Медленный скорый поезд - Сергей Абрамов

– Согласен с Шухратом, – сказал Пастух. – Бескровный исход – это прелестно, но если бандиты станут стрелять, придется отвечать. Нам придется. И только нам. Где отвечать, как, из чего?.. Будем сидеть и ломать бошки – обсидимся и обломаемся. Сколько у нас стволов?.. Навскидку – четыре штуки. Я, Стрелок, Шухрат, товарищ начальник поезда, – худо-бедно, но все четверо вооружены. Наверняка у кого-то что-то еще про запас заныкано. Все умеют стрелять. Так пошли! Чего сидеть и куковать, пока они к нам сами не явятся?.. Но разведка необходима. Пусть даже поверхностная, наспех.

– Кто пойдет? – спросил Шухрат.

– Из нас – никто, – ответил Пастух. – С нашими рожами и габаритами – да в разведку по вагонам. Обосраться и не встать… Женщина пойдет…

Марина, до сих пор даже звука не подававшая, встрепенулась:

– Я пойду…

– Ага, – сказал Пастух, – мухой прям… Сидеть и не возникать. Есть у меня толковая женщина на примете… – Встал с полки, открыл дверь купе. – Всем ждать. Это приказ. И вам, товарищ Пахом, уж не обессудьте. А я ненадолго…

Задвинул за собой дверь и пошел по вагону. Знал – куда.

Проводница, имени которой Пастуху спросить не довелось, сидела у себя в купешке и что-то черное шерстяное вязала на спицах.

– Родная моя, – сказал Пастух, вторгаясь в казенное пространство и задвигая за собой дверь, – вы меня уже выручали, так мне все мало и мало. Не поможете ли еще разик?

Она подняла глаза от вязанья, глаза были красные от недосыпа, что профессии ее приличествовало, спросила спокойно:

– А что надо-то?

– Всего-то и прогуляться, – улыбнулся Пастух. – По вагонам. И будто бы по делу идете.

– А по правде, значит, не по делу… – очень понимающе протянула, отложила на приоконный столик вязанье. – И это мне надо, а?

– Не обижу, – сказал Пастух и выложил на столик красную пятитысячную бумажку. Попробовал доубедить: – Не в деньгах дело. Если все пойдет по нашей раскладке, все живы останемся, все до Москвы доедем. Но все и должны поучаствовать в том, чтоб раскладка справедливо легла, а не как ни попадя. Улавливаешь значимость момента?.. Да что я тебе мозги компостирую! Ты сама видишь и понимаешь, что в поезде происходит…

– Я понимаю, – сказала проводница и встала. – Мне идти по всем вагонам и просто смотреть? Или что-то я должна увидеть… что-то такое… так, да?.. Такое, например, как те мужики, что в наш вагон прорваться хотели?..

– Ладно мыслишь, – одобрил Пастух. – На них в оба глаза гляди, только сама не подставляйся. Ты идешь по составу, ты здесь работаешь, тебе не по фигу то, как пассажиры себя ощущают… Ты, полагаю, пассажира с билетом от пассажира… с чем?.. ну, скажем, с нехорошими мыслями отличить навскидку сумеешь?..

– Сумею, – сказала проводница. Встала, формешку оправила. – Не надо со мной, как с детенышем. Я ж не слепая, не глухая, по башке не битая. Понимаю, кого высматривать. Шесть лет уж как проводницей, а это – та еще школа… Так я пошла, командир?

– Мирного тебе пути, – искренне пожелал Пастух.

И сел на ее полку.

А она пошла. Затянула тихонько:

– На тот большак, на перекресток уже не надо больше мне спешить… Жить без любви, должно быть, просто…

Песенка эта негромкая и хорошая, а еще и к месту – про любовь-то, быстро-быстро отдалялась. А там и вагонная дверь хлопнула, закрылась. Пастух вышел в коридор из купе проводницы, тихонько дверь прикрыл. И песню докончил:

– …но как на свете без любви прожить…

Не в себе себя чувствовал. Вообще не любил провожать людей в опасный путь, хорошо подготовленных людей, вооруженных до кончиков ушей, а тут – на тебе: просто проводница. Главное секретное оружие – шпилька для волос. И ведь пошла, сама пошла, слова встречь не сказала… А он даже имени ее не помнил, за весь долбаный путь не запомнил или вообще не знал. Жизнь – *censored* конченая!.. Ну да ладно, Бог, как водится, не выдаст, свинья не съест, а конченая *censored* все не кончается и не кончается, что в принципе радует. Так что и на сей раз прорвемся…

А имя проводницы узнать надо. Вот вернется она минуток этак через двадцать – двадцать пять, узнаем имя и хорошо запомним.

