Ученик - Алексей Сережкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шепот был негромким, но оказал на него воздействие, сравнимое с ушатом ледяной воды за шиворот. Он ощутил, как мурашки пробежали по его позвоночнику, и внутри все моментально похолодело. Этого не должно, не могло произойти.
Не сегодня, не сейчас.
Но это произошло.
Он обернулся и посмотрел назад. Олег, наклонившийся над партой, почти улегшись на нее грудью, смотрел на него взглядом, не сулившим ничего хорошего. Одними губами, неслышно для всех окружающих, Олег проговорил фразу, не оставляющую никаких сомнений в том, что ему нужно. Сидящий рядом Игорь усмехался, грызя ручку, и также выжидающе смотрел в его сторону.
Он знал, что от него требуется. Им было нужно, чтобы он записал решение на бумаге разборчивым почерком и, аккуратно свернув, передал назад по ряду. Когда-то он так и делал, а когда перестал, итог всегда был одним и тем же. Все, что его ожидало, было кристально ясным и читалось в шевелении губ Олега.
Иногда он давал слабину. Мысль о том, как его поведут за угол школы, чтобы в очередной раз показательно избить, становилась порой настолько невыносимой, что он убеждал себя в том, что ничего страшного не произойдет. Всего один раз и больше никогда. Никогда больше, но пусть будет хотя бы один день передышки. Хотя бы один раз. Порой стыд, который мучил его потом, был сильней, чем избиения, которых он смог избежать, но поделать с этим уже было ничего нельзя.
Хрупкая иллюзия защищенности, в которой он пребывал весь сентябрь, вдруг развеялась. Она испарилась в тот момент, когда он услышал звук этого шепота, адресованного ему еще до того момента, как он обернулся.
Он стиснул зубы и посмотрел Олегу в глаза. Пауза длилась целую вечность, пока он собирался с духом для того, чтобы сделать то, что он обязан был сделать. Он твердо знал, что он сделает это, что бы ни случилось. Он убеждал себя в том, что это произошло слишком внезапно и застало его врасплох, и именно этим обусловлены мурашки на спине и то, что ноги на какое-то мгновение предательски стали ватными, что отчетливо ощущалось, несмотря на то, что он сидел. Но что это меняло?
Пауза не могла быть бесконечной. Не отводя глаз от Олега, который начал что-то говорить, вернее произносить движениями губ, он отчетливо и ясно артикулируя губами беззвучно и невидимо для учительницы произнес «пошел ты», видя как выражение ленивой уверенности в себе сползает с Олегова лица, меняясь на выражение такой лютой злобы, которого он никогда не видел до сих пор.
Мурашки пробежали по спине еще раз и исчезли. Он улыбнулся, ощущая, что лицевые мускулы заледенели и отказываются сложиться в улыбку. Это была не улыбка, гримаса, но он изо всех сил постарался выразить то, что отказывалось делать его непослушное и чужое лицо. Трудно сказать, что у него получилось. И он вторично, согнав с лица гримасу и стараясь выглядеть абсолютно спокойно, произнес губами, четко выговаривая слова — «иди ты».
Его взгляд скользнул в сторону, и он увидел Таню. Она писала в тетради, на носу у нее были смешные очки, и на мгновение он понял, что не может отвести от нее взгляд. Он смотрел на нее, забыв о том, что он делал секунду до этого и думал о том, что случится, если она поднимет на него глаза, почувствовав на себе его взгляд. Это длилось недолго.
Отведя глаза, чтобы она не заметила того, как он на нее смотрит, он опять вернулся в реальный мир. Парта Олега и Игоря показалась ему сосредоточием всей той ненависти, о масштабах которой он и не подозревал. Их вид говорил о том, что только присутствие учительницы в классе удерживает их от того, чтобы вскочить и броситься на него.
Все его страхи и неуверенность вдруг нахлынули на него такой волной, что он чуть было не отвел взгляд. Он не знал, что будет дальше, как и не знал, найдет ли в себе силы достойно встретить то неизбежное, о чем ему красноречиво говорили жесты и сжатые кулаки с парты позади.
Он отвернулся. Что бы там малодушно не нашептывало ему чувство самосохранения, он знал, что не мог бы поступить иначе, несмотря на то, что сам вид Олега и Игоря ассоциировался у него с таким количеством унизительных воспоминаний, услужливо вытаскиваемых наружу собственной памятью, что его стала бить дрожь.
Он сжал кулаки под партой насколько хватило сил и прикрыл глаза. «Вдох — задержать дыхание-выдох». Время остановилось и шелест бумаги и скрип ручек ушли куда-то далеко-далеко. Он расслабился, и дрожь отступила. Он находился в расслабленном состоянии, как ему показалось, не более нескольких секунд и до конца урока еще оставалась куча времени, когда его вернул к действительности неожиданно прозвучавший звонок на перемену.
Завороженно он следил за тем, как учительница собрала контрольные работы — вырванные из середины тетрадок в клеточку двойные листы — и сложила их в свой портфель.
Только в этот момент времени он понял, что отпроситься к врачу он не успел.
В тот самый момент, когда учительница вышла из класса, он резко выдохнул и встал, одновременно поворачиваясь лицом к классу. Он стоял и молча смотрел, как дрожащий от бешенства Олег выбирается из-за парты и неторопливо направляется к нему. Раньше его никогда не били в классе. Это всегда откладывалось на потом, на «после уроков», видимо для того, чтобы у него было дополнительное время помучиться и подумать о том, что его ждет.
Он стоял и смотрел, сохраняя молчание. Смотреть в белые от бешенства глаза Олега было выше его сил и он смотрел в центр лба. Почему-то это казалось проще. В голове не было ни одной мысли кроме той, что главное — это удержать сейчас предательскую дрожь. Он просто стиснул зубы и ждал.
Олег приблизился вплотную.
— Ты зря это сказал, — почему-то тихо и вкрадчиво, видимо взяв себя в руки, произнес Олег. — После уроков разберемся. И не вздумай свалить, понял, ты?
Игорь стоял рядом и улыбался щербатым ртом. Передние зубы были сколоты под углом, образуя практически равнобедренный треугольник.
Почему-то при взгляде на Игоря он опять вспомнил про свою кроличью шапку и то, как посмотрела на него мама, обнаружив, что в абсолютно новом меху появились неровные проплешины и молча, ничего не сказав, вздохнула.
Почему-то он успокоился, после фразы, которая обещала ему отсрочку от неизбежного и относительную безопасность еще на целый урок, на него опустилось какое-то непонятное спокойствие. Он не знал, как выглядит со стороны, но старался стоять прямо.
— Что мне делать, я как-нибудь решу сам, — слова, которые он произнес, были сюрпризом для него самого и доносились как будто издалека. Он невольно удивился этому факту. — Понял, ты? — Этим добавлением он просто имитировал только что услышанное в свой адрес.