Утопи свои обиды - Лев Альтмарк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это Лев? — раздался незнакомый женский голос.
— Ну, я, — настороженно промычал я. — А вы кто?
— Не важно. Я могу быть уверена, что это точно вы?
— Уважаемая, — возмутился я, — может, вам ещё удостоверение личности по телефону показать?!
— С вами хочет поговорить один человек…
— Мало ли кто чего хочет! Раз вы уже позвонили, то передайте ему трубку. Что за человек?
— А где вы сейчас находитесь? — не обращая внимания, на моё раздражение, продолжала допытываться незнакомка. — Дома или ещё где-нибудь?
— Вам-то какое дело? Я обязан перед вами отчитываться?!
— Это важно…
— Знаете что, милейшая, мне не нравится ваш тон! Сейчас я брошу трубку, и катитесь вы со своим человеком куда-нибудь подальше!
Некоторое время в трубке была тишина, и я даже подумал, что в придачу ко всем моим проблемам появился ещё один неизвестный, который, как и все, станет вытягивать из меня сведения о Давиде Бланке. Может, плюнуть на всё, смыть мобилу в унитазе, подхватить свой ноутбук, прыгнуть в машину и укатить подальше ото всех этих озабоченных людишек? Туда, где меня никто не отыщет. Да только вряд ли такое удастся — эта публика тебя найдёт повсюду, где бы ты ни притаился…
— Вы меня слышите? — раздался голос в трубке. — Чего замолчали?
— Я не молчу, а раздумываю, куда вас послать с вашими предосторожностями, чтобы вы оттуда не вернулись!
— Вот и прекрасно! — расхохоталась незнакомка противным визгливым смехом. — Теперь чувствую, что это вы. Передаю трубку…
Насчёт смывания телефона в унитазе я, конечно, погорячился, но мне очень не хотелось заводить новых знакомых именно сейчас, пока не разобрался со старыми.
— Аллё-у! — раздался до боли знакомый голос. — Это я…
— Софа, ты?! — чуть не ахнул я, уже поверив в душе, что с ней случилось что-то нехорошее. — Жива-здорова?
— Естественно! А что со мной могло случиться?
— Значит, тебя отпустили… — недоверчиво протянул я и прибавил: — И они ничего с тобой не сделали?
— Не поняла… О чём ты?
Мне стало не по себе, ведь кто-то из нас двоих наверняка сошёл с ума, и вряд ли это была Софа. Или всё происходящее мне мерещится? Я глянул на блестящую крышечку своего сотовика, и оттуда на меня поглядела довольно потрёпанная физиономия с всклоченной сивой бородёнкой и горящим безумным взором… Но если я сумел это разглядеть, значит, в психушку мне ещё рано. Опасаться за собственный разум, конечно, следовало, но не сейчас, а, как минимум, пару десятков лет назад…
— Где ты сейчас? — как можно спокойней спросил я. — Нам необходимо встретиться. Я к тебе подъеду.
— Я не дома.
— Так ты всё ещё у них? Можешь не отвечать, чтобы они не поняли, только намекни…
— Ничего не понимаю! Ты здоров? — Голос Софы уже звучал не так уверенно, как вначале. — На что я должна намекать?
Всё-таки я был не тугодумом-жирафом, и до меня дошло раньше, чем на седьмые сутки.
— Ладно, проехали. Говори, куда подъехать, — пробормотал я виновато. — Это я спросонья заговариваюсь…
— Значит, так. — Чувствовалось, Софа снова полна энергии, а, значит, бурное фонтанирование идей не за горами. — Лучше нам сейчас по телефону не разговаривать, нас могут прослушивать. Давай встретимся… Только где бы это сделать лучше, чтобы те, кто за нами следит, не смогли нас взять?
— Ты уверена, что за нами следят? Кому мы сейчас нужны?
— Ну, не знаю… Лучше подстраховаться. О, придумала! У входа в центральное здание полиции. Там всегда полно людей, и там они не рискнут. Даже если сейчас подслушивают наш разговор.
Девушку явно заносило. Если мы кому-то нужны, то захватить нас можно совершенно спокойно и до встречи у полицейского участка. Однако Софа уже выключила телефон. Видно, опять в целях конспирации.
В принципе, идея встретиться у здания полиции не такая плохая. Софу, как выяснялось, никто не похищал, а «Усама» со своими мордоворотами просто блефовали, чтобы сделать меня сговорчивей. Если они на самом деле следили за нашими передвижениями, то им достаточно для удовлетворения своих кровожадных амбиций и меня одного. Едва ли от Софы можно получить больше информации… К тому же не помешает заскочить и в полицию, поинтересоваться, куда делся Гольдман и почему не отвечает на телефонные звонки. Если он обитает не в центральной конторе, а где-нибудь ещё, мне обязательно выдадут какую-то информацию.
