Два романа об отравителях - Агата Кристи

— Чайную ложку? Чайную ложку! Боже мой!

Инспектор ошалело уставился на Акибомбо. Сержант Кобб изумленно подался вперед. Миссис Хаббард невнятно пробормотала:

— Распутин!

— Вы проглотили чайную ложку морфия?

— Да, потому, что я думал: там сода.

— Ах, конечно… Но почему с вами ничего не случилось?

— Я потом был болен, серьезно болен. У меня не просто была изжога. Мой живот очень, очень болел.

— Не понимаю, как вы вообще остались живы!

— Распутин, да и только, — сказала миссис Хаббард. — Того тоже травили ядом и никак не могли отравить!

Мистер Акибомбо продолжал:

— Потом, когда следующий день мне становилось лучше, я брал пузырек, в котором сохранялась маленькая слой порошка, и ходил к аптекарю. Я хотел знать, что такое я принял, от чего мне становилось так плохо?

— И что он сказал?

— Он сказал, чтобы я приходил позже, а когда я приходил, он говорил: «Ничего удивительного! Это не сода. Это бора… бореный кислота. Вы можете класть его в глаза, но если пить чайный ложка этот бореный кислота, вы заболеваете».

— Борная кислота? — остолбенел инспектор. — Но как она попала в этот пузырек? Черт побери, куда делся морфий? — застонал он.

— У меня голова кругом идет.

— Простите, я продолжаю, — сказал Акибомбо. — Я стал думать…

— Ага, — сказал Шарп. — И что же вы надумали?

— Я думал о мисс Селия и о том, как она умерла; о том, как кто — то после ее смерти входил в ее комната и оставлял пустой пузырек с морфий и маленькая записка, говорившая, что она убила себя.

Акибомбо на мгновение умолк, инспектор ободряюще кивнул.

— И я… я говорил: кто мог это сделать? И я думал, что если это девушка, то это легко, а если парень, то нет, потому что он должен спускаться по наша лестница и подниматься другая, и кто — то может просыпаться и видеть или слышать его. И я думал опять и говорил: предположим, это кто — то в наша половина, но в комнате рядом с мисс Селия… ведь только ее комната соседняя с наша половина, да? У него балкон, и у нее балкон, и она спит с открытый окно, потому что это гигиенично. И следовательно, если он большой, сильный и атлетичный, он может прыгнуть в ее балкон.

— Кто из мальчиков жил рядом с Селией? Кто же, дай бог памяти? — сказала миссис Хаббард. — Ах да, Нигель и…

— И Лен Бейтсон, — закончил инспектор, притрагиваясь к бумажному пакетику. — Лен Бейтсон.

— Он очень хороший, очень, — грустно сказал мистер Акибомбо. — И он мне очень нравится, но мы не можем проникать в глубины человеческой психологии. Разве нет? Так утверждает современная теория. Мистер Чандра Лал очень сердился, когда его бореный кислота для глаз исчезался, а когда я спросил, он сказал, что ему говорили, что бореный кислота брал Лен Бейтсон…

— Значит, морфий, который лежал в ящике Нигеля, заменили борной кислотой, а потом Патрисия Лейн заменила содой то, что она считала морфием, но на самом деле в пузырьке была борная кислота… Так — так… Понимаю…

— Но я вам помог, правда? — вежливо спросил мистер Акибомбо.

— Да, конечно, мы вам крайне признательны. Но, пожалуйста, мистер… м — м… не распространяйтесь больше на эту тему.

— Не беспокойтесь, сэр. Я буду очень осторожным.

Мистер Акибомбо церемонно поклонился и вышел из комнаты.

— Лен Бейтсон! — расстроенно сказала миссис Хаббард. — Ах нет! Нет!

Шарп взглянул на нее:

— Вам грустно думать, что Лен — убийца?

— Да, мне нравится этот паренек. Характер у него, конечно, не сахар, но мне казалось, что он очень хороший мальчик.

— Многие преступники с виду хорошие, — возразил Шарп.

Он осторожно развернул пакетик. Миссис Хаббард наклонилась вперед… На белой бумаге лежали два коротких курчавых рыжих волоска.

— Боже мой! — сказала миссис Хаббард.

— Да, — задумчиво откликнулся Шарп. — Я давно убедился, что убийца, как правило, допускает хотя бы одну ошибку.

Глава 18

— Но это же чудесно, друг мой! — восхищенно воскликнул Эркюль Пуаро. — Все так прозрачно… Просто совершенно прозрачно!

— Можно подумать, что вы говорите о супе, — ворчливо произнес инспектор. — Не знаю, может, это для вас действительно прозрачный бульон, но, на мой взгляд, супчик еще мутноват.

— Какое там мутноват! Все уже предельно ясно!

— Даже это?

Так же невозмутимо, как в комнате миссис Хаббард, инспектор продемонстрировал два рыжих волоска.

