Подарки фей - Редьярд Киплинг

«А нельзя обойтись без лишних разговоров?» – говорит Бони. На меня он не смотрел, но я нутром чуял, что у него на уме. Я мешал ему, а распорядиться об убийстве для него было все равно что приказать подавать карету.

«Всем рот не заткнешь, – говорю я. – Там еще двадцать два человека команды».

Еще немного, и я закричал бы в голос, как заяц, пойманный в силки.

«Итак, судно американское, – спокойно продолжает Талейран. – Куда выгодней вам было бы вернуть его с изъявлениями дружбы. Можно поместить официальное сообщение в „Монитэре”». (Это французская газета, все равно что «Аврора» в Филадельфии.)

«Хорошая мысль! – одобрил Бони. – В небольшом сообщении можно сказать очень много».

«Вот именно, – кивнул Талейран. – Так я подготовлю текст?» И он записал что-то в маленькую карманную книжечку.

«Да, и вечером представьте мне для окончательной отделки, – говорит Бони. – Пусть „Монитэр“ напечатает это завтра».

«Разумеется. Подпишите, пожалуйста…» – и Талейран протянул ему вырванный листок.

«Но тут ведь приказ о возвращении брига! – воскликнул Бони. – Неужели нельзя обойтись без этого? Почему я должен отказаться от хорошего судна? Разве мало я уже потерял кораблей?»

Талейран ничего не ответил. И Бони придвинулся к столу и сердито ткнул перо в чернильницу. Но вдруг он опять отпихнул Талейранов листок.

«Одной моей подписи недостаточно, – говорит он. – Должны еще подписаться два других консула: Сьейес и Роже Дюко. Нельзя нарушать закон».

«К тому времени, как мой друг доставит приказ по назначению, – говорит Талейран, а сам смотрит в окно, на толпу, – одной вашей подписи будет вполне довольно».

Бони усмехнулся.

«Это вымогательство!» – сказал он, но бумагу все-таки подписал и толкнул через стол к Талейрану.

«Поезжайте в Гавр и отдайте это председателю призового суда, – говорит мне Талейран. – Вы получите назад свой корабль, а что касается груза – я сам за него заплачу. Сколько вы рассчитывали за него выручить?»

Тут, раз уж пошел мужской разговор, я должен был честно признаться, что не собирался со своим грузом беспокоить английскую таможню – и следовательно, не могу… м-м… ограничить прибыль определенной цифрой.

– Я так и понял, – хмыкнул Пак. -

Чтоб у нас-то, в семействе Ли,Да таможню не провели!

Дети засмеялись.

– Смешно, правда? – отозвался Фараон. – Но тогда мне было не до смеха. Вот, значит, Талейран подумал с минуту и говорит:

«Я плохой счетовод и к тому же занят сейчас другими расчетами. Что вы скажете, если мы просто удвоим стоимость груза?»

Что я скажу? Да у меня просто язык отнялся! Я сидел и кивал, как китайский болванчик, пока он писал распоряжение своему секретарю, чтобы мне выплатили… ох, столько денег, что вы все равно не поверите.

«О, господин аббат! – вымолвил я наконец. – Благослови вас Господь за вашу доброту!»

«Да, – говорит он, – я действительно служитель Божий, хотя и поневоле… Но теперь меня называют „господин епископ“. Вот, примите это от меня – вместо благословения».

И дает мне записку.

«Этот человек меня все время грабит! – говорит Бони, заглядывая мне через плечо. – Нам нужен национальный банк… Нет, вы в самом деле с ума сошли?» – заорал он на Талейрана.

«Совершенно верно, – говорит Талейран и встает со стула. – Но успокойтесь, это не заразно, по крайней мере для вас. Эта болезнь называется благодарностью. Сей юный джентльмен подобрал меня на улице и накормил, когда я был голоден».

«Ну конечно! А теперь он явился сюда разыгрывать сцены. И вы с ним возитесь, а тем временем Франция ждет».

«О да! Несчастная Франция! – говорит Талейран. – Ну, прощайте, Кандид. Да, кстати: вы уже получили от Красного Плаща разрешение передать мне тот разговор президента с министрами?»

Я только головой помотал, не в силах вымолвить ни слова. Но тут Бони совсем потерял терпение и чуть не в шею вытолкал меня из комнаты. Этим дело и кончилось.

Фараон поднялся и засунул скрипку, головкой кверху, в глубокий карман сюртука.

– Но мы ведь еще столько всего хотели узнать! – заволновался Дан. – И как вы добрались домой, и что сказал тот старик на барже, и как, наверно, удивился ваш кузен, когда ему пришлось отдать обратно «Берту Оретт», и…

– Да, и еще про Тоби! – вспомнила Уна.