Глянув в зеркало, я прикинул, что в измятой майке и джинсах выгляжу куда презентабельней, чем без них, и уж наверняка более уверенно. После этого я со вздохом прислонил выбитую дверь к зияющему проёму, попросил соседей-старичков приглядеть за ней и отправился к машине.
Как в заправских детективах, я полез в машину не сразу, а заглянул под неё — вдруг злоумышленники сунули туда бомбу. Но выяснить ничего не удалось: днище моей старенькой антилопы было таким грязным, что если бы там что-то и было, я ничего не разглядел бы. Успокаивала мысль, что к такой грязи ничего не прилепить — ни на магните, ни каким-то иным способом. Попытался я заглянуть и за бамперы, которые оказались чуть чище днища, но потом плюнул и подумал, что лучше, ей-богу, взорваться и погибнуть во цвете лет, чем до страшного суда оттирать руки от тамошнего многовекового дерьма.
Машина не взорвалась даже после того, как я сел за руль и повернул ключ зажигания. А ведь такое сплошь и рядом происходит в детективных фильмах. Честное слово, даже обидно стало, что у меня не как у людей. Где-то жизнь бурлит, страсти кипят, всё взрывается, пули свистят, какие-то события происходят. А тут дали разок по голове, повозили по городу без штанов — и всё, баиньки…
Ох, и шуточки у меня сегодня! Когда по голове получал, мечтал совсем о другом: чтобы от меня отстали, и даже прикидывал, что подобные вещи по телевизору смотрятся куда безопасней, чем когда подставляешься сам. Впрочем, пиджачок Джеймса Бонда, как я успел выяснить, мне не по размеру, и задерживаться в примерочной этих костюмчиков не стоит — всё равно не подберу под себя героический образ.
Собственно говоря, беспокоиться о своей драгоценной жизни мне пока нечего, потому что всеобщий нездоровый интерес к моей персоне вызван знакомством с Давидом Бланком, и даже не самим знакомством, а тем, что он положительно на меня отреагировал. С остальной публикой Давид общается как воинственный предводитель людоедов с бледнолицыми оккупантами. Этим и вызвано трепетное отношение всей этой отвергнутой братии к моей личности, ставшей в одночасье драгоценной. Резать курицу, несущую золотые яйца, ясное дело, глупо. А вот снесу яичко — тогда в суп…
Приободрённый радужной перспективой куриной неприкосновенности, я лихо докатил до полицейского управления, нагло припарковал машину на служебной стоянке, деловито сообщив охраннику, что у меня важная встреча с начальником окружной полиции, и если охранник не верит, пускай позвонит ему лично и спросит. После этого в лучших традициях жанра присел на лавочку у входа и намётанным взглядом сквозь дырку в газете, подобранной тут же, оглядел окрестности.
Обзор окрестностей ничего не дал. Поэтому я принялся разглядывать полицейских, снующих мимо меня. Всё-таки, наверное, во мне была какая-то детективная жилка, потому что мой мозг, не до конца отбитый «усамовскими» мордоворотами, тотчас принялся анализировать, кто есть кто, и выдавать ехидные характеристики всем проходящим мимо моей лавки.
В отличие от армейской публики — всё-таки священная корова! — над полицией в нашем отечестве подтрунивать допускается, благо, поводов копы дают достаточно. По внешнему виду сразу можно определить, сколько лет человек служит в полиции. Если срок невелик, то полицейский сух, подтянут, бляхи на его форме блестят, и даже на бегу он тщательно разглаживает аксельбанты, которые исправно носит и лелеет, как главный атрибут принадлежности к привилегированному классу. Со временем фигура полицейского округляется, животик наливается арбузной округлостью, а в форме появляется лёгкая небрежность, намекающая на некую усталость от нелёгких будней стража правопорядка. Аксельбанты, если и присутствуют, то в страшно потрёпанном виде, чтобы всем опять же было ясно, насколько человек занят на службе, и недосуг ему заниматься никому не нужной атрибутикой. И лишь достигнув чинов, а соответственно и устойчивого положения на службе, полицейская физиономия приобретает покровительственно-надменную ласковость, пузо надувается до арбузной спелости, а казённую сине-голубую форму сменяют штатские майка и шорты. Кому нужно знать, тот знает, а кто не знает, тот… всё равно узнает, но уже иным, более экстремальным способом.
Я так пристально фильтровал проходящую мимо публику, прикрываясь для вящей секретности газетой с дыркой посередине, что не заметил, как кто-то сзади похлопал меня по плечу. Это была Софа. Как она подобралась незамеченной, когда я так пристально оглядывал всех и вся, ума не приложу.