Пастух искренне не знал, на что посылал женщину. Формально – ни на что страшное, опасное, замысловатое. Экая проблема! Прошла местная вагонная проводница по чужим вагонам, может, подружку повидать захотела, коллегу по профессии, время свободное выдалось – а оно и вправду выдалось: проводница-то читала себе спокойненько в купе, отдыхала от дневной или ночной беготни. А тут – Пастух. Ну, сговорил ее сходить по составу и вправду навестить кого ни то из коллег – рутинное дело вообще-то. Она и пошла. За пятихатку-то – кто ж не сходит?! Минут пятнадцать – в один конец, минут пять – десять полялякать с коллегой, а еще пятнадцать – назад в свое купе, где ее Пастух перехватит…

Все чисто, все тип-топ, никаких опасностей для фигурантки нет, ан чего-то Пастуху не нравилось. И «чего-то» это относилось не к возможным рутинным событиям на повагонной прогулке женщины, а к чему-то, чего Пастух не шибко-то и понимал сам.

И сам себя резко одернул: утри сопли, Пастух! Ты – на деле, и оно не терпит сомнений и тем паче соплей. Утри их и усмирись. И дама работает не бесплатно, не хотела бы – не пошла бы…

Он встал с полки и вышел в вагон. Купе проводниц было, как и заведено, крайним. Из середины вагона, из коридора крикнул Стрелок:

– Кого пасешь?

– Женщину здешнюю казенную, – ответил Пастух. – Вот-вот подойти должна… – Вроде как оправдался невольно, нехотя, а все же, все же.

– Лизу, что ли? – спросил Стрелок. Он в отличие от Пастуха знал ее имя и скорее всего никакими комплексами в общении с ней не заморачивался. – Толковая тетка, – вроде как подбил бабки Стрелок, – что ни поручи, пусть хоть и по мелочевке, все сделает тип-топ. Она ж мастер спорта по стрельбе, чемпионкой Москвы была…

Пастуха информация малость ошарашила.

– А чего ж она по неделям от Москвы до Владика мотается?

– Ребенок у нее больной, дочь, в третий класс ходит, мать-старуха кушать просит, ну и так далее… короче – денежки требуются. Она и берет, когда дают.

– А ты откуда знаешь?

– А я люблю разные вопросы задавать. Мне отвечают. Кто хочет. Лиза девушка молчаливая вообще-то, но вот ведь отвечает, ей выговориться иной раз надо…

– Это тебе она выговаривается?

– А хоть бы и мне. Я, Пастух, кроме как стрелять, еще и слушать умею. И выводы делать.

Разговор плавно свинтился. Стрелок свое выговорил, а Пастуху, как он сам разумел, стоило малость подумать. Не о судьбе бедной проводницы, конечно, но о судьбе ее альтер эго, умеющего, как выясняется, профессионально стрелять. Оружия в заначке Пастуха за время путешествия малость поднабралось – от плохих-то людей чего ж не взять полезное. А лишние руки – они ведь не всегда лишние. Так уж и тем более к блеклому карандашному портретику проводницы Лизы, словесно набросанному Стрелком, стоило приглядеться. Ехать им еще и ехать. До Ишима – два с лишним часа стучать колесами…

– Спасибо за уместную инфу, – сказал Пастух Стрелку, – курочка, как говорится, по зернышку… И кстати! Если уж ты такой человекознатец, как утверждаешь, то нам стоило бы оглядеться по сторонам и подсобрать вокруг толковых и полезных людей.

– Так тут, почитай, две трети поезда собрать можно, – засмеялся Стрелок, – толковых-то… А вот полезных… Не спешишь ли, Пастух?

– Спешу, – согласился Пастух. – Времени у нас – кот наплакал, а зверь этот скуп на слезы. Ты прав, собирать – некогда. Но предупредить пассажиров надо.

– О чем предупредить? О том, что твой Слим… или кто там еще к веревочке подвяжется?.. небольшими ударными силами… совсем небольшими, согласись!.. хотят… – Он примолк на миг и сразу продолжил: – Они вообще-то одну Марину хотят. С потрохами. И тебя до кучи – выпотрошенного. Или пристреленного – это уж как Слим решит. А людей у Слима не так уж и много. Тех, что я видел, не то пятеро, не то – с перебором! – шестеро навскидку. Плюс Слим. Это что, нам много? Нас, если считать начальника поезда и остальных, уже – кулак. А те пассажиры, что не в кулаке, – так они жить хотят. Они, когда время подвалит, сами вооружатся. Поневоле… Послушай меня, Пастух, не умножай сущности, оставь все как есть, и зуб тебе даю коренной – не получится в поезде войнушки… Вон, кстати, Лиза идет. Спроси ее…

Спрашивать проводницу Лизу о возможной блиц-операции в поезде смысла не было. Зато наклюнулся совсем простой вопросик:

– Ну, как пассажиры? Все спокойно или тревожно?

– Все спокойно, – ответила Лиза, садясь на полку. – Никто ничего не слышал. Никто ни о чем не знает. Тихо кругом. Пассажиры – как дети малые. Их не пугают, они и не пугаются, а что явно бандюки в поезде, так это никого, кроме вас и самих бандюков, пока не колышет. Пока они сами по себе и тихие.

– А вас колышет? – спросил Пастух.