История Рима от основания Города - Тит Ливий

(4) Что до Испании, то уже несколько лет118 там находятся Луций Корнелий Лентул и Луций Манлий Ацидин; пусть консулы переговорят с трибунами и те, если им угодно, спросят у народа, кому он велит распоряжаться в Испании. (5) Пусть получивший власть наберет себе из двух войск солдат-римлян, чтобы составить из них один легион, и союзников-латинян, чтобы составить из них пятнадцать когорт; старых солдат пусть отвезут в Италию Луций Корнелий и Луций Манлий119. (6) Консулу поручено было сенатом составить флот в пятьдесят кораблей, выбрав по своему желанию суда из флотов Гнея Октавия, находившегося в Африке, и Публиция Виллия, охранявшего сицилийское побережье; (7) у Публия Сципиона останутся сорок военных кораблей; если ему угодно, чтобы ими командовал Гней Октавий, то за Октавием останется на этот год пропреторская власть; (8) если же Сципион поставит над ними начальником Лелия, то Октавий вернется в Рим и приведет корабли, консулу не нужные. Постановлено было дать десять кораблей Марку Фабию в Сардинию. (9) Консулам было велено набрать два городских легиона. В этом году у государства было четырнадцать легионов120 и сто военных кораблей.

42. (1) Затем занялись послами Филиппа и карфагенян. Сначала сенат принял македонян. (2) Пестра была их речь. То они оправдывались – ведь из Рима к царю отправлены были послы жаловаться на ограбление земель римских союзников, то нападали сами, обвиняя союзников римского народа (3) и с особенным ожесточением Марка Аврелия, одного из трех направленных к ним послов121. Он, говорилось в речи, задержался близ македонских границ и, набрав воинов, беспокоил македонян вопреки договору набегами и часто вступал в настоящие сражения с их начальниками. (4) Притом к той же речи требовали они вернуть им тех македонян (и предводителя их, Сопатра), которые служили у Ганнибала в наемниках, были взяты в плен и сидели в тюрьме122.

(5) Отвечал, возражая македонянам, Марк Фурий, для того и отправленный в Рим Аврелием из Македонии. Аврелия, объяснил он, оставили, чтобы союзники римского народа, уставшие от обид и набегов, не отпали к царю; Аврелий не выходил за пределы союзнических земель, (6) но вторгавшихся туда грабителей не оставлял безнаказанными; Сопатр, человек высокопоставленный и родственник царя, совсем недавно был послан в Африку в помощь Ганнибалу и карфагенянам с четырехтысячным отрядом македонян123 и с деньгами. (7) Македонян стали расспрашивать об этих делах, они запутались в объяснениях и получили ответ вполне недвусмысленный. Царь, сказали им, хочет войны и скоро ее получит, если будет вести себя по-прежнему. (8) Двояко нарушил он договор: обижал союзников римского народа, беспокоя их своими набегами; помогал врагам Рима деньгами и солдатами. (9) И Публий Сципион поступает правильно, сочтя врагами римского народа бившихся против него и заковав их и по взятии в плен. (10) И Марку Аврелию сенат благодарен за его хорошую службу государству: он защищал союзников римского народа оружием, коль скоро право и договор оказались бессильны.

(11) Македонян отпустили с этим суровым ответом, затем пригласили карфагенских послов. Сенаторы обратили внимание на их возраст и звание – это были первейшие в государстве люди, – и каждый подумал, что только теперь начинаются настоящие переговоры о мире. (12) Среди послов выделялся Газдрубал, которого прозвали в народе Козликом124: он всегда стоял за мир и был противником всего стана Баркидов. (13) Тем убедительнее звучало его утверждение: не государство, а честолюбие немногих виною войны. (14) Речь свою он разнообразил: то оправдывался, отводя обвинения, то признавал некоторые из них – ведь, отрицая очевидное, нечего было бы рассчитывать на снисхождение, – то даже уговаривал отцов-сенаторов не превозноситься в счастии – (15) ведь если бы карфагеняне послушались его с Ганноном125 и не упустили бы времени, то сами предлагали бы условия мира, о каких сейчас просят: редко даруются людям сразу и счастье, и здравый смысл. (16) Римский народ потому и непобедим, что в счастии он остается трезвым и рассудительным: было бы удивительно, будь это иначе. (17) Люди, непривычные к удачам, ликуя, теряют голову; римскому народу победы привычны, почти что прискучили, да и вообще римляне расширили свою державу не столько победами, сколько милостивым отношением к побежденным. (18) Остальные послы взывали скорее к жалости: они напоминали о том, с какой высоты величия низвергнуты карфагеняне; их оружию подвластен был чуть не весь мир, теперь у них нет ничего, кроме города; (19) запертые в его стенах, они ничем больше не распоряжаются ни на суше, ни на море: даже сам город, даже родной дом останутся им, только если римский народ не будет настолько жесток, чтобы их разрушить. (20) Сенаторы были, казалось, тронуты; рассказывают, что какой-то сенатор, негодуя на карфагенян за их вероломство, спросил, какими богами поклянутся они, заключая мир, если тех, которыми прежде клялись, вскоре обманули. (21) «Все теми же, – сказал в ответ Газдрубал, – которые так сурово карают нарушителей договора».

