада призванного Момошики голема столкнулась с почти такой же ожившей каменной глыбой, но за спиной которой в воздухе парил беловолосый парнишка с пылающими небесной лазурью глазами — Ооцуцуки Тонери.

— Ты!

Этот голос, напоминающий звериный рык, пробился сквозь грохот сражающихся големов. Силуэт Момошики смазался. Он молнией пронесся в воздухе и появился возле Тонери. Руки с Риннеганами уже потянулись к лицу лунного Ооцуцуки, когда Момошики пришлось резко отпрянуть. Прямо перед его лицом пронеслись серые костяные снаряды. На лице пришлого Ооцуцуки мелькнула тень испуга. Он резко оглянулся в сторону, откуда прилетели пепельные кости. Золотые глаза встретились взглядом с глазами, закрытыми поволокой из жидкого металла.

— У тебя нет права понимать руку на Ооцуцуки, — с насмешкой бросила Хикава. — Таковы законы клана.

— Нет! — Момошики резко попытался отвести взгляд, но было поздно.

На ртутной поверхности додзюцу Хикавы потекли золотые искры, из глубин серебристого металла словно выплыло другое додзюцу. Золотой Риннеган. И в это же время пара глаз на ладонях Момошики потускнели, складки кожи вокруг них задрожали и медленно закрылись, скрывая глаза. И вместе с ними потускнел и закрылся третий глаз, золотистый Риннеган на лбу Ооцуцуки. Одновременно складки кожи разомкнулись на челе Хикавы, отворяя точно такой же глаз, какой был у Момошики.

— Это додзюцу... Кто ты еще такая?! — взревел Момошики.

— Ты поглотил Киншики, но не узнаешь меня? — холодно спросила Хикава. — Неважно... Спасибо, что отомстил убийце Шутен-доджи. Но теперь ты сам должен умереть.

— Ты! Не может быть... — у Момошики задергался глаз. — Хикава?!

Ооцуцуки отшатнулся назад и замер, внезапно поняв, что оказался окружен в кольце из восьми гигантских огненных силуэтов Сусаноо, один из которых принадлежал Микото. В небе зависла тень летающего храма, возле которой были видны парящие на песчаных островках Тенрай и Раса. Момошики оказался окружен сильнейшими шиноби коалиции. И оказался лишен Риннегана. Додзюцу Хикавы похитило силу глаз Ооцуцуки. Микото не знала, долго ли продлится эффект техники возрожденной Орочимару женщины, но этого должно было хватить, чтобы расправиться с Момошики. Его сила огромна, но сейчас он уязвим.

Это понимал и сам Момошики. Резко оглянувшись по сторонам, он зло скривился. Чакра в его теле всколыхнулась, исказилась. И вместе с ней начало искажаться тело Ооцуцуки, закручиваясь и втягиваясь в одну точку. Пространственно-временная техника! Он просто решил сбежать. Однако поток чакры внезапно заколебался. Искажения вокруг Момшики прервались, а он сам пошатнулся, словно от увесистого удара.

— Телепортация здесь запрещена.

Голос, произнесший эти слова, был ровен и спокоен. Настолько, что часто раздражал Микото, хотя она никогда старалась этого не показывать. Голос принадлежал Орочимару и заставил Момошики замереть. Хотя, скорее всего, застыл он от внезапно накатившей на него волны сакки и давления могущественной чакры. До Микото докатились лишь отголоски, но и она невольно сцепила зубы. Возникло чувство, словно рядом появился еще один Ооцуцуки.

Собственно, так оно и было. Возле Момошики внезапно появились два силуэта. Орочимару в разорванном кимоно, относительно целыми остались лишь потрепанные хакама. Его белая кожа чуть ли не светится в темноте от внутреннего света, на спине переливается искусный рисунок нескольких монстров. Глаза сияют в темноте алым. И третий глаз горит пурпуром. Микото видела и узнавала его. Интонации голоса, выражение лица, язык тела — все это было от Орочимару. Но чакра... Она не казалась подавляющей и сильной, но она была нечеловеческой. Иной. Словно слепила глаза лазурью и вплетенными в нее искрами разной природы.

Подавляла силой его спутница. Женщина, чье лицо было очень знакомым Микото. Она напоминала Кураму, лисью жрицу с Кумотори, как две капли воды. Но вместо рыжих волос — белые, в глазах жемчужный блеск Бьякугана, а во лбу багрянцем сияет Риннеган с каплями томое на концентрических кругах. Белая одежда и рога на голове — она очень походила на виденных Микото Ооцуцуки. Значит, это и есть Кагуя. И сейчас она стоит возле Орочимару.

Момошики замер, сверля взглядом Кагую, пока медленно не выпрямился и не рассмеялся. Заливистый смех громом отдавался в предрассветной тишине. Микото было сложно прочитать его причины. Эмоции на лице Ооцуцуки были слишком