— А, это! — сказал Пуаро и почти слово в слово повторил выражение Шарпа: — Как у вас принято говорить: убийца допускает роковую ошибку.

Их взгляды встретились.

— Люди всегда переоценивают свои умственные способности, — сказал Эркюль Пуаро.

Инспектора Шарпа так и подмывало спросить: «Даже вы?» Но он сдержался.

— Ну а в остальном, друг мой, все идет по плану?

— Да, бомба взорвется завтра, — произнес Шарп.

— Вы сами поедете?

— Нет. Я должен появиться на Хикори — роуд. А там за старшего будет Кобб.

— Пожелаем ему удачи!

Эркюль Пуаро поднял рюмку с мятным ликером. Инспектор Шарп налил себе виски.

— Будем надеяться, что все пройдет гладко, — сказал он.

— Умеют же жить люди! — сказал сержант Кобб.

Он с завистью и восхищением смотрел на витрину «Сабрины Фер». Там были расставлены самые разнообразные косметические товары в изящных упаковках, а посередине стояла застекленная фотография Сабрины, снятой в одних трусиках. Казалось, девушка купается в волнах зеленоватого стекла. Кроме маленьких дорогих трусиков, на ней было еще несколько диковинных украшений.

Констебль Маккре неодобрительно хмыкнул:

— Богохульство, вот что это такое! Мильтон бы в гробу перевернулся.

— Тоже мне нашел Священное Писание!

— Но ведь «Потерянный рай» как раз об Адаме и Еве, и райских кущах, и всяких дьяволах из преисподней. А это, по — твоему, не религия?

Сержант Кобб не стал спорить на такие скользкие темы. Он храбро двинулся в салон, а за ним по пятам следовал строгий констебль. Сержант и его подчиненный явно не вписывались в изысканный розовый интерьер.

К ним подплыло прелестное создание в оранжево — розовом туалете, оно будто парило в воздухе. Сержант Кобб сказал: «Доброе утро, мадам», — и достал свое удостоверение. Сказочное создание испуганно упорхнуло. Вместо него появилось другое, такое же, но чуть постарше. Оно, в свою очередь, уступило место роскошной, блистательной герцогине с голубыми волосами и гладкими щеками, неподвластными времени. Стальные серые глаза стойко выдержали пристальный взгляд сержанта Кобба.

— Я очень удивлена, — сурово сказала герцогиня. — Пожалуйста, следуйте за мной.

Она провела их через квадратный салон, посреди которого стоял круглый стол, заваленный журналами и газетами. Вдоль стен располагались занавешенные кабинки, в которых жрицы в розовых одеяниях колдовали над возлежащими в креслах дамами.

Герцогиня провела полицейских в маленький кабинет.

— Я — миссис Лукас, хозяйка салона, — сказала она. — Моей компаньонки, мисс Хобхауз, сегодня нет.

— Нет, мадам, — подтвердил сержант Кобб, ничуть не удивившись.

— Меня крайне удивляет ваше намерение произвести обыск, — сказала миссис Лукас. — Это личный кабинет мисс Хобхауз. Я очень надеюсь, что вы… м — м… не потревожите наших клиенток.

— Не беспокойтесь, мадам, — сказал Кобб. — Нас вряд ли заинтересует что — нибудь, кроме этого кабинета.

Он вежливо подождал, пока она неохотно удалилась. Потом оглядел кабинет Валери Хобхауз. Стены были оклеены бледно — серыми обоями, на полу лежали два персидских ковра. Он перевел взгляд с маленького настенного сейфа на большой письменный стол.

— В сейфе вряд ли, — сказал Кобб. — Слишком на виду.

Через пятнадцать минут содержимое сейфа и ящиков стола было извлечено на свет божий.

— Похоже, мы попали пальцем в небо, — проговорил Маккре, бывший по натуре пессимистом и брюзгой.

— Это лишь начало, — сказал Кобб.

Сложив содержимое ящиков в аккуратные кучки, он начал вынимать сами ящики и переворачивать их.

— Вот, полюбуйтесь, дружок! — довольно воскликнул он.

Ко дну нижнего ящика с обратной стороны было приклеено скотчем полдюжины синеньких книжечек с блестящими надписями.

— Паспорта, — сказал сержант Кобб, — выданные секретарем государственного департамента иностранных дел. Боже, спаси его доверчивую душу!

Маккре с интересом наклонился над плечом Кобба, который открыл паспорта и сличал фотографии.

— Никогда не подумаешь, что это одна и та же женщина, да? — сказал Маккре.

Паспорта были выданы на имя миссис да Сильвы, мисс Ирен Френч, миссис Ольги Кох, мисс Нины Де Мезюрье, миссис Глэдис Томас и мисс Мойры О’Нил. На фотографиях была изображена моложавая темноволосая женщина, которой можно было дать и двадцать пять, и все сорок.