43. (1) Все склонялись к миру, но консул Гней Лентул, получавший командование флотом, вмешался и воспротивился сенату. (2) Тогда народные трибуны Маний Ацилий и Квинт Минуций обратились к народу: угодно ли ему, повелевает ли он, чтобы сенат постановил заключить мир с Карфагеном; и кому именно повелевает он заключить мир и вывезти войско из Африки? (3) На вопрос о мире все трибы ответили утвердительно и повелели, чтобы мир заключил Сципион и чтобы он же вывез войско из Африки. (4) Основываясь на этом, римский сенат постановил, чтобы Публий Сципион, переговорив со своими десятью легатами, заключил мир с народом карфагенским на условиях, какие найдет нужными. (5) Карфагеняне поблагодарили сенаторов и попросили разрешения войти в город и поговорить со своими согражданами, которые находились в плену под стражей; (6) некоторые из них, сказали послы, люди знатные, им родственники и друзья; к некоторым у них поручения от родных. (7) Согласие было дано, и тогда карфагеняне попросили дозволения выкупить, кого они захотят. Им велели назвать этих людей; они назвали около двухсот имен, и сенат постановил: (8) пусть римские послы отвезут в Африку к Сципиону двести пленных, по выбору карфагенян, и скажут ему: если о мире договорятся, пусть он отдаст их без выкупа карфагенянам.

(9) Фециалам126 велено было отправиться в Африку для заключения договора. По их просьбе сенат издал такое постановление: пусть каждый фециал возьмет с собой кременной нож и священную ветвь, пусть римский претор повелит фециалам заключить договор, а они пусть потребуют у претора пучки священной травы. Эту траву для фециалов обычно берут в крепости.

(10) С тем карфагенян отпустили из Рима; прибыв в Африку, они явились к Сципиону и заключили мир на перечисленных выше условиях, уже упомянутых: (11) карфагеняне выдали военные корабли, слонов, перебежчиков, беглых рабов; вернули четыре тысячи пленных, среди которых был сенатор Квинт Теренций Куллеон127. (12) Корабли Сципион велел отвести в открытое море и сжечь; некоторые передают, что всякого рода весельных кораблей там было пятьсот. Зрелище этого неожиданного пожара потрясло пунийцев, как потряс бы пожар самого Карфагена128. (13) С перебежчиками поступили суровее, чем с беглыми рабами: союзники-латины были обезглавлены, римляне распяты.

44. (1) Предыдущий мир с карфагенянами был заключен за сорок лет до того при консулах Квинте Лутации и Авле Минуции. (2) А война началась двадцать три года спустя при консулах Публии Корнелии и Тиберии Семпронии и окончилась на семнадцатом году при консулах Гнее Корнелии и Публии Элии Пете. (3) Как рассказывают, Сципион впоследствии часто говорил, что сначала Тиберий Клавдий, а потом Гней Корнелий в погоне за собственной славой помешали ему закончить войну разрушением Карфагена.

(4) Карфагену, истощенному войной, трудно было сделать первый денежный взнос; в карфагенском сенате скорбели и плакали. Ганнибал, рассказывают, рассмеялся, (5) и Газдрубал Козлик упрекнул его: он смеется над общим горем, а сам ведь и виноват в этих слезах. (6) «Если бы, – ответил Ганнибал, – взгляд, различающий выражение лица, мог проникнуть и в душу, то вам стало бы ясно, что этот смех, за который вы меня укоряете, идет от сердца не радостного, а почти обезумевшего от бед. Пусть он не ко времени, но все-таки лучше, чем ваши глупые и гнусные слезы. (7) Плакать следовало, когда у нас отобрали оружие, сожгли корабли, запретили воевать с внешними врагами – тогда нас и ранили насмерть. Не думайте, что это о вашем спокойствии позаботились римляне. (8) Долго пребывать в покое ни одно большое государство не может, и если нет внешнего врага, оно найдет внутреннего: так, очень сильным людям бояться, кажется, некого, но собственная сила их тяготит. (9) А мы лишь в той мере чувствуем общее бедствие, в какой оно касается наших частных дел, и больнее всего нам денежные потери. (10) Когда с побежденного Карфагена совлекали доспехи, когда вы увидели, что среди стольких африканских племен только он, единственный, безоружен и гол, никто не застонал, (11) а теперь, когда каждому приходится из частных средств вносить свою долю в уплату наложенной на нас дани, вы рыдаете, как на всенародных похоронах. Боюсь, скоро и вы поймете, чего сегодня плакали над самой малой из ваших бед!» Таковы были слова Ганнибала к карфагенянам.