– И про индейских вождей, – подхватил Дан.

– Ну пожалуйста, расскажите еще! – взмолились они в один голос.

Пак пнул ногой лежавшую поверх костра дубовую ветку, и она задымила так, что дети расчихались. Когда они протерли глаза, в овраге никого не было, только старый Хобден торопливо спускался по склону.

– Двух у меня утащили, цыгане проклятые, – закричал он еще издали, – черную курочку и пестрого петушка.

– Я так и подумал, – сказал Дан, подбирая длинное хвостовое перо, которого не заметила старая цыганка.

– В какую сторону они поехали? Куда эти чертовы бродяги поехали? – не унимался Хобден.

– Хобби! – повернулась к нему Уна. – А тебе бы понравилось, если б мы докладывали лесничему Ридли, куда ты ходишь?

За наш табачишкоМы просим с вас лишку,Но вы не жалейте последних гиней,А трубки набейтеИ ох, пожалейтеНас, честных торговцев, несчастных людей!

Едва мы из ШтатовОтчалим, упрятавВ надежные трюмы виргинский табак,Уже в океанеНас ждут англичане:Вербовщики лезут на ют и на бак.

Всех лучших матросовОтдай без вопросовВоенному флоту – и прочь, пока цел!А коль не захочешьИ мимо проскочишь —Пристроятся в хвост и возьмут на прицел.

Шторма налетают,Людей не хватает,И дырки от ядер в корме и в бортах,Все ближе Азоры,Мосье и синьорыТам рыщут – нам, честным торговцам, на страх.

Вояки-французыСледят, чтобы грузыДоплыть не могли до английских вояк:Приказ Бонапарта!А что за товар-тоНужней на войне, чем хороший табак?

Бежим без оглядки,А сзади на пяткиФранцуз наступает, прилипчивей пса…Тут не до игрушек! —Стреляем из пушек,Но лишь по снастям, чтобы сбить паруса.

Нас сносит к востоку,А неподалекуОт сороковых знаменитых широтВ прибрежном туманеОпять англичане —Родной королевский курсирует флот!

Но с курса им сразуСойти без приказуНельзя, слава богу, и, к северу взяв,Мы тихо, без боя,В хвосте у конвояК утесам Ла-Манша несемся стремглав.

Меж Дувром и РаемМысок выбираемИ ночью товар выгружаем тайком:Сигнал чуть заметныйИ посвист ответныйНам, честным торговцам, отлично знаком.

Но есть еще люди,Которые любятНочами соваться в чужие дела.Бывает, их дажеПристукнут на пляже —И нам же за это позор и хула!

И слева, и справаГрозит нам расправа,Мы жизнью рискуем, – какой же злодейДал судьям команду,Чтоб за контрабандуПо тюрьмам гноили нас, честных людей?

Обращение Святого Уилфрида

Эдди, священник в Селси,Дверь отворил и ждет:Служба назначена в полночь,Что же никто не идет?

Звал прихожан на службуКолокол сквозь пургу,Но не спешили саксонцыВ церковь на берегу

«Скверная нынче погодка,Крепок домашний мед…Ладно, – промолвил Эдди, —Кто-нибудь да придет».

И к алтарю подошел он,Свечи над ним зажег —И мокрый, дрожащий осликЯвился на огонек.

В окна хлестала буря,Брызги покрыли пол.Следом протиснулся в двериСтарый усталый вол.

«Мне ли, грешному, ведать,Кто из нас мал, кто велик?Это, – промолвил Эдди, —Только Всевышний постиг.

Коли сошлись мы вместеВ этот полночный час,Братья, благие вестиЕсть у меня для вас!»

И вол услыхал о хлевеВ чужой Вифлеемской земле,А ослик – о том, кто въехалВ Иерусалим на осле.

И оба внимали Слову,Будто забыв обо всем,И только пар от дыханьяКлубился над алтарем.

Когда же утихла буряИ миновала ночь,Встряхнулись мохнатые гостиИ ускакали прочь.

Люди смеялись над Эдди.«Что ж, – отвечал им тот, —Я отворяю церковьВсякому, кто придет».

В деревенской лавочке они купили мятных леденцов и теперь возвращались домой мимо церкви Святого Варнавы. Тут им повстречался Джимми Кидбрук, сынишка здешнего плотника. Изо рта у малыша торчала длинная стружка, по щекам катились слезы. Он пытался открыть кладбищенскую калитку, сердито колотя по ней ногами.