Герой туманной долины - Пола Гарнет
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он не мог честно ответить себе на вопрос, был ли готов рассказать ей правду, но точно знал: если признание в даре-проклятье заберет у него Деллу Хармон, пережить он не сможет.
Шеннон поднялся на узкое крыльцо у запасного выхода, встал под козырек, сложил зонт и тряхнул им в стороне, опуская на сухие плитки крупные брызги.
Девушка вышла через минуту и широко улыбнулась, собираясь протянуть к другу руки, но вовремя себя одернула и только поправила красующийся на завитых волосах синий берет.
— Как прошло? — вместо приветствия спросил Шеннон.
— Могло быть лучше, — поморщилась Делла. — Одна из актрис забыла несколько строчек, пришлось импровизировать. Челси сказала, что выкрутились достойно, но я собой все равно осталась недовольна. Разберемся, — отмахнулась она, выставляя руку под дождь, но продолжая прятаться под спасительным козырьком крыши, с черепицы которого тонкими ручейками бежали струи воды. — Будет шторм.
Шеннон смотрел на нее исподлобья, стоял близко и кончиками пальцев пытался прикоснуться к невесомой и неосязаемой ярко-желтой ауре. Та проходила сквозь его пальцы, текстуры не имела и даже не щекотала — словно простое наваждение, затянувшаяся галлюцинация в череде других.
Он раскрыл широкий зонт, Делла скользнула под него и почти прижалась к Шеннону боком, прячась от выбивающих дробь капель дождя. Юноша зажмурился, готовый к столкновению с ее мечтой, но широкий рукав ее куртки только полоснул его пальто, предотвратив прикосновение.
Он часто заморгал, пытаясь прогнать заплясавшие перед глазами золотые звездочки. Голова закружилась от напряжения, каменные плечи расслабились и спазм, в который Шеннон вогнал свое тело, растворился, оставив после себя неприятную ломоту в пальцах.
Ему становилось хуже. Хуже, потому что с появлением в жизни Деллы он боялся своего проклятья сильнее и глубже прятал голову в песок, страшась до конца ей открыться.
— Расскажешь о работе, которая была в той папке на твоем столе? — попросила девушка, когда они преодолели последнюю ступеньку и медленно побрели под зонтом к парку.
— Ты о рукописи? — Шеннон постарался вернуться в реальность.
Делла кивнула.
— О чем ты писал?
— О людях… — размыто начал он, произнося первое, что пришло на ум. — То есть не об этих красивых манекенах, а о живых — небритых, помятых, уставших от рутины и забегавшихся. Мне хотелось привнести в книги больше… — Он задумался.
— Жизни? — предположила Делла.
— Да, жизни. Реальности без ее романтизации. Знаешь, чтобы было честно по отношению к тем, кто будет читать.
— Но?..
— Но я застопорился на мысли, что читать не станут, — повел плечом Шеннон. Они вернулись к теме, от которой он пытался сбежать. Они всегда так или иначе ее касались.
Сказанные ранее слова Деллы звуковой волной ударили в ухо, воспоминание в голове закружилось в вальсе с догадкой.
«Я знаю, почему ты не можешь разобраться, мистер Паркс. Ты никому не рассказываешь о своих страхах и проблемах… Стоит только проговорить их вслух, и они перестанут быть кашей, сами разложатся по полочкам…»
Она спасала его. Задавала вопросы, внимательно слушала и задумчиво хмыкала — неслышно и почти незаметно помогала разобрать то, что огромной кучей было свалено где-то в углу сознания.
— Мне правда интересно, — прошелестела девушка над самым ухом Шеннона. — Не молчи, мистер Паркс.
Тот встрепенулся, осознав, что прервался на середине фразы, не договорив. Губы растянулись в улыбке от мысли, что Делла не знает, как он раскусил ее маленький коварный план.
— Почему вдруг решил, что читать не станут?
— Потому что люди не хотят читать о себе — им себя и так хватает с остатком.
— Разве тебе не кажется, они тогда бегут от реальности?
— Мы все бежим от реальности, Делла, — тихо отозвался он, вспоминая, что теми же словами говорил однажды написанный им Роб.
— Потому что всегда будем думать: где-то вне нашей жизни лучше, — продолжила мысль та. Она понимала. Юная хрупкая девушка, жившая театром, все прекрасно понимала. — Поколения и времена сменяют друг друга, а мы продолжаем думать о той жизни, которой живут другие, собственной не замечая. Я не готова играть по таким правилам, — она покачала головой и усмехнулась, — лучше буду врезаться в стеклянные двери и не выключать свет по ночам — мне в этом хорошо.
— Значит, ты счастливый человек.
— Или просто ценю то, что имею, мистер Паркс. Ты ведь тоже ценишь?
Он посмотрел на нее, опустив глаза и столкнувшись с ее собственными — веселыми и чистыми, почти зеркальными. Посмотрел и понял, что ценит и недостатки искать не хочет, что в минуты рядом с ней вообще не желает думать о жизни лучшей, чем та, которая есть у него сейчас.
«Ты и меня самого делаешь лучше, знаешь?» — спросил он мысленно, продолжая смотреть на Деллу.
— У меня что-то на лице? — засмеялась вдруг она, заставив Шеннона вздрогнуть и смущенно отвести взгляд.
— Оно просто красивое, — пробормотал он еле слышно, почти одними губами, надеясь, что она не разберет слов. И она не разобрала. Или только сделала вид.
Делла внезапно остановилась и, хитро прищурившись, взглянула на друга. Тот вопросительно вскинул брови, улыбнулся, глядя на сморщенный нос и растянутые в довольной усмешке губы.
— Мне захотелось погулять под дождем, — призналась она. — Вдруг тебе тоже захочется.
— Готова? — без лишних прелюдий спросил он, смеясь и указывая на зонт над их головами, который собирался закрыть.
— На нас будут смотреть, как на идиотов, ливень же жуткий!
Казалось, Делла решила отказаться от идеи, которую Шеннон, по ее задумке, поддержать не должен был.
— Ты думала, я не соглашусь только поэтому? Брось, мы же это уже проходили! — засмеялся он и резко закрыл зонт, в ту же минуту прикрыв лицо руками.
Делла завизжала и подскочила на месте, громко хохоча. Его тихий, приглушенный смех вторил ее смеху, звонкому, озорному, безудержному и самому прекрасному из всех, что Шеннону доводилось слышать.
Она поманила его за собой, к аллее, которая вела в парк, и он бросился догонять ее, огибая разлившиеся лужи.
Прохожие и вправду смотрели на них ошарашенно, но глаз отвести не могли — слишком счастливо выглядели эти двое, что подставили головы резвым каплям дождя и в мгновение промокли до нитки. Шеннона это радовало — сырые волосы можно было убрать назад, и они больше не лезли в глаза.
— Так о чем ты начал рассказывать в той рукописи? — вновь спросила Делла. Ей пришлось повысить голос, чтобы перекричать
