Однажды в Москве. Часть II - Ильгар Ахадов

– Да хоть в горшок! – с достоинством парировал киношник.

– А у меня волосы не расчесываются, – пробормотал Ветеран в тельняшке. – Я пробовал, они от стресса застряли на дыбах.

– И мои… – подал голос Зопаев, нервно поглаживая плешивую голову. Кто-то, кажется, Гюлечка, нагло подлила в его рюмку минералку. Опрокинув, тот позеленел от ярости, но, то ли от трусости, то ли из-за лажи не пикнул.

– Зато у вас усы торчат… – пожалела вдруг его Гюлечка. – Хоть какое утешение.

– Чего уж, налей всем, – я предложил. – В принципе я согласен, водка до определенной кондиции – лекарство…

После приема нервно-успокоительной “микстуры”, все дружно и требовательно уставились на Длинного.

– Ну, рассказывай свое очередное преступление, – икнул Бакинец и смачно захрустел нанизанным на вилку соленым. – Ей-богу, он так сладко рассказывает, что самому хочется стать злодеем.

– Не всем так везет, – завистливо проворчал Ветеран в тельняшке. – Меня в последний раз за какой-то косяк закрыли. А чувак… – он уважительно посмотрел на Длинного, – такое творил, а до сих пор на свободе.

– Не каркай! – недовольно прошипел Бакинец. – Еще сглазишь. Видишь, уже пасут… – кивнул он в сторону Прилизанного.

– Век воли не видать, нет у меня глаза! – испугался тот. – Просто обидно. Сами наркобароны, а простой народ за косяк…

– Хватит против нас выступать! – тут храбро гаркнул на него Зопаев и привычно-преданно посмотрел на Прилизанного.

Тот аж задергался:

– Ты хоть понял, что ляпнул, идиот? – красноречиво постучал он по его котелку.

– Да откуда? – радостно завопил из возможности досадить Зопаеву Бакинец. – Он же сидит на своем “понял”. Он защемил его своими экскрементами.

– Опять вонизм пошел… – сморщившись, проворчала Аталай. – Товарищ, вы кажется безработный. Может вас в общественный туалет устроить? Как раз ваша тема…

– Вы позволите? – опять вежливо напомнил о себе Длинный.

– Да! – дружно закивала аудитория, за исключением Зопаева, который застыл и, видимо, в душе скулил, как побитая хозяином собака.

– Тут меня вновь обвинили в убийствах, в терроризме, в общем, во всех тех деяниях с избитыми формулировками, которыми большие преступники обычно клеймят маленьких, чтобы отвлечь простой люд от своих злодеяний, – хмуро ответил, наконец, рассказчик. – Мы об этом говорили, и я не собираюсь еще раз вовлечь себя в очередной бестолковый диспут. Уточню лишь некоторое.

Во-первых, я не являлся кадровым сотрудником службы, представляющий ваше государство и, естественно, вы не несете за меня хоть какую ответственность, будь она хоть моральная или иная, так что можете и далее меня слушать без зазрения совести.

Во-вторых, ваши разведчики в частном порядке попросили меня помочь им в деле, в котором сами застопорились. И перед этим меня основательно подставили, надавили на психику, уговорили принять это предложение. А после вообще подбили внедриться в криминальную структуру, как вы называете, “иной” державы.

– Но при этом вас не заставляли убивать или совершать всякие дурные поступки, – ответил в досаде Прилизанный. – Разве вам велели нападать на военные части?

– Объясняю. Выходя замуж, невозможно остаться девственницей, если, конечно, жених твой не импотент. Невозможно переплыть реку и не намочить ноги…

– Нельзя покакать и не пачкать задницу, – глубокомысленно поддержал Бакинец, но тут же столкнулся с коллективным фырканьем.

– Да, импровизировать можно бесконечно, – снисходительно согласился рассказчик, – но суть в том, что невозможно обитать в бандитской среде и соблюдать уголовно-процессуальный кодекс. И еще: силовики, представляющие, якобы, закон и порядок, порой своей деятельностью оставляют в тени бандитов, и не только в этом “ином” государстве…

Прилизанный снял свои, видимо, вовремя запотевшие очки и начал усиленно протирать.

– …Потому, предлагаю оставить эти камуфлированные эпитеты, предназначенные для завядших до невозможности ушей простого обывателя и дать мне возможность закончить рассказ. Если вам это интересно, конечно…

– Интересно! – хором подтвердила аудитория.

– Вы так говорите, как будто сами как индивидуум не принадлежите нашему государству, – с досадой проворчал Прилизанный.

– Уже нет… Пусть это тоже вас успокоит.

– Дайте ему рассказать, черт бы вас побрал с этими вашими законами! – огрызнулся Бакинец. – Да коту ясно, что эти чертовы законы действуют в интересах таких как вы, и плевать всем на нас.

– За один косяк! – вырвался вопль из груди Ветерана в тельняшке. – Вот в Голландии за “травку” не сажают, хоть целый куст выкури, а здесь, блин, за косяк…

– Да заткнись ты со своим косяком, – огрызнулась на него Гюлечка. – Там люди адекватные. А здесь твоим атрофированным мозгам только наркоты в продаже не хватает.

– Все! – стукнул по столу Прилизанный. – Слушаем дальше!..

Все хором замолчали. Только Ветеран в тельняшке убедившись, что аудитория сосредоточена на рассказчике, пригрозил Гюлечке кулаком…

– Мы сделали свое дело. Почему тебе просто не отмыться от всей этой грязи и не вернуться в Баку? – перемолов полученную информацию, спросила Наиля.

– Сама знаешь, это невозможно. Куда я своих оставлю. И потом Джулия…

Она посмотрела немного в окошко, но после все-таки высказалась.

– Она при смерти…

– Ты предлагаешь прямо сейчас ее списать?

Сказал я это спокойно, но сквозь сжатые зубы.

Она неожиданно заплакала:

– Если бы ты знал, как мне ее жаль!.. – Наиля вынула платок и поднесла к глазам. – Я бы жизнь свою не пожалела!

– Даже не смотря, что она армянка?..

Сказал и пожалел. Она – этот отлично отточенный оперативный винтик, бездушная субстанция, как я ранее думал, видимо, действительно страдала за Джулию, имя которой раньше и произносить избегала. Интересно, о чем они шептались тогда, оставшись наедине?

– Ты ходишь по лезвию, Рафаэль. До сих пор тебе везло. Но это не может продолжаться вечно. Ты будешь участвовать в этих акциях?

– …

– Это безумие… А о сыне думал? О тех, кому ты дорог, думал?

– …

– Неспокойно на душе. Откажись. Полетим хотя бы на время.

– Если отступлюсь, это будет смахивать на предательство или трусость. Впрочем, это одно и тоже. Ты пойми, я стал частью этой Организации. Да меня даже твои братья не простят.

– С ними я сама…

– Послушай, дело даже не в этом. Что бы ни случилось, в Баку мне дорога заказана. Как ты себе представляешь мое возвращение? Я буду там расти сына-полукровку? Да каждый третий будет тыкать на него в школе, указывая на родство с армянами. Ты такое будущее желаешь моему ребенку?

Моя родина уже здесь. И оттого, как будет развиваться события, будет зависит и будущее моего сына. Я знаю, что Джулию теряю. Я уже смирился с этой мыслью, хотя она все равно меня убивает…

Но здесь останется ее могила. И это будет для меня утешением. Что, когда наступит время, меня положат рядом.

Если Кореец проиграет,